— Отдельного ношения, Лиза?
— А как еще по-русски сказать — поноски? Короче — висит жакет за тысячу евро. Ты объясняешь покупательнице, что перед ней жакет такого высокого качества, что его можно будет с удовольствием надеть сто раз. Следственно, цена одного ношения — десять евро. А рядом висит почти такой же жакет за триста евро, но его можно будет надеть — ну, раз двадцать, и стоимость одного ношения равна пятнадцати евро. Значит, по концепции «cost per wear» трехсотевровый жакет дороже тысячееврового. Понятно?
— Не особенно.
— Вот и покупательницам моим не особенно. Недавно одна дама слушала меня, слушала, а потом и говорит:
— Да вы что, голубушка, спросонья? Я и шубу-то свою сто раз не надену.
— А вот если бы вы, Лиза, потратили свое время на более скромную покупательницу, она б вас не обидела.
— А более скромная покупательница и жакет за триста евро наденет больше пятнадцати раз, так что вся арифметика к черту летит. Но за эти прелести отдельное спасибо нужно сказать нашему любимому менеджменту. Тут, может быть, клиент не слишком и виноват: сами на рожон лезем. Но зато как же мы боимся покупательниц, которые стресс заедают шопингом! Убили бы, убили всех негодяев-психоаналитиков, гораздых присоветовать даме снимать нервные нагрузки в магазине. Проблемы в семье? Успокойтесь, прошвырнитесь по бутикам, купите себя что-нибудь случайное, внезапное, необязательное, чего не купили бы в другое время. Потратьте деньги на себя! Удавить горе-советчика, только и всего. Приходит такая дама в магазин, и начинается техасская резня бензопилой. Товар — залежалый и зависелый. Платья с талией под сиськами перестали носить сезон назад, а ей нагло врут, что в магазине новая коллекция. Сумки — с Черкизовского рынка. Продавщицы — дуры. Дерзкие насмешницы. Вот эта беленькая должна быть немедленно уволена. Где менеджер зала? И, между прочим, если покупательница — постоянная клиентка, мы стоим и молчим. А менеджер бегает и утешает. Бывает, что и говорит нашей «беленькой» — вы, мол-де, милочка, уволены. Покиньте зал! Смотришь, покупательница и успокоилась. А «беленькая» просто-напросто — самая красивая девушка в магазине. Ее так увольняют по два раза в месяц. Потом она от этих постоянных клиенток в подсобке прячется. Тут уж невольно догадаешься, какие именно у наших покупательниц «нелады в семье».
— Лиза, а ведь вы же не любите покупательниц…
— А вы любите продавщиц?
— Я их пока не понимаю. Например, точно ли всякая продавщица хочет выйти замуж за богатого покупателя?
— Я бы сказала так — каждая продавщица хочет выйти замуж. Почему бы и не за покупателя? Прекрасно, если он будет богатым.
III.
«Поскольку пресыщенное поколение повсюду ищет тип, Нэнси можно назвать „типичной продавщицей“, — пишет в познавательнейшем своем рассказе О?Генри, — ее лицо, ее глаза, о безжалостный охотник за типами, хранят выражение, типичное для продавщицы: безмолвное, презрительное негодование попранной женственности, горькое обещание грядущей мести. То же выражение можно увидеть в глазах русских крестьян, и те из нас, кто доживет, узрят его на лице архангела Гавриила, когда он затрубит последний сбор. (…) Немногие, я думаю, сочли бы большой универсальный магазин учебным заведением. Но для Нэнси ее магазин был самой настоящей школой. Ее окружали красивые вещи, дышавшие утонченным вкусом. Если вокруг вас роскошь, она принадлежит вам, кто бы за нее ни платил — вы или другие».
Это правда — продавщицам принадлежит вся роскошь мира. Они профессионалы обладания. Но это обладание без победы. Без вкуса победы.
Вот, наверное, поэтому две продавщицы из бутика элитных вин попались недавно на странном поступке. Они сняли с полки коллекционный коньяк за пять тысяч долларов и выпили. После чего налили в драгоценную бутылку значительно более дешевый коньяк, армянский. За армянский внесли деньги в кассу и выбили чек. Пятитысячедолларовый же сосуд с приблудным содержимым постарались уместить обратно на полку. Не учли, однако, всех степеней защиты. Были уличены… Руководство винного бутика, фраппированное случившимся, спрашивало девиц только об одном: зачем? Девушки были на хорошем счету, обе — непьющие красавицы. Так — шампанского, мартини… Продавщицы сказали, что захотели представить себе, что испытывает человек, выпивший бутылку коньяку стоимостью в пять тысяч долларов. Интересные девушки, любопытно бы было с ними познакомиться. Действительно — что? Ну, во-первых, он испытывает похмелье — приблизительно такое же, как если б он выпил бутылку водки «На бруньках». Каким барином ни будь, все равно в гроб покладуть. Черчилль говорил, что социалисты учатся равенству у смерти и потому мало приспособлены к жизни. В таком случае адепты драгоценного коньяка учатся неравенству у жизни и мало должны быть приспособлены к смерти. Но девушек заинтересовал, вероятно, более прикладной вопрос: вкус? Эмоциональный букет в самый момент употребления? Профессионалы чужого богатства утверждают, что в эти секунды все двадцать веков земледелия и рефлексии салютуют пьющему. Да и что, в сущности, коньяк за пять тысяч. Что вы скажете о ленивом (без особенного удовольствия) упивании вином за двадцать семь тысяч долларов бутылка? Пьешь, по большому счету, однокомнатную квартиру в Воронеже, да еще со всей мебелью. Первый этаж, сортир совмещенный. И даже не вставляет. Так что продавщицы, в сущности, удовольствовались малым. Или нет, не так. Они узнали главную тайну обладания — распробовали вкус победы.
Нимфомания
Духовно богатая дева и гламурзик: война на брачном рынке
I.
Ценность интеллигента на брачном рынке невысока. Интеллектуала и тем более интеллектуалки — исчезающе мала. Я, разумеется, имею в виду элитный брачный рынок — ведь есть же обнадеживающее понятие: сделать хорошую партию. Понятие есть, а надежды нету — за богатых выходят замуж специальные девушки, нимфы. Но чем плоха духовно богатая дева (ДБД) и уж, тем более, девица с богатым внутренним миром (БВМ)?
Нужно сказать, что всякая ДБД (в юности несколько угрюмая от застенчивости и гордыни, а к зрелости приобретшая ухватки «гранд-дамы» — чтобы скрыть гордыню и застенчивость) втайне знает, что она исключительный, эксклюзивный подарок. Что лучше нее жены нет и быть не может, что ДБД вообще лучшие жены в мире. На чем основывается эта тайная уверенность? Вот на каких размышлениях. Она дает мужчине главное — свободу быть самим собой. Ирония и самоирония — спутники всякой жизни, покоящейся на книгочействе и пронизанной хорошим тоном, хранят семейную атмосферу — главную роскошь интеллигентского дома. Она соратник, а не сообщник. Она не смотрит на своего мужчину снизу вверх и сверху вниз одновременно, а готова глядеть ему честно и прямо глаза в глаза, как грешник на грешника. Исконная потребность быть или казаться «хорошей» заставляет ее по мере сил обуздывать свои низменные желания. Одно из которых — инстинктивная, могучая жажда благополучия. ДБД сознает свои слабости и не считает возможным или справедливым судить слабости мужчины. С ней чаще всего можно договориться — ибо она понимает и ценит слово. Она не сентиментальна, но сострадательна — что где-то к годам тридцати-сорока становится неоценимой добродетелью. Потому что жизнь идет, молодое ликование уходит в песок (пусть даже в песок Лазурного берега), а то, что остается, почти всегда достойно дружеского молчаливого сочувствия. ДБД не боится стареть, зато, как мужчина, боится смерти. (Нимфы же, напротив, панически боятся старости, зато в смерть не верят, как дети. Но что это я забегаю вперед — о нимфах еще ничего толком и не сказано! Вот так бывает, пользуешься удобствами чужой терминологии, и даже забываешь, что неплохо бы ее разъяснить непосвященному.)
Духовно богатая девица редко признается самой себе, что все перечисленные добродетели имеют несимпатичные и даже более того — опасные стороны.
Привычка все время смотреть на себя самое со стороны губительна для супружеского ложа — ибо постельные игрища (на отстраненный взгляд) — довольно смешная и пафосная возня. Тяга «все на белом свете» обсуждать и обговаривать, «забалтывать» любое решение или дело, приводит к страшной девальвации слова. Слова на каком-то этапе совместной жизни не стоят уже ничего, так что приходится немотствовать, а другой инструмент близости уже притупился. Ирония прекрасна, но в быту это оружие неудачника: «приходится всякий раз, прежде чем открыть рот, забегать перед собой, чтобы успеть себя высмеять раньше, чем рассмеются другие». Деньги и альков смеха не любят. Я знаю пару, разместившую в изголовье кровати красиво выписанное тушью шутливое четверостишие: «Бывали дни, когда в лихих лобзаньях мешали на подушке мы дыханья. Настало время дружества — и что ж!? Мешаем под периной свой пердеж». Мило, ничего не скажешь, мило, но трудно отказаться от мысли, что тут происходит легкое интеллектуальное насилие: искрометно веселое подталкивание супруга к уютнейшему и покойнейшему гнездышку ранней импотенции.