его прикосновения до сих пор ещё свежи в памяти, — а теперь считает это ошибкой. Олег этому не обрадуется.
— Только не говори, что ты беременна, — усмехнулся Егор.
Олег зыркнул на него, чтобы не болтал лишнего, взял Милу за руку и нежно спросил:
— Ты что, беременна?
Егор было засмеялся, но тут же скривился от боли и обнял живот. Застонал на этот раз ещë громче.
— Похоже, приболела немного. Ничего особенного, — непринуждённо объяснила Мила.
— Так и знал, что зря мы вчера засиделись до самой ночи.
— Не думаю, что в этом дело, — отрезала Мила. Она слишком любила провожать закаты в гроте, чтобы так просто это прекратить.
— А что тогда?
Вопрос поставил Милу в тупик. Знала бы, что так получится, приготовила бы правдоподобную версию. Теперь же судорожно приходилось выдумывать что-нибудь связное.
— Наверное, это от артефактов, — сказала первое, что пришло в голову.
— Хрень собачья все эти ваши артефакты, — проворчал Егор. — Одна зараза от них. Только и гляди, чтобы ничего не отвалилось.
— А он прав, — подтвердил Олег. — Если это из-за артефактов, то лучше поскорее к какому-нибудь спецу сходить. Пусть проверит.
— Не надо. Они всë равно не помогут, — буркнула Мила, уже жалея, что не соврала про банальную простуду.
— Почему это? Я не хочу, чтобы у тебя что-нибудь отвалилось, — Олег окинул еë взглядом и добавил: — Или выросло что-нибудь лишнее.
Мила поняла, что еë загнали в угол. Теперь оставалось два выхода: либо признаться, что соврала, либо…
— Это очень редкие артефакты, неизвестные науке.
— И где же ты за одну ночь нашла такие штуковины? — недоверчиво усмехнулся Олег.
— У отца в кабинете. В одной из книг я нашла ключ к тайной комнате. А там лежали артефакты, каких я никогда раньше не видела.
— Лажа какая-то, — произнëс Егор.
Зато Олег с любопытством спросил:
— А они ценные, как думаешь?
Мила хотела сказать, что это не имеет никакого значения, но не успела. Дверь приоткрылась, и в палату проскользнула Кира с бумажным кульком.
— Вы все здесь? — улыбнулась она. — А я тут пирожков принесла.
— Отлично! Ещё тëплые? — обрадовался Олег.
Подошëл и взял из кулька два пирожка. Один откусил сразу, второй понëс Миле, промычав с набитым ртом:
— Спасибо.
— Гляжу, у вас тут серьëзный разговор.
Мила смотрела на подругу, отчаянно сигнализируя глазами, чтоб та не болтала лишнего. Кира ведь пришла, полная уверенности, что Мила объяснилась с Олегом и рассказала всю правду. С чего бы ей держать язык за зубами?
— Какое тебе дело, что у нас тут происходит? — огрызнулся Егор и демонстративно повернулся к Кире спиной.
— Как всегда, не в духе, — буднично протянула та.
— Не бери в голову. Он просто так разволновался, что не может слов подобрать, — хохотнул Олег.
Егор проворчал что-то невнятное и кинул в него пачку чипсов. Не попал, но напряжение от этого всë же спало.
Кира прошла по палате и села рядом с Милой. Спросила:
— Вы вместе или не вместе?
Прозвучало это, как удар поддых. И Мила пихнула Киру в ответ, сказав с деланой ухмылкой:
— Конечно, вместе. Что за странный вопрос?
— Ты ей не сказала? — удивлëнно спросил еë Олег.
— А должна была?
— Я думал… Да нет, наверное. Просто я Егору первым делом рассказал, что у нас теперь всë зашибись.
— Я надеюсь, без подробностей? — строго взглянула на него Мила.
— Смотря каких. Я же не знаю, какие именно подробности ты имеешь ввиду.
— Ты предлагаешь мне сейчас все подробности перечислить?
— Если хочешь, — пожал Олег плечами. — Я от друзей ничего не скрываю.
— А ещё девушек сплетницами зовут, — усмехнулась Мила.
— Вот и я о том же, — пробормотал Егор. — Сделала из мужика юбку и довольная сидит.
Кира наблюдала за разговором, будто за сценой из сериала. С интересом, но отстранëнно. Мила знала этот взгляд. За ним Кира обыкновенно скрывала пренебрежение и несогласие. Так она смотрела, когда не могла сказать, что думала на самом деле. И Миле было не по себе. Даже немое осуждение подруги сейчас казалось сродни предательству. И без того Мила сидела, как на иголках.
Но после слов Егора Кира встрепенулась, улыбка заиграла в уголках еë губ.
— Как у вас тут интересно, — весело произнесла она. — Не зря я пришла. А ты, Егор, бубука. Хватит уже ворчать. Если у ребят всë хорошо, то почему бы не порадоваться за них? Ты же умеешь быть милахой. Я то знаю.
— Чëго? — от удивления Егор повернулся. — Когда это я милахой был? Не выдумывай.
— Ладно, не ворчи, съешь лучше пирожок, пока не остыл.
— Сама свои пирожки жуй, — прошипел Егор.
— Думаешь, они с приворотным зельем? Не бойся, я не такая змея, — Кира взяла последний пирожок и подошла к нему.
— Отстань, говорю.
— Он вкусный. Тебе понравится.
Егор с такой злобой взглянул на Киру, что та отступила.
— Ты не понимаешь, что достала уже меня? Засунь себе свои пирожки куда поглубже и вали на хрен отсюда. Так тебе понятно? Или всë ещё разъяснять надо, что между нами ничего быть не может?! Та неделя была самой страшной ошибкой в моей жизни! Если б знал, что ты такая конченная, то сто раз бы ещё подумал! Всë! Пошла вон!
Кира слушала молча, но от каждого слова лицо еë наливалось кровью. Рот открывался всë шире, всë влажнее становились глаза. А когда Егор закончил, она выронила пирожок, рукой прикрыла рот и бросилась прочь.
— Идиот! — прыснула Мила и побежала за подругой.
Глава 24. Месть
За пеленой слëз Кира не видела, куда бежит. Да и не важно это было. Лишь бы подальше от Егора, чтобы слова его, до сих пор ещё звучавшие в ушах, стихли.
Кира выскочила на улицу, добралась до сквера и рухнула на ближайшую скамейку. Студенты оборачивались на неë, и шепот их разносился по округе. Но сейчас это Киру не волновало. Слишком отвратное чувство сжимало сердце. Обида, закалëнная безответной любовью и заточенная затянувшимся ожиданием чуда. Самая благодатная почва для ненависти, которая теперь прорастала в душе.
Всего недели полгода назад хватило Кире, чтобы влюбиться в Егора, казалось, на всю жизнь. Он подарил самые страстные ночи и самый искренний смех. А потом ушëл. Сказал, что ошибся и хочет закончить, пока не стало слишком поздно. Так просто, что в это невозможно было поверить. И Кира этого не приняла. Она твëрдо решила, что вернëт Егора. Рано или поздно, так или иначе, но всё у них будет хорошо.
А теперь сидела, глотая слëзы, и понимала, что любовь иссякла. Ни