сморчком его еще никто не называл. Он еще хоть куда. Лицо его побагровело, и он ответил:
– Простите, но это наглость с вашей стороны… Кто вы такой? И как вы смеете?
– Смею, – ответил голос, который на этот раз показался знакомым.
Отто замолчал, раздумывая. Боже, как он не догадался сразу. Это же голос зарвавшегося щенка, сына Эльзы. Что он себе позволяет? Он почти заорал в трубку:
– Послушай, Пауль, хотя мы с тобой и родственники, но ты едва ли не втрое моложе меня, и я твой дядя…
В трубке раздался смех, затем племянник сказал:
– Узнал все же, старый сморчок. Да, это я, Пауль Зибер, воровская кличка Вольф. Какой ты дядя! Ты бросил нас с матерью, твоей сестрой, когда нам было совсем худо.
– Но я посылал вам деньги, дарил подарки, это не так уж и мало. Каждый, знаешь ли, должен думать о себе сам. Я вам все же не отец.
– Это были не подарки и не деньги, а жалкие подачки. При твоих доходах можно было отваливать и побольше.
– Пауль, ты неблагодарная свинья.
– Возможно, зато теперь я больше не нуждаюсь в твоих подачках.
– Ты вдруг разбогател? Разве это возможно, находясь в тюрьме?
– Но я уже больше месяца на свободе. И теперь я разбогатею с твоей подачи.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Отто, в то время как жуткая догадка уже буравила его мозг.
– У тебя, дядя, плохая память или замедленная реакция. Не ты ли был у нас недавно по одному весьма пикантному вопросу? Корчишь из себя дурачка…
– Так, значит, это правда?
– Что?
– Мать сказала, что ты снова куда-то влип…
– Не твоего ума дело. Все чисто. Уж не ты ли донесешь на меня в полицию?
– Я буду молчать, Пауль, если ты исправишь ошибку и поступишь по справедливости.
– Размечтался. Я не умею делить, дядя. Ты же знаешь, в школе я учился плохо. В том числе и потому, что часто прогуливал, так как стеснялся носить джинсы, которые покупала мне мать. Ведь у нас всегда были не деньги, а только твои подачки… Так что справедливость в том, что ты ничего не получишь. Даже если ты донесешь на меня, это тебе ничего не даст. Медальона баронессы ты не увидишь никогда, вернее, того, что было в нем…
Отто Фукс даже забыл на мгновение, что лишается богатства, – настолько жуткий интерес вдруг овладел его сознанием. С замиранием сердца он спросил:
– Пауль, а что же было в медальоне?
– За дурака меня держишь? Любой намек на это позволит тебе начать самостоятельно действовать. Хотя без этой информации ты все равно ничего не добьешься. Так что живи спокойно, как будто ничего и не было, ведь твоя старость обеспечена.
– Но, Пауль… Ведь это я сообщил о существовании медальона, то есть я помнил о вас. А чем же ты платишь?
– Ты сообщил, а я сделал. Мы квиты, дядя. К тому же ты сам рассказывал, что наш дед в том письме упоминал своих потомков вообще, а не только тебя… А разве я не отношусь к ним? А мой брат Курт? Кстати, он вот-вот освободится, и мы вдвоем доведем дело до конца.
– Ты шакал, Пауль!
– Нет, дядя. Я Вольф.
– А я, по-твоему, не являюсь потомком? А твоя мать?
– О матери мы позаботимся, а ты обойдешься.
В бессильной злобе Отто Фукс заорал в трубку:
– Я донесу на тебя, Пауль!
– Доноси, – спокойно ответил тот.
Отто забегал по комнате, крепко сжимая телефон потной рукой. К горлу подступил комок, который не давал ему говорить. Наконец он справился с этой проблемой и снова закричал в трубку:
– Пауль, ты еще узнаешь меня!
В телефоне зазвучали короткие гудки, и Отто швырнул его на пол и повалился в кресло. Отдышавшись, он взял себя в руки. Теперь решение совершенно отчетливо оформилось в его голове. Его больше не мучила двойственность чувств. Он выбрал деньги.
28
– Хай, Мартина.
– Хай, Максик. Ну как, роешь?
– Скорее роюсь… в своих мозгах.
– О, ты это любишь, мой сыщик.
– А ты, конечно, никогда не промолчишь, моя писательница.
Настроение Макса было скверным, и он не смог удержаться от того, чтобы не парировать подначку Мартины. В голове не было конкретного плана, лишь робкие варианты действий, которые в случае удачной реализации их могли принести успех. Он снова ставил на его величество случай. Этот звонок Мартине был попыткой двинуться еще в одном направлении розыска.
Он пожалел о своей реакции на ее реплику и примирительно сказал:
– Извини, Мартина. Не хотел, но вот вырвалось… Просто настроение не самое радужное.
Она с привычной легкостью ответила:
– Я не обиделась, Максик. Думаю, ты звонишь мне не для того, чтобы пожаловаться на настроение, а хочешь задать вполне конкретные вопросы… Выкладывай.
– Верно, Мартина. Ты, конечно, помнишь рассказ твоей подруги Гизелы, который прозвучал здесь, в моем офисе, когда история с медальоном только начиналась.
– Безусловно, как можно такое забыть?
– Отлично. Мне помнится, что она как-то называла того молодого американца… Она еще рассказывала, что он писатель. Я тогда не придал существенного значения этим данным, так как не считал их важными в тот момент.
– Пожалуй, что-то такое она говорила. Почему бы тебе самому об этом у нее не спросить?
– Понимаешь, Мартина, я чувствую себя очень неловко от того, что мне пока нечего ей сказать… А они с дочерью очень на меня рассчитывают. Я бы хотел, чтобы ты на правах старой подруги спросила у нее об этом американце. Свяжись с ней при случае.
– Зачем тянуть? Я звякну ей сейчас, а потом перезвоню тебе.
Вскоре Макс снова услышал ее голос:
– Ты знаешь, Максик, ей даже не пришлось искать визитку, которую американец когда-то им оставил. Она сразу назвала его имя, так как отлично его помнила. Его зовут Майкл Роуз.
– Благодарю, Мартина.
– Не стоит благодарности, мой неутомимый сыщик… Ведь я твоя добровольная помощница, – ответила молодая женщина и тут же добавила: – Хочешь почитать его романы?
– До чтения дело, пожалуй, не дойдет, но подержать книги в руках хочется. По крайней мере, те, которые переведены и изданы у нас в стране.
– Не вижу связи между медальоном и романами американца.
– Безусловно, нет никакой связи. Но ведь кто-то переводил его книги у нас, какое-то издательство впоследствии выпустило их в свет. Одним словом, при этом он контактировал с какими-то людьми…
Мартина рассмеялась:
– И всем этим людям рассказывал историю о медальоне.
– Ну мало ли что…
– Короче, Максик, у