и наверняка Редрих укреплял ее изо всех сил, не доверяя уже никому из своих вассалов, и особенно – Митровицам.
Но если бы они только могли видеть Рейнара в стане Сироток, их сомнения отпали бы сами собой. Латерфольт и сам не узнавал человека, который совсем недавно покорно принимал от него побои и так же покорно принял бы и смерть. Истинный Король затмил собой Шарку, которую народ по-прежнему побаивался, несмотря на все старания и заверения Латерфольта. А Рейнар теперь купался в обожании – он, в недавнем прошлом самый верный слуга короля. Имя Хранительницы, столь много сделавшей для Сироток, звучало все реже; имя же Рейнара, виновного в смерти стольких людей, гремело на каждом углу.
Латерфольт старался не думать о том, каким ветреным и доверчивым оказалось его братство – наверное, как и он сам. «Рейнар убил моих людей», – напоминал он себе всякий раз, когда их двоих чествовали, когда они оставались наедине, перешучивались и обсуждали все, от военной стратегии до сортов пива, или когда Рейнар после очередной удачной осады хлопал его по плечу…
«Он убил их. Но я присягнул ему. И я сам убью его, если он не исполнит того, ради чего Свортек все это затеял!»
А Сиротки все продвигались в глубь страны, захватывая деревню за деревней, не останавливаясь подолгу нигде, гонимые Хроустом и собственной жаждой победы. Большинство деревень сдавались без боя, скидывали со стен стяги с черным грифоном и водружали вместо них алого жука: никому не хотелось повторить судьбу Унберка. В палатке Хроуста на привалах теперь толпились от рассвета до заката люди: мелкие бароны присягали ему, крупные торговцы оценивали свою выгоду от новой власти – и Хроуст, конечно, обещал им все, что они просили, только бы завладеть их сердцами и умами.
Все чаще звучало имя Тартина Хойи, о котором, к удивлению Латерфольта, еще не забыли. Проповеди Хойи преследовали его, куда бы он ни шел. Разбойники, трубадуры, артисты, юродивые, монахи, лжепророки, бывшие рабы, хинны и прочие народы, почуявшие запах отмщения и свободы, – казалось, за Хроустом теперь идет не просто армия, а целый огромный город, растягиваясь на многие мили. И вся эта толпа выкрикивала по пути песни, и пророчества, и имя короля, и имя принца, и имя гетмана. Никто не спешил рассуждать, как в итоге распределится власть, – для всех лишь маячил на горизонте призрак ненавистного Редриха.
«А после Редриха – будь что будет», – уговаривал себя Латерфольт, когда мысли о будущем приводили его к закономерному вопросу: кто займет место стервятника? Кто будет решать, кого выкинуть из гнезда, а кому дать шанс в новой Бракадии? Хроуст не подпустит Рейнара к этому гнезду: пусть герцог ненавидит короля, его собственные птенцы сидят там и вряд ли жаждут покинуть насиженное место. Да и так ли уж ненавидит? Что, если история повторяется, и Рейнар, как и в прошлый раз, дурачит доверчивого хинна и одноглазого старика, чтобы потом снова воткнуть нож им в самое сердце?
– Здар, Истинный Король! – гремело со всех сторон, и затем, с оттяжкой – такой долгой, что он мог бы сделать три выстрела: – Здар, Принц Сироток!
Рейнар прошел к дальнему углу стрельбища. На юнцов и девчонок, что робкой стайкой засеменили следом, он не бросил и взгляда: его увлекали только кувшин с вином да трубка с остатками табака.
– Эй, вы! Что-то я не вижу в ваших руках луков! – заорал Латерфольт. Лохматые головы нехотя повернулись к нему, и он указал на нетронутые мишени из соломы: – А там не вижу ваших стрел! К линии, детеныши мои!
Они выстраивались боком вдоль линии медлительно и без охоты. Забавно, подумал он, раньше они сбивали друг друга с ног, чуть не дрались за право сделать перед егермейстером первый выстрел. Теперь же молодые хинны выталкивали друг друга вперед, лишь бы оттянуть начало урока. В какой момент он их упустил? В Унберке? Но оттуда он вышел героем. В Стрибре, в Чиговице, в Тршеботове? Здесь Рейнар уже вошел во вкус: блистал новым доспехом, который ему выковали его, Латерфольта, таворские кузнецы, потом рассказывал байки у костра, куда Латерфольта, кстати, не сразу позвали… Но почему он? Потому что гордый и статный? Потому что долбаный Истинный Король?
Латерфольт не сразу понял, что пялится на Рейнара, лениво посасывающего трубку. Только когда взгляд герцога скользнул к егермейстеру, тот сердито тряхнул головой, выхватил у зазевавшегося хинна лук и развернулся к мишени, не дойдя до линии локтей тридцать.
– Смотрите, олухи!
Потные пальцы легко соскользнули, отпуская стрелу так быстро, что никто из учеников не успел проследить за движением.
«Тоже мне учитель – ну и что они поняли из этого выстрела? Перед кем ты красуешься?» Стрела вонзилась в красную точку, но не в центр ее – у самого края на границе с другой, белой, линией. Все же для такой дистанции это был впечатляющий выстрел, но Латерфольт закусил губу.
«Ничтожество!»
Толпа взволнованно зашевелилась и зашепталась, но слишком поздно егермейстер понял, что это адресовано не его выстрелу. Он уже оборачивался, когда на его плечо легла рука, и не успел отшатнуться: Истинный Король навис над ним.
– Дай я? – попросил он вдруг. Глаза его блестели.
Егермейстер вывернулся из-под руки и швырнул Рейнару лук:
– Конечно. Покажи им, как правильно стрелять.
«…Точнее, позориться».
Рейнар развернулся боком к мишени, не дойдя, как и Латерфольт, до линии нескольких локтей. Долго устраивал ступни, хмурясь, словно вымеряя невидимой линейкой; вскинул левую руку, которая дрожала на весу, словно держала не лук, а двуручник. Затем Рейнар наложил стрелу, тронул тетиву, едва заметно сморщился – и Латерфольт не сдержал злорадной усмешки:
– Если лук туговат, мой король, я могу поискать другой, помяг…
Щелчок расслабившейся тетивы и последовавший за ним удар заглушили его слова. Латерфольт не видел лица Рейнара, но прежде, чем хинны принялись галдеть, уловил его довольное хмыканье и, взглянув на мишень, длинно выругался себе под нос. Стрела Рейнара вонзилась прямо у его, Латерфольта, стрелы, срезав ее оперение. Хинны пришли в восторг: все до единого в стане Сироток знали печальную историю рук Рейнара, и мало кто ожидал увидеть подобное чудо. Ни единая победа Хроуста, ни единый демон Шарки не вызвали, кажется, такого благоговения, как эта чертова стрела…
Рейнар обернулся, сияя гордой улыбкой. Латерфольт давно подозревал, что за угрюмой маской прячется азартный игрок; то, с каким видом Рейнар сейчас принимал поздравления от детишек, мимо которых пару минут назад прошел в полном равнодушии, подтвердило его догадки. И если это так, не играет ли Рейнар с ним и Хроустом в такую же игру, бесстрашно повышая ставки с каждым раундом?
– Теперь ты, – Рейнар протянул лук обратно Латерфольту и подмигнул, как девчонке: – Давай выбьем эту мишень.
«Давай лучше выбьем дурь из твоей башки!»
Латерфольт схватил лук, как бы случайно пройдясь плечом по запястью Рейнара, там, где, как он помнил, пролегал один из самых глубоких и уродливых шрамов.
– Ох, прости. Но у нас тут урок, если ты не заметил. – Он обернулся к притихшей, насупившейся толпе и гаркнул: – По местам!
«Тебе бы тоже не мешало выучить свое место», – подумал он, украдкой наблюдая, как Рейнар снова исчезает в облаке дыма из трубки.
X. Союзники
Молчание, нарушаемое лишь тяжелым дыханием гетмана, затягивалось. Хроуст вертел перед собой карты; на листик, исчерченный аккуратными чертежами, он не бросил и взгляда. Морра собиралась с духом, перекатывая вес тела с пятки на носок и обратно, и в конце концов