Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хочу тебя, Мишель, – взял за запястье, развернул к себе спиной и стал медленно уводить к выходу. – Хочу вновь и вновь впитывать твои стоны, чувствовать дрожь тела и ловить твой оргазм, что испуганным солнечным зайчиком скачет по твоему телу, позабыв, каково это – быть изможденным от собственных эмоций. Терпение твоё хочу на кулак наматывать, чтобы насытить тебя предвкушением момента, когда станет так хорошо, что все проблемы в пепел превращаются. Сожгу тебя к херам, Мишель… Слышишь? Готова ты к этому?
– Бери, Гера… Бери… – кричала я, когда он уже не шёл, а бежал, на ходу поднимая меня на руки. Забросил на пассажирское сидение и рванул с места до того, как хлопнула водительская дверь.
Он крепко сжимал мои пальцы, словно боялся, что передумаю. Глупый… Не сегодня… Торопился, понимая, что скоро рассвет…
Грозный рык его тачки в щепки разрывал тишину городских улиц. Он мчался по проспекту под одобрительное мигание вырубившихся светофоров и въехал на подземный паркинг на дикой скорости.
Вытащил меня из машины, рванув к лифту с такой скоростью, будто от этого зависела чья-то жизнь. Нажал кнопку нужного этажа и опустил меня на пол, но лишь на мгновение, потому что от его резкого толчка я врезалась в зеркальную стену лифта. Из груди вырвался такой громкий стон, что он захрипел, прежде чем подхватить меня под колени.
– Шальной ты, Гера… – шептала я, захлёбываясь эмоциями от его горячих поцелуев. Он так резко снял с меня платье, зарычал, когда мои пальцы запутались в пуговицах на его рубашке. Дёрнул галстук, закусил его зубами… Чернющие глаза вспыхнули пламенем, а мне страшно стало. Мои руки вмиг оказались над головой, и вот – уже холодный шёлк скользит по запястьям, силой усмиряя бушующее кровообращение.
– Я? Нет, Мишель… – шептал, затягивая узел всё крепче. – Это ты не представляешь, что я вижу в твоих глазах. Там же океан бушующий, в нём утонуть – не ху* делать, собственно, этим я и планирую заняться прямо сейчас. Давай, девочка… Пусти меня в свою бездонную нежность… Впусти по-хорошему.
Двери лифта раскрылись, впуская нас в темноту квартиры… Чёрт! Сука! Я даже знала, где я нахожусь. Только долбанутому Царёву пришло в голову построить дом, где владельцев пентхаусов лифты доставляли прямо в их чопорные жилища.
– Не думай, Сеня… Не думай! – шептал он, внося меня в коридор, что был пропитан его запахом. Стала задыхаться, хапая воздух ртом. – Только океан.
– Утонешь, Гера…
– Такие, как я, не горят и не тонут, Мишель… Т-ш-ш-ш-ш-ш… – шептал он, снося рукой с комода мелочь, что с диким звоном рухнула на каменный пол. Он уложил меня животом на зеркальный комод. Руки его поползли по спине, впиваясь ногтями в кожу на позвоночнике. – Никаких слов! Сука… Ты такая красивая…
– Из нас двоих болтаешь только ты… – не успела я договорить, как он резким движением развёл мои ноги в стороны и вошёл в меня одним мощным толчком. – А-а-а-а-а!
– Вот, эти слова мне нравятся, – он поднял меня с комода, сжал грудь, заставляя поднять голову. Чёрт! Передо мной было огромное зеркало, откуда на меня смотрела абсолютно сумасшедшая девушка с шальным взглядом и красными искусанными губами. Она улыбалась и стонала, принимая каждый толчок с радостью.
– Смотри на себя, Сеня, – шептал он, держа меня за шею так, чтобы и не думала отвернуться. – Смотри… Смотри, как может быть хорошо, а об остальном позабочусь я… – Герман закинул мои связанные руки себе за шею, подхватил за бёдра и продолжил свою пытку. Его движения были то плавными, нежными, то резкими, почти болезненными, а иногда он останавливался, позволяя ощутить его в себе так отчетливо, что я вспыхивала красными пятнами, расползающимися по шее до самой груди от этого охренительного ощущения. Стонала, замутняя зеркало жаром своего дыхания, чтобы дать передышку своему сознанию. Тело сдавалось, а стыд, который делал отчаянные попытки отрезвить меня, таял с каждым движением Германа. И в какой-то миг я щекой стала стирать мутность со стекла, чтобы видеть его… Чтобы видеть себя! Я словно оказалась героиней порнушки, но это было так охренительно откровенно и возбуждающе, что от этих мыслей стонала ещё громче, впиваясь ногтями в его шею, чтобы услышать демонический рык…
Гера смеялся и двигал моими бёдрами, позволяя насытиться этим охренительным чувством наполненности. Но тут же стал ускоряться так, что моя грудь затряслась, елозя напряжёнными сосками по холодной поверхности зеркала. Воздух превратился в пламя… Я перестала дышать, ловя каждый момент взрыва, что обжигающей шаровой молнией несся по телу. И я рассыпалась диким оргазмом!
– Смотри! – орал он, пытаясь докричаться до меня, схватил за лицо и затряс, заставляя открыть глаза. – Смотри, как ей хорошо. Посмотри, как она ох*ительно красива!
Девушка, что содрогалась от мощнейшего оргазма, и правда была красива. Тонкие руки так изящно обнимали мужскую шею, пышная грудь дразнила розовыми сосками, по коже стекали капельки пота, венка в ямочке билась с сумасшедшей скоростью, выдавая внутреннюю бурю, сжигающую её дотла.
– Нет… нет… – захныкала я, когда он вышел из меня и подхватил на руки, унося по бесконечно длинному коридору. Мне не хотелось прерывать это мгновение. Пусть оно длится бесконечно!
– Курить хочу.
– Гера! – верещала я, ёрзая бедрами так, чтобы снова найти то, что было нужно. – Трахни меня… Давай, Герман, не жалей ни меня, ни себя!
– Мишель… – смеялся он, уворачиваясь от моих попыток укусить его губу. Перекинул себе на плечо и открыл холодильник, достал бутылку шампанского. Тут же хлопнул пробкой и приложился к горлышку, утоляя жажду. Ледяное стекло бутылки прижалось к моей заднице, и тишина квартиры взорвалась моим визгом. – Ты куда-то опаздываешь?
Герман толкнул дверь террасы, и прохладный воздух обласкал влажную кожу, порождая новую волну неконтролируемого желания. Он усадил меня на диван, сдёрнул с себя рубашку, засыпая пол пуговицами и опустился в кресло напротив. Закурил и откинул голову на подголовник.
Взглядом шарила по его подтянутому телу, красивым ногам, внушительному члену, что так откровенно топорщился от возбуждения, дерзким кубикам пресса, быстро вздымающейся груди и застонала, рассматривая то, что давно хотела увидеть. Большая татуировка тянулась от ключицы вниз и исчезала под рукой.
Встала, не чувствуя ног, и села на него, опуская связанные руки на рисунок. Толстые линии словно перечёркивали сердце хаотичными мазками малярной кисти, будто кто-то пытался закрасить то, что