ностальгических воспоминаний. Спуск под аккомпанемент выстрелов, слышных через звуки турбины и хлопанье лопастей, высадка кувырком, зачастую — сразу с автоматной очередью в сторону вспышек, перекат под укрытие… А главное, он был молод и силён, рядом стреляли надёжные товарищи, не то что Генрих, парень с первого взгляда неплохой, но променявший службу на амур и молодость. Если называть вещи своими именами, то — предавший. А если ещё от нужды и безысходности продавший кому-то тайну креста, то вообще — кранты. Конечно, пресечь его измену отправят другого. Глеб из доверенных лиц вышел. Или, точнее, выйдет, когда тайник раскроет пустое нутро.
— Заменили оригинал нашей копией? — громко рявкнул на ухо Алесь.
— Нет. Его спёрли у нас ещё по пути — польские жандармы. Изготовили грубую подделку, но игуменья использовала свой дубликат, мало отличимый от настоящего. Наш крест, из XXI века, здорово отличался.
— Надеюсь, скоро увижу.
Вертолёт сел на площадку около города. Сейчас обитель, занимавшее то же пространство, плотно обнималась городской застройкой.
Их ждали. Глеб забрался в микроавтобус «фольксваген», чёрный и с густо затемнёнными стёклами, Осокин с какими-то другими людьми сел в другой. Водитель тоже был облачён в чёрную форму с трикотажной шапочкой на голове — такого же цвета.
— Антрацитовое царство, — удивился Глеб. — Алесь, кто это? Спецслужба, машины без всяких надписей…
— Не догадался? Витебский ОМОН. У них любая операция — по правилам. Скорее всего, у храма будут стоять космонавты, то есть в доспехах для подавления беспорядков.
Космонавтов не увидели. Автобус проследовал мимо аккуратного решётчатого забора к главным воротам, практически не изменившимся за сотню лет. А вот деревянные хибары исчезли. Город вообще изменился после тысяча девятьсот двадцать первого больше, чем за все предыдущие столетия. На Святую Софию и другие храмы вдоль Двины вообще было любо-дорого смотреть с высоты, Глеб пожалел, что с собой нет смартфона с камерой.
Храмы Свято-Ефросиньевского монастыря. Источник: polotsk.info
ОМОН расположился и внутри обители, оцепив Спасо-Преображенскую церковь. Молящихся оттуда вывели. Монахини стояли поодаль, в их глазах заметно было откровенное неодобрение нашествием мирян. Спецназовцы стояли в обычных брюках и куртках, опустив низ балаклав, так что виднелись только глаза, и это смотрелось излишне мрачно. Ждали какие-то мужчинки в штатском, преисполненные чиновничьей важности. Наконец, переминался с ноги на ногу оператор с камерой телеканала ОНТ, начисто опрокидывающий всякую секретность происходящего.
Около фундамента Глеб увидел рабочих, генератор и электрический перфоратор. Уверенно ткнул пальцем.
Загрохотал инструмент. Поднялось облако цементно-известковой пыли.
Глеб готов был поклясться, что тайник не вскрывали много лет. Кладка была старая. Но если крест достали сразу после их визита, то раствор выглядел бы так же…
— Там пустота, — заявил рабочий, вырубив перфоратор, и выпрямился.
У Глеба сжалось сердце. Лишь усилием воли заставил себя не зажмуриться.
К фундаменту мухой метнулся полноватый чиновник при галстуке и сунул руку в образовавшуюся дыру, не стесняясь запачкать рукав пиджака, явно — дорогого, не фабрики «Большевичка».
— Что-то есть, товарищи. Ура!
Отлегло. Свёрток был тот самый. И крест, блеснувший в лучах заходящего весеннего солнца — тоже.
— Ура! — дружно гаркнули омоновцы, а пожилая монахиня, растолкав их, бросилась вперёд и упала перед реликвией на колени, истово накладывая на себя крёстное знамение.
Другие опустились на колени где стояли.
А Глеб почувствовал лёгкий стыд. В конце концов, это — их обитель и их крест, подаренный монастырю Святой Ефросиньей. Сейчас хозяином ситуации выглядит сияющий мужчина с артефактом в руках, как выяснилось из его спича перед телекамерой — мэр Полоцка.
Слава Богу и Ефросинье, сам не попал в объектив и в эфир. Иначе жена спросила бы: ты выполнял «спецзадание» в женском монастыре?
— Идём! — позвал Осокин.
Он по-прежнему сохранял маску невозмутимости, но и через неё было очевидно — подобрел.
Вертолёт их не ждал. Глеба, Алеся и полковника отвёз к Островцу на исполкомовской «джили» водитель мэра, бухтевший из-за неожиданной командировки. До постелей добрались после полуночи.
И без комментариев майор знал, что Крест Ефросиньи Полоцкой — куда более ценный трофей, чем собрание рукописей из первого вояжа. Интересно, «спасибо» скажут? А в какой сумме?
* * *
Следующий день, как водится, был посвящён писанине. Восстанавливая в памяти события весны-лета двадцать первого года, Глеб стучал по клавиатуре персоналки, что-то правил и набирал снова. То, что касалось естественным и единственно верным там, смотрелось на распечатке совсем иначе. Наверняка его засыплют вопросами: как вы допустили потерю копии? Почему вздумали заказывать дубликат в Риге? Почему не пресёк неделовую половую связь подчинённого с аборигенкой? Что заставило пересечь не латышско-белорусскую, а латышско-российскую границу? Чем руководствовался, раскрывшись перед игуменьей Еленой? И, наконец, вишенка на торте: какого многочлена допустил бегство отставного капитана Генриха Волковича? Почему не ранил его и силой не спихнул в яму?
Сложнее всего объяснить необъяснимое.
Анализируя свои ощущения и решения, Глеб чувствовал — отчасти выбор вариантов был предопределён помимо его воли. На самом деле, свобода действий в прошлом призрачна. Конечно, история человечества обладает достаточной инерцией и жёсткостью. Вмешательства в прошлое нивелируются, всё в итоге придёт к тому же общему знаменателю.
Но нельзя убивать и даже просто калечить людей. Каждый человек — это узелок на огромном семейном дереве жизни. Убивая несостоявшихся отца или мать, отрезаешь целую ветку. Мироздание не допустит.
Ровно то же самое с реликвиями, оставившими след в истории. Сравнимой с Крестом Преподобной Ефросиньи можно считать чудотворную икону, обретённую в Казани в тысяча пятьсот семьдесят девятом году, во всяком случае, в этом был убеждён Алесь. Он же предполагал, что Казанская Богоматерь станет следующим таргетом. Изучив её историю, Глеб однозначно ответил: крайне сложно. Основная версия утраты иконы, отражённая во множестве источников и повторённая в Википедии, гласила: она украдена из Казанского Богородицкого монастыря летом тысяча девятьсот четвёртого года. Похитителей нашли, ими оказались Варфоломей Чайкин (Стоян), крестьянин двадцати восьми лет и его сообщники. На суде Стоян отрицал участие в краже. Однако следственные действия показали, что икона была сожжена на квартире Стояна. Варвара интересовали только золотые оклады, бесценная реликвия представлялась лишь уликой против вора.
То есть опергруппа из будущего должна была провести подмену непосредственно перед хищением, не вызвать подозрений у клириков, не спугнуть воришек… В большей степени фантастично, чем сами путешествия во времени.
Вечером ОНТ повторило репортаж об обретении креста и подтверждении его подлинности экспертом, после чего белорусский экзарх выставил сокровище во Всесвятском