Между тем они вытаскивали снасти Франсуа Гишара, осматривали верши и вентеря, а также вытягивали донные удочки. И девушка и юноша казались очень веселыми; до скульптора долетали взрывы смеха Юберты, которую неловкость Валентина, не искушенного в рыбацком деле, по-видимому, очень забавляла.
Подобно всем ревнивцам, Ришар, не слышавший разговора молодых людей, вообразил, что они смеются над ним; он не сомневался, что его друг развлекает Беляночку рассказом о том, как он помешал несносному капитану «Чайки» принять участие в их развлечениях.
Скульптор дорого бы дал, чтобы услышать, о чем они говорят.
Молодым людям приходилось не просто вытаскивать удочки, а приводить их в порядок: снимать крючки, очищать и отмывать их от остатков приманки, а также скручивать лесу; несомненно, Юберта попросила Валентина помочь ей справиться с этими обычными в рыбацком ремесле хлопотами, поскольку молодые люди пришвартовали лодку и взялись за дело.
Юноша и девушка находились у нижней оконечности острова Тир-Винегр, в том месте, где, хотя оно и было глубоким, благодаря обратному течению стрелолистник и кувшинки смогли пустить корни и усеяли водную гладь своими копьевидными листьями и широкими нежно-зелеными венчиками.
Как только Ришар понял, где находится молодая пара, он снял одежду, бросился в реку и, обогнув остров вплавь, оказался у противоположной его стороны.
Когда от Юберты и Валентина его отделяло уже небольшое расстояние, он отважно нырнул и, не обращая внимания на стебли кувшинок, обвивавших его ноги, как змеи, держался под водой до тех пор, пока не увидел над своей головой черную тень, которую отбрасывала лодка в желтоватую водную глубь. Тогда Ришар тихо всплыл на поверхность и, действуя на ощупь, дотянулся до носа лодки и уцепился за конец троса.
Передняя часть лодки была приподнята на несколько футов, как у всех подобных суденышек, и надежно скрывала соглядатая от взоров собеседников, позволяя ему не упускать ни слова из их разговора.
— Бедный дедушка, — говорила Юберта, — он всегда с такой радостью берет в руки свои снасти; мне жаль, что пришлось обратиться к вам за помощью, господин Валентин, и я даже не могу поблагодарить вас как следует, потому что сильно волнуюсь.
— Он скоро поправится; я очень на это надеюсь, Юберта, и даже осмелюсь сказать, что не так сильно сожалею об отсутствии вашего деда, как вы.
— Правда, господин Валентин? Как! Вы, к кому дедушка так расположен, платите ему такой неблагодарностью? Что ж, это мило; не могли бы вы сказать, почему вам не жаль, что он заболел?
— Да потому, что вследствие его недомогания мне посчастливилось оказаться с вами наедине, о чем я и мечтать не смел.
— Полно! Вы собираетесь объясниться мне в любви, прямо, как господин Ришар. Ах, господин Валентин, постарайтесь, пожалуйста, быть таким же забавным, как он… Послушайте, начните так: «Слово моряка, малышка, я тебя обожаю!..» или: «Клянусь моим толедским клинком, мадемуазель, ваши прекрасные глаза вскружили мне голову. Перестаньте ее кружить, если не хотите, чтобы я у ваших ног пронзил себе сердце!»
Юберта передразнивала театральные интонации, движения и даже взгляды, с какими капитан «Чайки» произносил эти в высшей степени нежные тирады, заимствованные им из морского лексикона и средневековой речи, чрезвычайно модной в ту пору. Контраст между простодушным лицом девушки и мелодраматическими репликами, которые она воспроизводила, был столь комичным, что Валентин не смог удержаться от улыбки.
— Ах, если бы вы знали, как мне жаль, что господин Ришар не приехал вместе с вами!
— Вы об этом жалеете, Юберта?
— Конечно. Знаете, моя жизнь очень изменилась с тех пор, как мне посчастливилось вас встретить. Дедушка, не терпевший новых знакомств, сразу же вас полюбил, потому что вы оказали мне большую услугу, и еще… еще, потому что вы, как и он, ненавидите парижан. Вот он и отнесся к вам обоим с доверием и, естественно, стал принимать вас в нашем доме. Раньше воскресные дни были такими скучными, а теперь, когда приходят гости, они стали словно праздником. Если бы вы знали, с каким нетерпением я жду воскресенья! Какой долгой мне кажется неделя! Спускаясь с холма после обедни, я гляжу вдаль, на реку, не показалась ли ваша лодка! Я так хорошо помню ее черный флаг с красными звездами! Отругайте за меня хорошенько вашего друга; скажите ему, что он поступил очень дурно, испортив нам с вами день, и все из-за какого-то праздника в Аржантёе — вот уж невидаль!
В то время как Юберта щебетала, Валентин становился все бледнее и глаза его увлажнялись.
— Что вы делаете? — воскликнула Юберта. — Как вы смотали леску! Да ведь мне придется больше часа распутывать клубок, который вы тут сделали! Ришар куда более ловкий, чем вы.
Валентин с досадой отбросил леску.
— Что это вас так задело? О! Какой вы горячий!
— Значит, вы его любите? — с некоторой горечью спросил ювелир.
— Кого? Господина Ришара? О! Всей душой. Но послушайте! Что это копошится там, под лодкой?
— Водяная крыса… Не все ли равно? — ответил Валентин, даже не потрудившись проверить, в чем дело. — Юберта, — продолжал он взволнованно, — дитя мое, вы когда-нибудь думали о том, что порядочная девушка дарит свою любовь лишь тогда, когда она уверена, что возлюбленный попросит у нее вместе с сердцем и руку?
— Сердце? Руку? Да что вы хотите этим сказать, господин Валентин?
— Задумайтесь над моими словами, Юберта. Больше я не вправе ничего сказать вам, хотя и готов отдать за вас жизнь.
— Так вы говорите о моем сердце! — воскликнула Беляночка. — Понятно: вы считаете, что я разделяю ту пламенную страсть, которую господин Ришар уговаривает меня каждое воскресенье разрешить ему живописать мне? Одним словом, вы думаете, что я влюблена в вашего друга?
— Но ведь вы сами только что сказали…
— Ах! Вот уж поистине умора!
Юберта замолчала: вероятно, ее душил смех. Под носом лодки больше не слышалось никаких шорохов.
— Пусть господин Ришар, — продолжала Юберта, — не воображает, что я, как вы решили, от него без ума, хотя он довольно интересный мужчина. Я испытываю к нему огромное чувство дружбы потому, что он оказал мне услугу, которую я никогда не забуду, а также потому, что он добрый, не высокомерный, и в особенности потому, что вольно или невольно он вечно меня смешит. Но влюбиться в него — ну нет! У меня и в мыслях такого не было; мне кажется, это было бы нелегко.
— Вы говорите правду, Юберта?
— Как они привыкли к выдумкам, эти парижане! Им недостаточно слова честной девушки… Да, кстати, а какое вам до этого дело? Вы что, собираетесь соперничать с вашим другом?