Читать интересную книгу «…Или смерть?» Дворовый Катехизис Русского человека - Андрей Кочергин

– Когда люди ходят в храм столь же часто и с тем же желанием, как и в свой собственный дом, то находят то, что не могут найти ни в одном другом месте – теплоту и Любовь большой семьи единоверцев, где Отцом выступает сам Господь. И в этом доме беда одного из членов семьи становится и бедой для вас, и радость того, с кем вы каждое воскресенье стоите рядом на Литургии и кого с вами окормляет один и тот же батюшка, становится и вашей радостью. Я, честно говоря, удивлен, но сейчас меня окружают люди, которые неожиданным образом пришли ко мне через отца Макария. У нас на Афоне один и тот же батюшка, молодой достаточно парень, который оказался связующим звеном между нами, и мы, не имея опыта многолетней дружбы, понимаем, тем не менее, что очень дороги друг другу. Вот это и есть уже зрелый путь к дружбе, когда она рождается через сознательно проложенные духовные коммуникации, которые поразительны сами по себе.

Общий для нас батюшка взял да и познакомил нас по телефону, мы встретились, и вот я уже мчусь для своих новых друзей что-то делать, и вот я уже полагаю, что мне нужно тащить их к себе домой, чтобы они не тратились на гостиницу. А еще недавно это были совсем незнакомые мне люди. Но теперь они мои друзья, и лучшей гарантией того, что я не ошибаюсь в них, является то, что попросил о них человек, мною любимый. Вот так, через знакомство с одним человеком, мы можем приобрести целую семью друзей, которые становятся крайне важны для нас. И Вера – это то, что является лучшим критерием для оценки качеств другого человека, находящегося рядом с нами.

Непостижимым образом Схиархимандрит Иоаким (Парр) пригласил меня на его проект по воссозданию общинной жизни вокруг Православных Храмов, ну разве это не счастье?

Люди без Веры – люди таинственные, странные. Они способны на поступки, для тебя поразительные, которые ты не совершил бы никогда. Им же «можно всё», они искушены вседозволенностью. Мы же живем, опираясь на Закон Божий, понимая, что возлюбив Его, мы и сможем с радостью делать только то, что угодно Богу, а это и просто, и радостно.

Армия – кривое зеркало общества, которому служит

Интервью на тему «Насилие в армии»

–  Андрей Николаевич, в чем, на ваш взгляд, причины того массового насилия, которое имеет место в армейской среде в последние двадцать лет? Насколько вы как боевой офицер и как военный специалист, педагог, много лет сотрудничающий с различными силовыми структурами, воспринимаете насилие в армии, как острую и значимую проблему для самой армии и общества в целом?

– Как я говорил уже не раз, армия – это кривое зеркало общества, которому она служит (с). Корни проблемы армейского насилия в том, что в свое время в России для управления общественными институтами, насильственными изначально, по сути своей, такими, как армия, места отбывания наказаний и детские дома, господа коммунисты предложили весьма оригинальный метод. В частности, доподлинно известно, что появление воров в законе было совершенно гениальной идеей некоего одесского персонажа, иудея, бывшего уголовника, ставшего одним из приближенных Сталина. Именно этот человек, о котором в наше время был снят фильм, придумал ГУЛАГ, и именно его уму принадлежит идея создания воров в законе, как средства управления уголовным сообществом изнутри. Эта идея оказалась удачной, и воры в законе стали надежным провайдером идей и требований лагерной администрации в среде заключенных, будучи авторитарными управляющими с огромными неформальными полномочиями.

В армии подобная система образовалась, будучи наделенной своей особой спецификой и базируясь на своем особом историческом фундаменте. Выдам небольшую тайну: муштра в армии придумана далеко не вчера. Являясь легитимной формой издевательства над солдатами, муштра является способом тактического зомбирования личного состава, которым в полной мере пользовались еще прусаки. Эта традиция была благополучно перенесена на российскую почву Павлом I и с тех пор повсеместно живет в нашей армии.

Всё дело в том, что заставить человека умереть по приказу – это архисложная задача. Во все времена существования армии люди, возглавлявшие ее, искали ответы на вопрос, как и почему человека можно заставить подчиниться опасному для его жизни решению другого человека, и не факт, что правильному, так, чтобы он бежал его исполнять, свято веря, что поступает абсолютно правильно, а то и совершенно не задумываясь ни о чём. Разговоры о том, что человек в такие моменты судорожно повторяет по памяти, с одной стороны, текст военной присяги, а с другой стороны, статью уголовного кодекса о наказании за неподчинение боевому приказу, абсолютно абсурдны. Человек подчиняется ровно потому, что, как правило, к моменту получения первого приказа в боевой обстановке он уже привыкает это делать на уровне инстинкта. Вот потому и существует строевая подготовка, которая заставляет молодого солдатика привыкнуть подчиняться сержанту против собственной воли. Если рассматривать строевую подготовку как средство достижения каких угодно других целей, то иначе как свинством и издевательством ее назвать невозможно. Но она нужна не для того, чтобы солдаты красиво ходили строем и красиво пели, а именно для того, чтобы учиться подчиняться, причем именно в составе подразделения (что еще сложнее с точки зрения управления).

В этой же связи все неуставные отношения в солдатском коллективе, помимо своей бытовой направленности, подразумевают вольготное существование старослужащих и чудовищное существование вновь прибывших для того, чтобы подчинить подразделение изнутри командованию части. Для офицера нет ничего проще, чем передать приказ сержанту, как правило, старослужащему, который добьется от своих подчиненных его беспрекословного выполнения просто потому, что каждый вечер их избивают, избивают и избивают. И всё это происходит с молчаливого согласия, а порой и при активном управлении «офицера», который собственное профессиональное несоответствие прячет за самообманом «все так делают». Поверьте, есть части и офицеры, которые решают вопрос неуставных отношений за пару недель, просто на уровне приказа и контроля его исполнения, и я это видел. Значит, всё в наших руках!

Помимо того, что я офицер, я служил и срочную службу. Я считаю, что любой офицер обязан это сделать. Потому что маленькие сопливые детки, который после школы поступили в военное училище и потом, после выпуска из него, думают, что знают, что такое служба, это именно те люди, которые готовы совершить кучу опасных для своих подчиненных ошибок. Я воспринимаю армейскую службу прежде всего, с точки зрения солдата, понимая, что для него важно, что именно им движет, и зная, что его унижает и оскорбляет. Солдатский опыт я пронесу через всю свою жизнь, и я прежде всего – солдат, а только потом – офицер. Вот поэтому, когда все офицерики использовали совершенно уникальные по своему цинизму педагогические приемы, например комсомольские собрания по ночам, я от подобного воздерживался с искренней брезгливостью.

Эти «собрания» проводились, когда кто-то из солдат где-то нашкодил, и вместо того, чтобы спать свои положенные семь часов с двадцати трех до шести, с двадцати трех до пяти всё подразделение участвует в комсомольском собрании, где каждый солдатик должен встать и клеймить позором того военнослужащего, из-за которого это собрание было организовано. А тот должен был слушать всю ночь своих товарищей, представляя, что с ним сделают, как только офицер, председательствующий на собрании, уйдет. Он прекрасно понимает, что его будут пинать, пинать и пинать весь оставшийся час до подъема.

И вот таким образом формально легитимная военная педагогика помимо строевой подготовки добивается тактического зомбирования через подчинение военнослужащего старослужащему, рядовых солдат – сержантам, и всего коллектива – бессовестному офицеру, который всё это инспирировал.

Сознаюсь, став офицером, я сам был краток, лаконичен и понятен. Если я видел, что солдатик нажрался водки, то первое, что с ним происходило – он отчитывался в индивидуальном разряде. Например, однажды боец-с-похмелья на полигоне выкопал «взводную гауптвахту» глубиной 7 метров (большая саперная лопата БСЛ 110 имеет длину 110 см), где и отсидел сутки, я был поражен, что 7 метров это так глубоко, но приказы не отменяются, они исполняются! Поверьте, это работало без коллективных акций и гораздо адреснее, я не издевался над подразделением, принимая именно на себя всю ответственность за свои решения. Мне, очевидно, везет: в самом начале моей карьеры, в течение трех учебных периодов (1,5 года), возглавляемый мной взвод был первым в 3-й армии по качеству военной подготовки.

Это везение стало возможным потому, что я воспринимал всё происходящее с моим подразделением с точки зрения прежде всего солдата. Можно быть грубым, можно быть даже жестоким, но нельзя быть глумливой скотиной по отношению к людям, над которыми имеешь абсолютную власть и от которых зависишь. Это действительно так: офицеры категорически зависимы от солдат. Если солдат не справится с поставленной перед ним задачей, то офицер погибнет вместе с ним. Вот почему Суворов спал и ел в тех же условиях, что его солдаты и рядом с ними, вот почему он любил их, как своих детей. Иного пути нет. Но для должного воспитания детей нужно в том числе и пороть, потому что если их не пороть, они начинают блудить. Так и армия без практики наказания не возможна, всё упирается в рамки дозволенного, я свои рамки имею ровно по Вере моей. В этом ключе я со своим подразделением и занимался.