обломками. И всё это летело по кругу, напоминая снежную бурю. Словно бесконечная мозаика закрутилась у меня перед глазами, мне казалось, что я уже сама лечу по этим длинным ледяным коридорам, и ветер свистит у меня в ушах, иногда заглушая звон льдинок. В глазах у меня плясали разноцветные искры, это тонкие чистые льдинки отбрасывали свет друг на друга, преломляя белый свет на его составляющие. Некоторые льдинки темнели, но натыкались на другие льдинки, ломались, и когда соединялись со светящимися обломками, тоже снова вспыхивали. Из этого кружащегося вокруг меня ледяного хоровода, выплыли навстречу мне две маленькие фигурки, вылепленные из чистейшего снега, размером не больше ладони. Они зависли на уровне моего лица. Слева от меня была фигурка женщины, а справа — птицы с расправленными крыльями. И тут же они стали истощаться, терять плотность, словно таяли на моих глазах. Я потянулась к птице, взяла её в руку, и почувствовала, что она тает в моей руке. Я быстро протянула руку за второй фигуркой, но её уже не было. Она растаяла! И вдруг, снежная птица в моей руке затрепыхалась, я разжала руку, она выпорхнула и стала подниматься в воздух. Но сделав несколько взмахов крыльями, снежная птица рассыпалась на лёгкие пушистые снежинки, которые долетели до земли уже каплями воды и сухая земля поглотила их, не оставив от них даже следа. Я почувствовала, как обожгло мои пальцы, и от этой боли у меня подкосились ноги. Я подняла руки к глазам и увидела, что кожа на моих пальцах стала розовой и тонкой, как после ожогов. Я прижала руки к лицу, ощутив нестерпимый жар. Я подбежала к горе, и подставила руки под струи воды. Приятная прохлада отпустила боль, и я стояла так, пока не наступило облегчение. Пальцы с трудом сгибались, и мне казалось, что кожа на них лопнет, если я сожму руки в кулак. Я подумала, что очень уж быстро произошла расплата за помощь. Сразу представила кожу, которая ползла рядом со мной, и меня передёрнуло от отвращения. Теперь и часть меня будет тут ползать по камням.
У меня вымокла вся одежда от непрерывно льющейся воды, и ещё я вспомнила, что у меня в кармане телефон, но это уже было не важно, с такими негнущимися пальцами мне сейчас ни в какой карман не попасть. Значит, он выполнил только одну мою просьбу, выпустил воронёнка из ледяной пещеры. В моей памяти снова всплыла пещера с ледяными зеркалами. То, что я заглянула именно туда, во владения Стыни, не было никакого сомнения. Но она мне не показалась ужасной, или такой, от вида которой можно сойти с ума. С другой стороны, я ведь и не видела отражения в этих льдинках, они слишком быстро мелькали вокруг меня. И самое главное, Стынь не была застывшей и неподвижной, я увидела, что там ледяные отражения постоянно находится в движении. Я отошла от камня. Передо мной больше не было огромного лица, я снова стояла перед межевым камнем, за которым меня ждал Гавран. Я посмотрела на гладкий валун и на свои руки. Не представляю, как теперь я буду цепляться за камень, я даже согнуть пальцы боюсь. Позади меня что-то зашуршало, и я полезла на камень. От напряжения, из ран потрескавшейся кожи выступила кровь, поверхность камня стала скользкой от неё, и я буквально рычала, когда цеплялась за выступы. Очутившись наверху камня, я сначала растянулась там, закрыв глаза, и ждала, когда моё сердце хоть немного успокоится. Потом я перевалилась на боковую поверхность камня и соскользнула на дорогу, упав на колени. Гавран от неожиданности несколько раз подпрыгнул и поднялся в воздух, потом сразу же опустился на дорогу передо мной. Я сидела в пыли, вся измазанная кровью, и прижимала к себе руки, стараясь не закричать от боли.
— Он исполнил только одно желание. — Только и произнесла я — Но воронёнок не далеко улетел, а рассыпался на снежинки.
— Его больше нет в пещере, он обрёл покой, я это уже знаю. Почему ты выпустила его, а не человека? — Внимательно глядя на меня, спросил Гавран.
Я решила его не обманывать, а сказать, как есть.
— Я не знала, что мне нужно выбирать кого-то одного. И, не задумываясь, я взяла воронёнка, а другая фигурка из снега в это время растаяла.
— Что у тебя с руками?
— Он взял у меня кожу с пальцев. Очень болит. Там вода текла по камню, и пока я держала руки под ней, боль прошла, но сейчас я разбередила их. Ничего, до свадьбы заживёт.
— Зачем ему твоя кожа? Или это и есть плата?
— Да. За помощь.
— Странная плата. Какой он?
— Не знаю, рядом со мной по дороге ползла только серая кожа. Это, видимо и есть он, или какая-то часть его. Теперь он будет на несколько сантиметров длиннее. — Попыталась я пошутить — Видать, я далеко не третья тут побывала, нас было гораздо больше, очень большая у него кожа. Ужас какой-то. Потом вся эта кожа стала лицом. Теперь-то я думаю, слава богу, что этот шкурник взял у меня кожу только с пальцев, пальцы заживут, хуже было бы, если бы он с какого другого места содрал её.
— Я думаю, что этот Шкурник себя заново создаёт. Он ведь тысячу лет был каменной горой, и от тела его за это время ничего не осталось.
— Если это так, то хорошо, что начал с кожи, а не с каких других органов. Гавран, если ты видел пещеры глазами воронёнка, значит, ты видел тех ужасных созданий в ледяных отражениях?
— Да, но я бы не назвал это ужасом. Видишь ли, моё восприятие отличается от восприятия человека. То, что для вас является кошмаром, я воспринимаю как далёкие и отстранённые образы. Для меня был невыносимым только бесконечный испуг потерянного в пещерах воронёнка, его тоска по родной стае, по лесу, солнцу, небу. Жизнь уходила из него, и я вместе с ним испытывал холод от пробиравшейся в его сердце гибели. Когда ты его отпустила, я подумал, что разорвалось моё сердце, и мне всё ещё больно, но эта другая боль, она пройдёт. Я теперь только здесь, и я за долгие годы отвык от этого, ко мне ещё не пришло в полной мере осознание этой свободы. Я тебе