Эмбер почувствовала, что он отстранился, и открыла глаза.
Ахнув, она резко села на постели. Ее руки взлетели вверх, прикрывая грудь; ноги, которые он успел развести, сжались, когда она подтянула колени, свернувшись в клубок.
Эймиас знал женщин. Даже сейчас, если он заключит ее в объятия и, нашептывая нежные слова, уложит на постель, он еще может добиться своего. Но момент отрезвления наступил. Он ощущал ее стыд так же остро, как собственное возбуждение.
Эймиас закрыл глаза и сделал глубокий вздох. Кровь стучала в его ушах, напрягшееся естество болезненно пульсировало, но он был рад боли, воспринимая ее как заслуженное наказание. Еще несколько минут, и он был бы не в силах остановиться, что бы ни говорила ему совесть. Еще две-три минуты, и он овладел бы Эмбер — со всеми проблемами, которые неизбежно возникнут.
Случись это, ему пришлось бы жениться на ней. Его можно упрекнуть во многом, но он никогда не был подлецом и старался не причинять зла женщинам, если этого можно было избежать. Он не может жениться на Эмбер. И не может соблазнить ее и бросить.
А значит, ему придется оставить ее сейчас, хотя они могли бы заняться любовью и получить наслаждение. Но что значат несколько мгновений наслаждения, если потом придется сожалеть всю жизнь?
Ему было трудно говорить, даже думать, но он постарался взять себя в руки.
С коротким стоном Эймиас сел на кровати и повернулся к Эмбер спиной, чтобы скрыть свое возбуждение и позволить ей одеться. Волосы его растрепались, не без помощи Эмбер, и он прошелся по ним ладонью.
— Извините, — произнес он, наконец, обращаясь к пустоте. — Я не собирался заходить так далеко. — Он издал неуверенный смешок. — Я начинаю подозревать, что есть объективные причины, почему мужчинам и женщинам, даже порядочным, не следует оставаться наедине. Мне следовало быть умнее. Надеюсь, вы простите меня. Хорошо еще, что мы вовремя остановились.
Эмбер не ответила, и Эймиас ощутил холодный приступ страха. Не потому, что опасался, что снова забудется, а потому, что не хотел верить мысли, внезапно посетившей его. Неужели она хотела соблазнить его? Неужели он такой дурак, что чуть не поддался соблазну и даже не понял, что его заманили в ловушку?
— Эмбер? — сказал он, рискнув бросить на нее взгляд. Она успела привести в порядок одежду, но все еще выглядела взъерошенной и взволнованной. Рассыпавшиеся по плечам локоны, припухшие от поцелуев губы, румянец на щеках вновь пробудили в нем желание.
— Да, — отозвалась она напряженным тоном, — это была неудачная идея. Не представляю, как я смогу смотреть вам в глаза.
Эймиас с ужасом осознал, что она вот-вот расплачется, и это отбило у него всякое желание.
Заметив выражение его лица, Эмбер лихорадочно замахала рукой.
— Не прикасайтесь ко мне. Мне надо немного поплакать. Я всегда так делаю, и это ничего не значит. Вообще-то я очень сильная, просто это одна из моих слабостей. Я скоро перестану, если вы не будете мне мешать. Только ради Бога, мистер Сент-Айвз, больше не прикасайтесь ко мне!
Эймиас не думал, что способен чувствовать себя хуже, чем сейчас. Он ошибся. Эта прелестная молодая женщина почти отдалась ему и по-прежнему называет его «мистер Сент-Айвз».
— Вы слишком доверчивы, — ворчливо заметил он. — Вам следовало вышвырнуть меня, как только вы узнали, кто я такой, как это сделал Тремеллин.
Эмбер молчала, уставившись на покрывало. Это было совсем не в ее духе. Эймиас предпочел бы, чтобы она заплакала, хотя и не выносил женских слез.
— Эмбер? — окликнул он ее. — С вами все в порядке? Она покачала головой, так что волосы упали ей на лицо.
— Нет, — сказала она.
Глава 13
Он не снял с себя ни одного предмета одежды. Это была первая мысль, которая пришла Эмбер в голову, когда ее сознание прояснилось, вырвавшись из чувственного тумана. Она находилась в объятиях Эймиаса почти обнаженная. И не просто в его объятиях, а под ним, тогда как он был полностью одет, элегантный, как человек, явившийся с визитом. Он даже не снял перчатки. И не принуждал ее ни к чему. Боже, что она натворила! Эмбер онемела от стыда.
Но он был таким золотистым, теплым и нежным, словно дикий мед с вином, от него исходил чистый пряный запах, а его поцелуи были такими возбуждающими, что у нее кружилась голова.
Даже сейчас, зная о своем шокирующем отклике на его ласки и опасности, таившейся в этом, Эмбер не могла смотреть на Эймиаса, не испытывая нового прилива желания. Она не знала, что думать и еще меньше, что говорить.
Он задал вопрос, и ей пришлось ответить, хотя каждое слово давалось с трудом.
— Вы не разделись, — прошептала Эмбер.
Сквозь тонкую ткань рубашки она ощущала тепло его кожи, чувствовала, как перекатываются под ее ладонями литые мускулы его спины, ощущала напряжение его сильного тела, и давление его возбужденной плоти. Но все это время он был полностью одет, как и полагается джентльмену.
— Вы сняли только перчатку, — печально добавила она, глядя на его руку, покоившуюся на постели между ними. В ней не было ничего особенного, разве что она казалась чересчур бледной, вероятно, потому, что он всегда носил перчатки. Это была крупная мужская рука с широкой ладонью, длинными пальцами и ухоженными ногтями. Сент-Айвз говорил, что повредил ее в детстве. Неужели он никогда не говорит правду?
Эймиас взглянул на свою руку. — О, — сказал он, прочитав ее мысли, — с этой рукой все в порядке.
Он улыбнулся почти так же печально, как она.
— Но согласитесь, я бы выглядел нелепо, расхаживая в одной перчатке. Вот, смотрите. — Эймиас поднял другую руку и принялся стягивать с нее перчатку. — Не слишком приятное зрелище, — сказал он, — но вряд ли вы поверите, пока не увидите собственными глазами.
Он снял перчатку и поднял правую руку. Эмбер отпрянула.
— Понятно, — уронил он и начал снова натягивать перчатку.
— Не надо! — вырвалось у нее. — Вам незачем прятать это от меня. Я испытала шок, потому что это жестокое зрелище, но оно не пугает меня.
— Скорее отталкивает, — заметил он, удрученно глядя на свою руку.
У него было только два нормальных пальца: большой и указательный. Остальные три были аккуратно отрублены, но под углом: средний палец на третьей фаланге, безымянный на второй, а от мизинца остался только коротенький обрубок.
Эймиас пошевелил пальцами, задумчиво глядя на них.
— Все они работают, но вид ужасный, не правда ли? — поинтересовался он. — Я попался в лапы злобному мяснику, когда мне было восемь лет. Он пытался отрубить мне руку в наказание за кражу колбасы, но мне удалось ускользнуть от него буквально в последний момент. Видите ли, если вы расслабитесь, то человек, который удерживает вас, тоже расслабится, пусть на мгновение. Этого вполне достаточно. Помогает также, если вы испуганы. По-настоящему. От пота руки делаются скользкими. Так что единственное, что от вас требуется, — это дождаться подходящего момента, вывернуться из чужой хватки и броситься бежать. Что я и проделал. Поздновато для пальцев, зато я сохранил руку. Думаю, несколько пальцев — небольшая плата за это.