В непроницаемой ночной тьме ветер казался еще более холодным. То ощущение непонятной тревоги, которое охватило Конана, когда отряд остановился на ночлег в этом проклятом богами ущелье, снова пробудилось в его душе. Бесшумно ступая вслед за невысоким кхитайцем, варвар бросал подозрительные взгляды по сторонам. Отвесные скалистые стены сближались здесь до такой степени, что между каждой из них и ручейком, струившимся под ногами, мог пройти лишь один человек. Вверху, над едва различимыми в темноте пиками, появился слабый, едва заметный жемчужный свет, предвещавший восход луны; звезды мерцали отгоревшими угольками.
Внезапно стены ущелья снова раздвинулись, и путники вышли на широкую, покрытую зеленой травой равнину. Ручей свернул в сторону и исчез среди зарослей папоротника.
В просвете облаков показался бледный серп луны. Его тусклое опалесцирующее мерцание едва освещало возвышавшийся перед компаньонами высокий курган удивительно правильной формы.
При виде открывшегося перед ним завораживающего зрелища киммериец моментально забыл о своих тревогах и предчувствиях. На вершине холма торчал памятник, о котором говорил князь,— гладкая, тускло поблескивавшая колонна из черного камня; вершина ее возносилась вертикально вверх и терялась в нависавшей над ущельем тьме. «Если верить словам Фенга, если могила древнего владыки находится здесь,— размышлял Конан,— то сокровища могут быть запрятаны или под основанием монолита, или где-то рядом. Ну, это легко проверить...»
Придерживая лежавшие на плече лопату и лом, Конан начал подниматься к вершине холма, продираясь сквозь заросли цепких кустов рододендрона. «В Киммерии тоже насыпают курганы над могилами вождей и великих воинов,— промелькнуло у него в голове,— но останки их покоятся глубоко под землей. Но этот холм столь огромен, что если сокровища не под черным камнем, а в самом низу, то за ночь нам не справиться...»
Неожиданно какая-то невидимая сила подхватила и рванула вперед инструменты, лежавшие на плече варвара. Конан выругался и, откинувшись, вцепился в лом и лопату так, что мышцы его готовы были разорваться от напряжения. Однако неведомую силу он преодолеть не смог; пришлось разжать руки, и инструменты, мелькнув в воздухе, со звоном ударились о камень колонны и остались висеть там, будто прилипнув к черной полированной поверхности. Но на этом неприятности не закончились: таинственная сила действовала и на кольчугу киммерийца. Мгновение спустя варвар тоже прилип к монолиту, оказавшись в положении мухи, попавшей в густой мед: спина и плечи прижаты к колонне, короткие рукава кольчуги лишили свободы предплечья, шлем не дает возможности повернуть голову. Висевший на поясе меч тоже прилип к монолиту. Киммериец выругался, отчаянно рванулся, но невидимые узы не поддались.
— Это что еще за фокусы? — яростно зарычал варвар,— Отвечай, ты, недоносок!
Фенг, невозмутимо наблюдавший за происходящим, усмехнулся и приблизился к киммерийцу; на него таинственная сила, как видно, не действовала. Вытащив из широкого рукава своего одеяния шелковый платок, он дождался, когда Конан снова откроет рот, и сноровисто запихнул в него заранее приготовленную тряпку; затем, не без труда пропихнув платок под его затылком, затянул ткань на губах киммерийца. Теперь Конан был лишен возможности не только двигаться, но и издавать какие-либо звуки. Он лишь яростно хрипел, бросая на довольно улыбавшегося сановника бешеные взгляды.
— Я думаю, ты не в обиде за мою маленькую хитрость, о достойнейший из варваров,— промурлыкал князь.— Иначе как бы я смог заманить тебя в это место?
Конан снова отчаянно рванулся, но невидимые путы держали крепко. Крупные капли пота стекали по его лицу и шее.
— Похоже, твоя жизнь, благородный капитан, подошла к завершающей черте,— продолжал Фенг,— а значит, у меня не осталось более причин таиться от тебя. Пусть твоя варварская душа отлетит в царство Нергала успокоенной! Видишь ли, двор нашего добрейшего, но чрезвычайно неразумного владыки разделен враждой. Одни сановники, богомерзкие почитатели Белого Павиана, с готовностью идут на союз с варварами Запада, что абсолютно неприемлемо для других, поклоняющихся Золотой Ящерице. Я, как ты уже, разумеется, понял, принадлежу к последнему клану и с радостью готов отдать жизнь, лишь бы не был заключен тот глупый и опасный договор о дружбе, который ты привез от повелителя Турана. Ведь сближение с варварами неизбежно разрушит тот божественный порядок, что создавался в Кусане и Поднебесном Кхитае в течение многих веков. Ну, к счастью, выяснилось, что свою жизнь мне отдавать не придется — достаточно будет твоей. Ты в ловушке, предводитель жалкой шайки чужеземцев! И тебя заманил в нее я, князь Фенг! Что же касается договора, то теперь с этим делом не будет никаких проблем.
С этими словами вельможа вытащил из-под кольчуги варвара тонкий футляр из слоновой кости, в котором хранился шелковый свиток с письменами. Аккуратно развязав ремешок, Фенг спрятал футляр в рукаве халата и прибавил со злобным оскалом:
— Может, твой жалкий умишко в последние минуты заинтересуется, что же именно держит тебя тут? Боюсь, в сущность этого вопроса проникнуть ты не успеешь, поэтому скажу только то, что колонна сия обладает непостижимым свойством с невероятной силой притягивать к себе железо и сталь. Так что здесь обошлось без всякого колдовства.
Последнее упоминание ничуть не успокоило варвара. Когда-то в Аграпуре он, правда, видел, как бродячий фокусник развлекает толпу, поднимая с земли гвозди куском камня темно-красного цвета. Но так как Конан не имел ни малейшего понятия о сущности этой силы, то аграпурские фокусы — и то, что произошло сейчас с ним,— представлялись варвару проявлением колдовских чар.
— Кстати, не надейся, что тебя освободят твои люди,— с издевательской улыбкой продолжал кусанский вельможа,— Я, видишь ли, подумал и об этом. Я уже говорил, что неподалеку в горах обитает племя разбойников-ягов, охотников за головами. Без всякого сомнения, они уже заметили лагерный костер и нападут, по своему обычаю, как раз на рассвете. Меня к тому времени здесь, разумеется, не будет. Не думаю, что за одиноким всадником вышлют погоню, ну а если даже и так... умирать все равно когда-нибудь придется! Так что прощай, о достойнейший из варваров! Тебя я также предоставляю твоей судьбе. Надеюсь, ты извинишь меня за то, что я оставляю тебя в одиночестве, — видишь ли, муки испускающего дух страдальца, пусть это даже и неотесанный варвар, всегда приводили меня в большое волнение. Поверь, мне даже жаль тебя... получи ты должное воспитание, ты мог бы стать мне превосходным телохранителем. Однако богами тебе предначертана другая судьба.