— А ведь сегодня, помните ли, Яблочный Спас, — мечтательно сказал господин средних годов (душеспасительные темы в то время были в чрезвычайной моде).
— Неужто такой большой урожай? Что ж, дело хорошее. Яблоки и впрямь спасать надо! — бодро откликнулся его спутник, публично проваливаясь в бездну откровеннейшего конфуза.
III.
Чудесные названия у нынешних меховых магазинов! «Шубкин дом», «Встреча с шубой», «Любимая женщина», «Венера», «Мехград», «Меха от Мэри».
И реклама у них чудесная: «В России лучшие друзья девушек — меха»; «Шуба — это не только ценный мех, это витрина вашего благополучия»; «Мы рассчитываем на разные классы общества, поэтому Вы найдете то, что ищете. Будет ли это норковая шуба „на каждый день“ или парадная соболья — решать только Вам»; «Надоело испытывать дискомфорт от того, что деньги есть, машина есть, квартира с евроремонтом есть, а шубы у жены нет?» С начала девяностых минуло каких-нибудь пятнадцать лет, а сколь многого отечественная буржуазка достигла за это время! Если верить хищным рекламщикам, «средний класс уже наелся недорогими норковыми шубами ценовой категории до трех тысяч долларов», шуб-туры в Грецию не только не в моде, но уже и дурной тон, «наконец-то покупательницы поняли, что настоящая стильная шубка покупается не на всю жизнь, а максимум на два года», «настоящие модницы носят шубы от Fendi за четыpеста тысяч доллаpов из дикого соболя — именно из дикого, потому что уникальные свойства этого меха во многом теряются, если животное разводят в неволе».
Ну, нас-то то разводят не в неволе, а в большом городе под названием Москва, но разводят умеючи.
И если не верить рекламщикам, этим мифологам и мистагогам, а оглядеться окрест самостоятельно, что мы увидим собственными-то глазами? Увы, мы увидим, что представляем собою лакомую и легкую добычу.
Мы увидим, что шуба имеет чрезвычайную важность для всякой русской женщины. Это желанная вещь, и ее «принято» хотеть. При этом «ценовая категория» не так и важна — важна сила желания. Пускай одна девица вожделеет шубу из новомодной свакары (Swakara — фирма в Южной Африке, выделывающая специальную каракульчу с рельефным хребтовым рисунком), а другая согласна на позорную греческую норку — велика ли разница? Эти девушки не встретятся в одном магазине, разминутся на улице, буде познакомлены, разойдутся с улыбкой на устах и убийством в глазах — но они сестры по духу, и близость их бесконечна.
IV.
«Вопрос не в том, куда я буду в ней ходить, — взволнованно пишет в своем живеньком журнале молодая супруга, объясняя подружкам причину ссоры с мужем (ссорились из-за шубы), — я просто хочу, чтобы она была. Чтобы я могла ее трогать, гладить руками. Я говорю ему — ты будешь меня в ней фотографировать. А уж куда в ней пойти — найду, можешь не сомневаться».
И фонтан сочувственных комментариев: «Нет, им не понять этого никогда — они не гладят рукав и не разговаривают с ней. Они не закапывают щеки в теплый мех и не начинают чувствовать себя от этого защищенными! Им вообще ничего не нужно, кроме того, чтобы спать в трусах…» «О, шуба — великое дело, так же, как и каблуки».
«Объясни своему мужу, что шуба для тетки — это то же самое, что „Мерседес“ для дядьки».
Что ж, девушки правы. Они «нащупали» главную дихотомию нового времени — машина и шуба суть одно и то же. И вовсе не потому, что и то, и другое — инструменты тщеславия. Нет: и то и другое — защита, броня. Это внешние границы «социального тела», и границы эти должны быть укреплены. «Шуба выгодно подчеркнет Ваши достоинства», — пишет глупый креативщик. Разве же в этом главное? Главное, что она скроет недостатки! В мире, где достаток — бог, недостаток чего бы то ни было страшен.
Шуба — это покров. Что говорит человек, признающий свое поражение, не знающий, что делать? Он говорит: «Нечем крыть…» Стыдно, когда видно — а что видно? Что не все сложилось, как хотелось, что жизнь уже почти прожита, что у соседей щи погуще и бриллианты покрупнее. Мы скорее спрячем, укроем от посторонних глаз не сокровище, а то обстоятельство, что никакого сокровища у нас нет.
Скорее, скорее накинуть на себя спасительный покров, пахнущий мездрой и покоем! «Когда я в шубе, — говорила мне актриса Вера Могилевская, — меня меньше толкают в автобусе…»
V.
Недавно я наткнулась на интереснейшую книжку — сборник городских, посадских, мещанских пословиц. Одна из них несет в себе заряд такой эпической силы, что впору ежиться, как от сквозняка: «Не дай Бог владети смердьему сыну собольею шубой». Но вообще-то ничего нет нового даже в самых новых временах! Некоторые пословицы удивительно подходят к теме: «Поживем, шубу наживем, а не наживем, хоть скажем, что нажили!»; «Зимой без шубы не стыдно, а обидно».
Одна из моих собеседниц, благополучнейшая молодая женщина, супруга веселого удачливого клерка, говорила мне:
— И однажды я почувствовала — меня прет на шубу. Вот если в этом году не куплю, буду всю зиму на улице чувствовать себя неудобно, неловко.
— Но у тебя же удобный дорогой пуховик…
— Вот я в удобном пуховике буду чувствовать себя неудобно. Не в своей тарелке. Перестану любить себя. Буду ходить и чесаться от неловкости. Неужели это непонятно?
Не менее благополучная тележурналистка (я старалась собрать как можно больше свидетельств) пришла к выводу, что шуба — это род паранджи. Скафандр. Кокон.
— Если на мне шуба, — говорила она, — я могу выйти из дома ненакрашенной. С шестнадцати лет такого себе не позволяла. Но тут, чувствую — шуба все спишет! Никто меня в такой шубе не осудит.
— Лена, — спрашивала я ее, — а вот существует такое тривиальное размышление, что если женщина хочет шубу, значит, ей недостает тепла. Это высказывание такое — «Мне холодно. Меня ничего не греет».
— Шуба — не батарея, — строго сказала Лена, — она не греет, она сберегает то, что есть.
Ну что ж — женщины большой, равнодушной холодной страны мечтают о шубах не потому, что им холодно, а потому, что им страшно. Они боятся растерять то, что у них уже есть. Они натягивают греческую норковую шубейку и идут на работу. Маловата кольчужка, но все ж какая-никакая защита. Следом от подъезда отъезжает муж на боевом «Ниссане» — внешние границы его социального тела защищены. И только ребенок бежит в школу в курточке на рыбьем меху, оскалившись от холода и ветра. Ему страшно. У него все впереди — строить и строить ему еще свою маленькую крепость.
Дед Мороз Егоров
«Хороший» начальник: изобретение деревенской идеологии
I.
Сельский священник отец Григорий Королев уже более трех лет председательствует в колхозе «Колос» Даниловского района Ярославской области. По его мнению, стоять на страже деревенского добра самое естественное занятие для священнослужителя. В Белгородской области отец Михаил Патола энергично руководит сельскохозяйственным предприятием ООО «Благодатное» (название-то какое духоподъемное). Оба клирика оказались успешнейшими кризис-менеджерами.
В нынешнем году зам. главы сельской администрации в селе Балахта Красноярского края был избран Иван Андрухович, милиционер, признанный в 2005-м голу «Лучшим участковым инспектором МВД». Александр Егоров, бывший повар вагона-ресторана поезда «Россия», ныне директор молокозавода «Нетребский», прославился на всю область нетривиальным решением проблемы сельского пьянства: он бесплатно раздает «воздержавшимся» колхозникам телевизоры и холодильники.
Председателем колхоза «Путиловка» Ибресинского района Чувашии в 2001 году была избрана Людмила Павлова — сельский библиотекарь. Также взялись за руководство колхозами (по настойчивым просьбам селян) актриса Татьяна Агафонова и музыкант Роман Суслов (группа «Вежливый отказ»). В последних трех случаях, впрочем, ничего толком не получилось — никакого благорастворения воздухов, а именно что суета, празднословие и желчная радость районного начальства.
Их становится все больше и больше — пришлых, несельских людей, которых сами деревни зовут «на царство».
Безусловно, сколько-нибудь известный человек в руководстве — символический капитал, последний ресурс разоряющегося сельскохозяйственного предприятия. Но не это главное. Главное — неосознанная мечта о розановском «гражданине по найму», который, обладая отличным от деревенского жизненным опытом, придумает, зачем и чем можно жить в деревне.
II.
Александр Владимирович Егоров — владелец и директор молокозавода «Нетребский» (молоко, кефир, ряженка, сыр «Домашний»), двадцать лет служил, как уже было сказано, поваром в вагоне-ресторане поезда «Россия». Это знаменитый поезд. Девять тысяч километров идет он по подбрюшью страны из Москвы во Владивосток, и нет, пожалуй, больших знатоков человеческих слабостей, чем поездные бригады «России».