снова улыбнулся своей непонятной улыбочкой и мотнул подбородком.
— Не войной. Я хочу предложить им мир.
— Мир? — Я остолбенел. — Ну, Артур, теперь ясно, что у тебя вместо мозгов солома. Мало того, что это не тебе решать, с чего ты взял, что они не нарушат этот твой договор?
— Я — предводитель Британии, боевой вождь. Кто, если не я, вправе предлагать мир?
— Но это саксы! Ты забыл, какую бойню они учинили четыре года назад?
— Не забыл, но готов простить, если они будут жить с нами в мире.
— А если нет?
— Тогда мы исполним свой долг, — сказал он и в этот миг стал чуть больше похож на прежнего Артура. — Но мы не будем христианами, если не предложим мир, прежде чем поднять меч.
— Так. А что помешает им снести тебе голову с плеч еще до того, как твой язык перестанет болтать? Они же саксы!
— И все же они люди, как и мы. А я не буду объявлять войну человеку — будь то сакс или бритт, — не предложив прежде мира. — Он говорил с нерушимой убежденностью.
— И никак иначе?
— И никак иначе. — Легче было бы сдвинуть скалу, чем Артура. Уж если он что-то вбил в голову, его не переубедить, хоть кол на голове теши. Не зря он прозывался Медведем Британии.
— Я пошлю гонцов ко всем королям, приглашу их поехать с нами, — продолжал Артур. — Молю Бога, чтобы хоть кто-нибудь согласился. Но с ними или без них, мы выезжаем из Каер Мелина через три дня.
— И да хранит нас Бог, — сказал я.
Мы заговорили о том, как снарядить дружину, — двинуть в путь такое множество народа всегда непросто. О сумасбродном плане Артура больше не вспоминали. Когда закончили, Артур потребовал пива. Мы выпили и разошлись по своим делам.
Так что возможность поговорить с Мирддином появилась у меня только за ужином.
— Скажи мне, мудрый Эмрис, — воскликнул я, подсаживаясь к нему, — что стряслось с нашим обожаемым предводителем?
Он устремил на меня золотистые глаза.
— Он вошел в силу.
— Это не ответ. В какую силу? Откуда она взялась? Кто дал? И почему от нее случилось размягчение мозга?
— Изменился не мозг его, но сердце.
— Мозг, сердце — да я его не узнаю!
Мирддин понимающе улыбнулся.
— Дай срок, он снова станет собой.
— Рад твоей уверенности. Только к этому сроку мы все будем мертвы. Саксам не нужен мир, им нужны наши земли и скот.
— Артур познал более великую истину. Его царство будет строиться на справедливости и милосердии к каждому, кого приютил этот остров.
— Даже к саксам?
— Да, Бедивер, даже к саксам. Так должно быть.
— Это не истина, а безумие.
— Уж кому б, как не мне, ненавидеть саксов, — мягко промолвил Мерлин. — Знаешь, что говорил мой друг Хафган?
Я знал, что Хафганом звали друида, у которого Мерлин учился. Теперь его помнили как одного из Трех Истинных Бардов Острова Могущественного.
— Нет, Мудрый Эмрис, просвети меня. Что говорил тебе Хафган?
— Он говорил, что однажды люди копали колодец и уперлись в большой плоский камень. Оказалось, это краеугольный камень нашего мира. И вот они решили его поднять, чтоб посмотреть, что же лежит внизу. Подняли и, знаешь, что обнаружили?
— Не знаю. Что?
— Любовь, — просто отвечал Мирддин.
— Любовь? И все? — Я досадовал, что купился на детскую сказочку Мирддина.
— А ничего другого и нет, Бедивер. Все держится на любви. Артур это увидел. Его царство будет стоять на единственном прочном основании.
Я ушел, качая головой. Не то чтобы я не верил. Как Бог свят, если б сан давали за одну веру, я был бы Римским Папой! Но кое-что я про саксов знаю. И трудно проповедовать любовь Христову человеку, который всадил тебе в голову топор!
Удивительная доброта этого плана могла сравниться только с его несусветной глупостью!
Однако, коли уж Мирддин поддержал Артура, ничего не изменить. Борс, наверное, еще поспорил бы, но он в Бенвике и вернется не раньше, чем улягутся весенние ветры. Кая на свою сторону не перетянуть — он, прости его, Господи, ничего не желает слушать против Артура. Его преданность не знает границ, любовь не ведает удержу. Он отдал себя целиком, без остатка. Прав Артур или ошибается — для Кая это неважно.
Причина, полагаю, в каком-то давнем случае. Однажды я слышал этот рассказ от Пеллеаса — как они вместе лезли на какую-то гору. Колченогому Каю это было, наверное, нелегко. Так или иначе, после того случая Кай проникся к Артуру невероятной любовью — ревнивой, глубокой, самоотверженной, сильнее и крепче смерти.
Что ж, коли так, мне оставалось молиться и острить меч.
Глава 2
Саксонский стан — зрелище не из приятных. Варвары — они варвары и есть.
Однако после тринадцати дней в седле под проливным дождем я и нору в земле готов был считать дворцом.
Тринадцать дождливых дней! Тут поневоле завоешь волком!Думаю, саксы тоже впали в тоску и рады были любому разнообразию. А может, дождь их смягчил. Так пли иначе, мы нашли их в редком расположении духа — смиренном.
Это значит: они не убили нас, как только увидели. Мы выехали из Каер Мелина на третий день после того, как вернулся Артур, и медленно двинулись на восток к реке Уз — древней границе иценов, где и стали лагерем. Мы знали, что Элла, предводитель здешних саксонских войск, уже заметил наше передвижение. Мы давали ему понять, что не собираемся напасть сразу, поэтому разбили лагерь на прибрежной глине и стали ждать.
На второй день мы проснулись от звука барабанов и рогов: на противоположном берегу стояло саксонское воинство. Артур приказал оседлать трех лошадей: ему, мне и Каю. Мирддин непременно тоже хотел ехать, но предводитель и слышать об этом не пожелал.
— Если что-то случится со мной, — сказал он, — пусть хоть Душа Британии останется в живых. — Каю и мне он молвил: — Оставьте оружие в лагере. Если все пойдет хорошо, оно нам не понадобится.
— А если плохо? — спросил я.
— Тогда не поможет.
Мы нехотя повиновались, хотя это было чересчур даже для верного Кая.
— Поможет —