Читать интересную книгу Последняя тайна Лермонтова - Ольга Тарасевич

Время от времени я машинально поддакивала разглагольствованиям Кирилла Алексеевича. А думала при этом совсем о другом.

Информация, которую я нашла в ноутбуке журналистки в папке «Левицкий», оказывается, соответствует действительности. Дотошная Юленька выяснила, что Гарик писал кандидатскую диссертацию о творчестве Лермонтова, а вот Кирилл Алексеевич даже говорит о планах Левицкого по написанию докторской.

Неужели это и есть тот самый покупатель? Которому работяга примерно объяснил, где находится вырванный лист?.. Видимо, произошли какие-то нестыковки – Левицкий не знает точного места и вынужден заниматься поисками. Или – вот, версия по мотивам детективных романов – писатель подслушал случайный разговор, все слова не разобрал, но решил срочно отправиться на поиски! Выдвигать предположения проще простого.

Ведь Левицкий почему-то нервничает, на его лице так явно читаются злость и досада. При подобной массовой доступности идентификации эмоций психоаналитикам пришлось бы срочно искать другую работу. Гарику не терпится поскорее добраться до того самого листа? Подозревает, что его просто обманули, сыграли на его интересе к Лермонтову, как красотка, намекающая на постель, получает желаемое от захлебывающегося слюной кобеля? Все сходится? Рассуждения логичны или я в чем-то ошиблась?..

– Будь осторожна. Ты можешь умереть. Попроси куклу защитить тебя!

От негромкого голоса Айо у меня мурашки поползли по коже. Отдавливая Марининому папе ноги, я старательно испепеляла темнокожую девушку гневными взорами. Но она лишь безмятежно улыбалась и, легкая, как пушинка, послушно кружилась в такт движениям Михаила. Лицо Панина было напряженным. Закусив губу, он явно считал шаги и не слышал, как его подруга говорит мне странные пугающие вещи...

ГЛАВА 8

Так сказать, мементо мори.

Смерть – это такое важное дело, к ней надо готовиться.

И я готовлюсь, тороплюсь, бегу со всех ног по дурацким длинным коридорам замка...

Один раз, кстати, мне уже довелось пройти через такие приготовления, по молодости. История начиналась в курилке мединститута, где я, подчеркнуто чувственно выпуская дым, с многозначительным выражением поглядывала на своего однокурсника. Сессия была в самом разгаре, но мне очень хотелось в кино, конечно же, обязательно на ночной сеанс, и чтобы целоваться на последнем ряду. Однокурсник (не зря все-таки мальчик вырос в гениального хирурга, на халяву ничего не бывает) отличался повышенным усердием, отвлекаться на романтику не желал, и вот я старалась его соблазнить, как умела. Тогда почему-то курить считалось особенно круто, и никто не заморачивался по поводу того, что после пяти минут демонстрации губ и пальцев от одежды весь день разит табачищем. Относительно медицинских последствий этого глупого дела мы были осведомлены, забитые никотиновым дегтем легкие на вскрытиях видели все. Но, конечно же, были уверены, что с нами такое не случится, именно наши сигареты не осаждаются внутри темными тягучими смолами, мы побалуемся и бросим.

В общем, я курила, вся из себя такая томная. Желанный однокурсник, тоже нервно пыхая сигаретой, не отрывал глаз от конспекта и потому совершенно не замечал моих актерских экзерсисов. Зато их оценила непонятно как оказавшаяся в нашем институте незнакомая женщина в длинном черном платье. Она приблизилась ко мне, поводила руками возле моего лица. Испуганная, я отшатнулась, но теплые приятные волны все равно продолжали окутывать голову, шею, плечи.

– Теперь ты бросишь курить, – глаза женщины засветились нехорошим огоньком. – А если закуришь, то умрешь.

– Я те умру! Я те счас как умру! Рот закрой и топай отсюда!

Мой однокурсник только балду гонять не любил. А вот защищать – всегда пожалуйста, что было, то было; как только в том появлялась необходимость, я могла на него рассчитывать.

Незнакомка на резкость совершенно не обиделась.

– Хороший ты парень, много добра сделаешь, – она сверкнула белозубой улыбкой. – Я вижу, тоже будешь скоро беречь себя.

Не знаю, кем была эта женщина. Одно время вроде ходили слухи об открытии в нашем институте факультета, где будут изучать экстрасенсорику, биоэнергетику и всякие прочие целительские, но необъяснимые с позиции официальной медицины вещи. Потом идея, изначально не предназначенная для реализации в рамках «совка», заглохла. Как бы то ни было, таинственная незнакомка во всем оказалась права.

А в тот вечер... Курить мне не хотелось. Я и думать забыла о том, что случилось в институте. В кино – как всегда, моя взяла! – мы все-таки сходили. А после фильма устроились на лавочке, достали коробок спичек и пачку «Столичных» и высмолили, по обычной нашей привычке, одну сигарету на двоих. Сначала дым показался особенно гадким, вонючим и душащим, а потом я с ужасом вспомнила, что теперь уже точно вот-вот умру.

– Ерунды не говори. Умереть не так уж и просто на самом деле, – рассуждал однокурсник, занудно цитируя длинный фармакологический список, призванный не допустить меня на тот свет.

Чем больше он меня утешал, тем яснее становилось: жизнь кончена. Влетев домой со слезами на глазах, я страстно затискала перепуганных маму и папу. И, всхлипывая, все повторяла:

– Как я вас люблю! Я вас так люблю!

Обеспокоенные, родители засыпали меня ворохом вопросов, но отвечать на них у меня не было ни сил, ни желания. Не говорить же, что я вот так, по глупости, забыла о странном внушении-проклятии, опрометчиво подымила и скоро умру!

В ожидании смерти можно многое успеть. Вымыть полы в своей комнате (я ж умру, придут однокурсники, мама станет по мне голосить-убиваться, а в жилище грязь непролазная), заштопать несколько пар чулок (хоронить-то в чем-то надо), почистить любимое синее платье и распороть его подол, прежде старательно подшитый (смерть – дело серьезное, нечего коленками в гробу сверкать). Я активно мыла-шила-наводила порядок, и было так сладко доживать последние часы, а смерть приближалась, явственно слышались ее шаги, отдававшиеся в сердце тонкой изысканной болью...

Потом пришло утро. А вместе с ним и смерть.

Теперь я уже точно не помню дословную формулировку вопроса в билете. По-моему, мне предлагалось рассказать про клиническую и биологическую смерть и механизмы умирания. Или поделиться знаниями на предмет классификации родов и видов смерти. Помню только, что этой теме целая глава посвящалась в книжке Авдеева «Судебно-медицинская экспертиза трупа». Готовясь к своей собственной смерти, я ее все убирала, туда-сюда, сюда-туда, то она пыль мне мешала протирать, то вообще как-то не смотрелась на приведенном в порядок столе. Ясное дело, на пороге вечности в учебники не заглядываешь. Однако медицинский институт – это не тот вуз, где можно сдать зачет или экзамен на халяву. А уж пересдачу – тем более! После садистских терзаний Авдеевым мне невольно начало казаться: лучше бы и правда в тот вечер померла. Покуривала, впрочем, я потом еще долго. Как теперь жалко подкопченного здоровья! До слез жалко...

Воспоминания – штука опасная.

Не то чтобы я очень люблю Стэнли Кубрика, но глаза у меня, видимо, были широко закрытыми. Погруженная в свои мысли, я врезалась со всей дури в так же быстро двигающегося мне навстречу человека.

Если бы им оказалась тетушка Алена, я, потерев ушибленный лоб, помчалась бы дальше.

Все эти алмазные искры из глаз мог бы вышибить Вовчик – и так за мной хвостиком таскается, а тут еще в танце отказано, ан-га-жи-ро-ван-ном. Самое время подкараулить в темном изгибе мрачного коридора, растолкать обнимающихся привидений и возопить, молилась ли?! Не молилась – так вот тебе, получай, коварная Дездемона, хрясь лобешником!

– Что же вы, Наталия Александровна, на фейерверк не смотрите?

К смерти готовлюсь. Бегу за куколкой, презентованной Айо. Но вот, кажется, не успеваю. Слишком поздно, амулет уже не поможет.

Потирая бритую голову, на меня смотрит Гарик Левицкий.

Глаза-ножи.

Кривая улыбка.

И зачем он делает эти пару шагов навстречу?

Я просто физически чувствую, как от него исходит угроза.

– Фейерверк не смотрите, все время что-то вынюхиваете. Вы думаете что, я – полный идиот и ничего не понимаю? Я обо всем догадался, – шипит он, потирая руки. Теперь захрустели суставы. Для чего, черт возьми, это он разминается?! – Так просто я этого не оставлю. Вы пожалеете! Сейчас все поймете: любые деньги не стоят жизни и здоровья. Кто вам платит и сколько?! Говорите же!

Его пальцы на моей шее очень быстро избавляют меня от дрожащего оцепенения.

Ого! Он что, дурак, с асфиксией не шутят!!!

Плюнув в налившуюся кровью рожу, я попыталась врезать Гарику по яйцам. Но – проклятый голубой шелк, ненавистная пышная нижняя юбка, мерзкие кружевные оборки!

Они облепили ноги, обволокли мягким, но прочным футляром, стали тормозящими тяжелыми гирями.

– На какое издательство ты работаешь?! Кто из конкурентов меня заказал? Отвечай, сука! Ты видишь, до какого состояния ты меня довела? Я уже за себя не отвечаю, контролировать себя не могу! Сейчас ты у меня за все получишь...