– А я уже приготовила туфли на низком каблуке…
– Ничего, можно сменить и обувь, и костюм.
– Так что, празднуем победу над контрреволюцией?
– Нет, но я боялся этого митинга. Выходит, Владимир ошибся, уверяя, что Ласло Пирош никогда не даст приказ стрелять в демонстрантов. А по-другому их не остановить. Может, сегодня в Венгрии начнется гражданская война?!
Как бы в ответ на вопрос Антала резко зазвонил телефон.
– Я думаю, это звонят тебе из кружка Петёфи, – Верка подала ему трубку.
Антал слушал всего две минуты. Не отрывая аппарат от уха, он посмотрел на Верку (ей показалось, что лицо его резко изменилось) и произнес:
– Включи, пожалуйста, радио, сейчас будет выступать министр внутренних дел – митинг разрешен!
Верка включила громкоговоритель – послышался спокойный мужской голос, который звучал уверенно и по-деловому. Антал не делал синхронного перевода – настолько его внимание было сосредоточено на каждом слове министра, а когда тот закончил, сказал:
– Да, Ласло Пирош санкционировал проведение митинга. И еще забыл сказать: Габор Танцош уверяет, что Надь категорически отказался принимать в нем участие.
Верка бросила в сумочку пакетик с набором шоколадных конфет фабрики «Рот Фронт», подаренных ей накануне в торгпредстве, позвонила Сергею Владимировичу и сказала, что выходит на демонстрацию.
На проспекте Народной Республики они сначала влились в разрозненную колонну молодых людей и вместе с ней вскоре оказались в плотном строю демонстрантов. Люди стекались со всех сторон, объединялись в общий пестрый поток, который бурлил, словно могучая река, но медленно и величественно тек по кольцевому проспекту в направлении Западного вокзала. Многие студенты несли государственные флаги с круглыми пустыми отверстиями вместо герба, развернутые транспаранты и портреты, украшенные осенними цветами. На одном из них Верка узнала польского руководителя Владислава Гомулку и догадалась, что это усиливает интернациональное начало митинга. На другом портрете нетрудно было распознать Имре Надя, фотографии которого она видела не раз в газетах. Наверное, студенты несли образы и других вождей, но их лица ничего ей не говорили, а задавать лишние вопросы Анталу ей не хотелось. Все же ее не устраивало созерцать неопознанные тексты на транспарантах, поэтому она полушепотом обратилась к своему возлюбленному:
– Антал, переведи, пожалуйста, что написано на самом большом бело-красно-зеленом полотнище!
Он тихо ответил:
– Сам транспарант символизирует венгерский и польский флаги. Видишь, слева наш стяг примыкает к польскому? Текст на нем гласит: «Венгры и поляки едины в борьбе за свободу!» Рядом трепещутся на ветру полотна с цитатами из требований к нашему правительству – тех, что были сегодня опубликованы в газетах, по-моему, организаторы шествия выстроили их в строгом порядке. Вот на том лозунге с перечеркнутой пятиконечной звездой написано: «Долой советских оккупантов, да здравствует нейтральная Венгрия!», а рядом: «Надь – да, Хегедюш – нет!» А вот «шедевр» географического открытия: «Земля круглая: мы насрали на Запад, а говно приплыло к нам с Востока!»
Между тем колонна миновала Западный вокзал, пересекла проспект Ваци и полилась в направлении Дуная. Здесь демонстрантам пришлось потесниться и минут пятнадцать постоять, так как к ним присоединился организованный поток справа, его по какой-то команде пропустили вперед. Сделав с десяток шагов, снова остановились, теперь пропуская такую же колонну слева. Метров через сто остановились опять, потому что начался «попутный» митинг – он длился не более получаса, но вызвал бурю эмоций, особенно когда взобравшийся на импровизированную сцену усатый молодой человек призывал венгров и поляков объединить свои усилия в вооруженной борьбе против СССР. Колонна тронулась, и вскоре перед Веркой стали проплывать уже знакомые кварталы. Во многих домах были открыты окна, и с них свешивались флаги, плакаты, лозунги. В проемах окон и на балконах виднелись многочисленные фигуры людей, они махали руками, флажками, платками и букетами цветов, что-то кричали, чему-то радовались. Откуда-то доносилась торжественная, похожая на марш музыка, которая отражалась от стен, врывалась в колонну, и демонстранты невольно подстраивали под нее шаг. Верка ощущала себя как на праздничной первомайской демонстрации, поддавшись общему состоянию эйфории, забыв, кто она и зачем здесь. Локоть ее был плотно прижат к руке Антала, они шагали в ногу с бесчисленными шеренгами возбужденных людей, души их трепетали в каком-то первобытном ритме, глаза горели, а сердца, словно мощные насосы, перекачивали горячую кровь, наполнявшую бурной энергией крепкие тела.
Вот мощный поток выплеснулся на мост Маргит – движение демонстрантов замедлилось, Верка оказалась у самых перил и увидела, как величественно и спокойно текут синие волны Дуная, а через секунду почувствовала осенний запах воды, от которого приятно вздрогнуло сердце. Справа виднелась суша, покрытая пестрым осенним лесом и изрезанная желтыми дорожками, – она узнала даже аллею, по которой они с Анталом шли в прекрасный парк. Вокруг ликовала молодежь, и это усиливало праздничное настроение, царившее в стане демонстрантов. Но вот Верке бросилась в глаза группа крепких парней, которые оттесняли от перил застопорившихся демонстрантов, и она впервые почувствовала опасность толпы, напиравшей на них со всех сторон. Это немного отрезвило ее голову и заставило более внимательно осмотреться и заглянуть в глаза соседям по колонне. Слева шел мужчина средних лет в светлом плаще. Он явно был чем-то озабочен и встревожен. Верка проследила его взгляд и увидела, что тот пристально наблюдает за действиями крепких парней. Ей стало ясно: в любой момент может возникнуть какая-нибудь чрезвычайная ситуация, и об этом догадывается не только она. За мужчиной в шеренге шагали девушки, трое из них явно были подружками, они перекидывались короткими фразами, улыбались, и казалось, смотрели на этот мир дивными и наивными глазами. Каждая несла по букетику красных гвоздик, и только это могло свидетельствовать об их причастности к политике. Но беспечные подружки забеспокоились, когда их стали небрежно оттеснять широкоплечие ребята, а одна, поймав Веркин взгляд, выскочила из шеренги и вручила ей букетик цветов, сделав красивый реверанс. Верка мгновенно открыла свою сумочку и поднесла девушке пакетик с деликатесными сладостями. Та приняла подарок, снова сделала легкий реверанс и встала в свою шеренгу. Через минуту три подружки жевали чудные конфеты, изготовленные в стране, так ненавистной их народу. Теперь между взрослой русской женщиной и юными мадьярками установился едва заметный контакт: их явно заинтересовала сначала белокурая красавица, потом ее черноволосый спутник, а Верка всматривалась в наивные лица, пытаясь угадать душевное состояние молодых людей, вставших под флаги контрреволюции. Одновременно она невольно искала в них какую-нибудь опору, как и они – в ней, наверно, и у них прошло первое чувство эйфории от бурного течения широкой реки, в которой, оказывается, имеются опасные водовороты и подводные камни, и, возможно, плечи старших помогут удержаться на плаву в этом небезопасном потоке. За Дунаем демонстранты повернули налево и двинулись вдоль реки. На улице Юзефа Бема колонна начала перестраиваться, расплываться по площади, обтекать памятник, и девушки вскоре затерялись в толпе.
Верка и Антал могли хорошо видеть и слышать выступающих, так как стояли рядом с оцеплением, – его составляли те же парни, что управляли демонстрантами на мосту. Когда на трибуну поднялся плотно сбитый и уверенный в себе мужчина, Антал тихо сказал:
– Это Петер Вереш, лидер Национально-крестьянской партии. Он известный в Венгрии писатель, в прошлом – министр обороны, самая уважаемая личность среди оппозиционеров. Тонкий психолог, умеет говорить, владеет публикой, может очаровывать, убеждать и даже гипнотизировать. Таким не место среди военных, но среди политиканов он – как рыба в воде!
Говорил оратор действительно складно, красиво и по существу. Речь его неоднократно прерывалась бурными аплодисментами. Он призвал венгерский народ покончить со сталинско-ракошистской системой управления страной, с репрессивным режимом, и просил не допустить кровопролития.
Вторыми вышли на трибуну двое студентов: высокий кудрявый юноша и очаровательная девушка. Они, как на эстраде, попеременно зачитывали пункт за пунктом «четырнадцать статей», их звонкие молодые голоса, усиленные громкоговорителями, сказочно повторяло эхо. Молодым людям долго и громко аплодировали, так что, казалось, ликует весь Будапешт.
Студентов сменил представитель Союза демократической молодежи и говорил о значении кружка Петёфи в формировании свободомыслия в Венгрии, без которого невозможно двигаться в развитии социализма.