толкнул Латерфольта в плечо и бросил:
– К черту лекаря! Бери его под руки, я возьму за ноги, перевернем, чтобы не истек кровью, – и понесли!
– Куда?
– К Шарке, куда же еще!
Как он не додумался сам? Почему Рейнар всегда оказывается первым?
Они несли Нанью в молчании. Уже у самого дома, где располагались покои Шарки и Дэйна, Латерфольт наорал на зевак, крутившихся под ногами, точно куры, и прогнал их прочь. Лишь взглядом велел Морре вбежать к Шарке и объяснить, что произошло.
В комнате было жарко: Шарка не отказывала себе в удовольствии разжигать камин даже летом. Но, несмотря на удушающую жару, при виде невесты Латерфольт ощутил в груди ту же холодную дрянь, что и всегда: белки ее глаз ярко горели в полумраке. Морра уже успела рассказать ей о случившемся. Шарка смерила Рейнара, Латерфольта и Нанью в их руках пустым взглядом, а затем махнула рукой в сторону постели, в которую Латерфольт с ней не ложился. Он попробовал лечь с ней лишь однажды – и выпрыгнул из кровати как ошпаренный, когда в темноте напротив его лица зажглись бледные луны ненавистного кьенгара.
Нанью положили на живот и аккуратно приподняли на нем рубашку. Собравшаяся в ложбинке вдоль позвоночника кровь заструилась по бокам на чистые простыни. Рана была не так плоха, как казалось во тьме у костра, и Шарка накрыла светящимися ладонями алую лужицу. Нанья перестал мычать, и Латерфольт позволил себе выдохнуть. Когда дело было сделано, молодой хинн нетвердо поднялся, будто стыдясь, что остался в живых, и виновато посмотрел на испачканную постель.
– Ничего, – произнесла Шарка глухим голосом кьенгара, – я все равно сплю сегодня у гетмана.
– Я провожу тебя, – мигом вызвалась Морра, приобнимая ее за плечи. Девушки вышли из комнаты; напоследок баронесса бросила Латерфольту встревоженный взгляд, заметив, что ни он, ни герцог не двинулись с места.
– Нанья, сам спуститься сможешь? – спросил егермейстер.
– Думаю, да… Прости меня, Латерф, – срывающимся голосом застонал Нанья, – прости, я должен был тебя послушать, я…
– Ты тут ни при чем. Иди. И закрой за собой дверь!
Рейнар не отправился вслед за ушедшими. Он опустился в кресло, где до того сидела Шарка, и уставился на егермейстера. Тихо скрипнула дверь. Оба остались одни впервые за много дней, но все слова, что Латерфольт раз за разом повторял в своих мыслях, вдруг исчезли.
– Скажешь, что я виноват в том, что случилось? – спросил Рейнар.
Слова наконец нашлись:
– Я, по-твоему, полный кретин? Нет, это случайность. Но почему-то все эти случайности создаешь ты! Не Морра, не Кирш – ты!
– Ты не один так думаешь. – Морщина у края рта Рейнара углубилась, когда он выдавил усмешку. – Кажется, судьба у меня такая – приносить несчастья людям.
– Судьба! Прекрасно! Но что мне прикажешь с этим делать?
– Послушай, это всего лишь царапина…
– Сегодня это царапина, а завтра голова, нанизанная на пику! Сегодня ты заигрываешь с моими людьми, пьешь с ними, развлекаешь их – а завтра снова бросишь в пекло, как уже однажды сделал! Тогда, шесть лет назад, я выгораживал тебя перед егерями. Я звал тебя своим другом! Думал, что ты видишь во мне равного!
– Ты же знаешь почему…
– Ты предал меня!
Рейнар, который кричать умел не хуже – чего стоил его грифоний клекот, – сморщился, растирая переносицу. Латерфольт судорожно втянул в себя воздух. Болван! Он ведь не собирался этого говорить, у него было заготовлено совсем другое. Хотел сказать о егерях, казненных перед дворцом, о Тальде, которую грифон сбросил со стены, о тысячах, десятках тысяч замученных и убитых по приказу его августейшего повелителя…
Но слов было не вернуть.
– Как я могу идти с тобой в бой? Как я могу не видеть в таких случаях, как сегодня, знака, когда ты…
– У меня не было выбора. Если бы я рисковал только своей жопой, то ладно. Но не жизнью ребенка. У Редриха ни к кому, даже к младенцам, нет жалости! Разве ты поступил бы иначе?
– Ложь! Ты тогда не знал о ребенке! Ты просто швырнул моих егерей грифонам, как мясо!
– Зачем тогда я тебя спас?
Латерфольт ожидал этого вопроса – единственного, на который у него не было ответа, как он ни вертел события той ночи в голове то так, то эдак.
– Да, я отправил твоих людей на смерть! – продолжал Рейнар. – Я никогда и ничем не вымолю у тебя, у них и у их семей прощения. Но если бы ты был для меня куском мяса, зачем бы я примчался тебя спасать? Тебя, второго после Хроуста заклятого врага моего короля? Не легче ли было прикончить тебя, чтобы ты не распиздел о моем предательстве всему королевству, подставив под удар мою семью?
– Да откуда мне знать! – взвыл егермейстер, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. – Никто не понимает, что творится в твоей башке! Сегодня ты служишь Редриху, завтра Хроусту, послезавтра призракам из мадеммного прихода. И этому человеку я присягнул! И ты, вы все просите тебе доверять…
Рейнар откинулся на спинку кресла и прикрыл лицо ладонью. Неряшливые блеклые волосы – остатки некогда длинных золотых локонов – рассыпались по плечам. Забавно, он потерял их, как и Латерфольт свою хиннскую гриву, в Унберке. Еще одно дурацкое сходство…
– Я притащился к тебе тогда, уверенный, что ты меня убьешь или сдашь Хроусту, – донесся сдавленный голос из-под уродливых рук. Затем Рейнар поднялся и стал медленно приближаться к Латерфольту: – Но ты не убил меня, не сдал, а выслушал и разделил со мной кров, хлеб, смех и боль. Я видел тогда и вижу сейчас в тебе равного. Я сказал и скажу еще тысячу раз, если хочешь: я никогда бы тебя не предал, если бы не Эфола и Тернорт.
– Но ты предал!
– Прости меня.
Рейнар остановился близко – так близко, что ослышаться было невозможно.
– Прости хотя бы на время. Мы закончим войну, а потом делай со мной, что хочешь. Поступи по справедливости, отруби мне голову, наколи ее на пику, забирай корону. Если не ты, это сделает Хроуст. Клянусь как кьенгар, я отвечу за содеянное…
Рейнар согнулся, ловя ртом воздух и прижимая руки к животу, куда ударило колено Латерфольта.
– Истинный Король! – Егермейстер постарался вложить в голос как можно больше яда и презрения, но тот все равно дрожал, как и все его тело. – Не думай… что я забуду об этой клятве… больше ты меня никогда не обманешь!
Латерфольт вылетел из комнаты и бросился прочь, в темноту, чувствуя, что, стоит ему замедлить шаг – и он вернется за головой Рейнара раньше, чем тот принесет его гетману победу. Пусть Рейнар даст еще тысячу клятв, пусть Морра хоть голая перед ним танцует, и даже бедная Шарка – пусть отдаст всю себя Свортеку, ему наплевать! Есть только один человек, которому Латерфольт может доверять, и этот человек – Ян Хроуст.
Он слишком часто давал врагам шансы. Пора привыкнуть к войне. Пора доверчивому Вилему замолчать навсегда.
Рейнар шатался по темным улицам города без особой надежды. Латерфольт мог быть где угодно, а если и удастся его найти, вряд ли он захочет слушать… Похмелье от мадеммы нашептывало, что хинн зализывает раны в компании Морры. От Рейнара не ускользнуло, как в последнее время она таскалась за егермейстером, поддакивая каждой его дурацкой шутке. Видимо, совместные попытки вернуть Шарку сблизили их получше войны. Теперь Морра рассказывает Латерфольту, как Рейнар ее оттрахал и бросил, чтобы жениться на другой, а Латерфольт поддакивает и утешает – утешать девиц он, говорят, умеет мастерски.
Боги… Да пошли они в пизду, эти боги! Чувство юмора у них еще хуже, чем у Свортека, мир праху его