2 ч. 10 мин. дня вышел Темный с Марией Головиной и уехали».
Также агенты старались с максимальной точностью фиксировать настроение «монаха-чудотворца», его жесты, его слова. Довольно часто Распутин появлялся на лестничной площадке в самом растрепанном виде и бегал по всему дому в поисках консьержки или портнихи Кати! У него был вид животного, стремящегося удовлетворить свои желания. Полицейские сухо описывали происходившие сцены:
«3 мая. Распутин посылал жену швейцара к массажистке, но та отказалась его принять. Тогда он сам пошел в том же доме к портнихе Кате, 18 лет, и говорит ей: „Почему ты не приходишь ко мне?“. Она ответила, что „нет костюма“. – „Ты приходи ко мне через неделю, я тебе дам 50 рублей“.
2 июня. Распутин <…> послал жену швейцара за массажисткой Утиной, живущей там же, но дома ее не оказалось. Тогда он сам отправился в тот же дом в квартиру № 31 к портнихе Кате. По-видимому, его не пустили в квартиру, так как он вскоре вернулся и на лестнице стал приставать к жене швейцара, прося его поцеловать. Та, вырвавшись, позвонила к нему в квартиру, и прислуга его, Дуня, увела Распутина домой».
Когда Григорий Ефимович выходил либо в церковь, либо к автомобилю, ожидавшему его, чтобы отвезти на «Виллу Родэ» или в Царское Село, он всегда был хорошо одет: черный кафтан, дорогая шуба и касторовая шляпа. В такие моменты он казался филерам настоящим «барином»; они бы его почтительно приветствовали этим словом, если бы его обветренное морщинистое лицо не выдавало его крестьянского происхождения.
Едва открывалась дверь квартиры и на пороге появлялась мощная фигура Распутина, всех этих плохо одетых полицейских охватывало волнение; они кланялись, снимая головные уборы, а некоторые даже спешили поздороваться дружеским и конфиденциальным тоном.
Он милостиво отвечал им со снисходительной улыбкой; он всех их давно знал и за столько лет привык встречать всякий раз, когда выходил или входил. Он также прекрасно умел отличать одних от других: были агенты начальника Охранного отделения Глобачева, были от полковника Комиссарова и, наконец, генерала Спиридовича, доверенные люди председателя Совета министров, министра внутренних дел, крупных банков и иностранных дипломатических миссий. Действительно, все эти службы и силы соперничали друг с другом и старались быть в курсе действий и намерений Распутина.
Григорию Ефимовичу очень льстило внимание, предметом которого стала его персона. Он с удовольствием смотрел, как весь высший свет России тратит деньги на его охрану, и довольно улыбался всякий раз, когда думал об этом.
По правде говоря, он, со своей здравой крестьянской смекалкой, понимал, что одной охраной дело не ограничивается, и стал буквально пленником и не мог и шагу ступить без того, чтобы все полицейские службы и все влиятельные люди Петрограда не узнали о том немедленно.
Впрочем, такая двойная работа полицейских, обеспечивавших его безопасность и одновременно шпионивших за ним, его не слишком беспокоила; их присутствие его нисколько не смущало, и при них он вел себя обычно, проявляя в их отношении то же добродушие, что снискало ему покровительство царствующей четы, ненависть врагов и безраздельную любовь почитательниц. Он был абсолютно равнодушен к тому, что все эти придворные господа и дамы, министры, полицейские начальники и банкиры в точности знали, сколько раз в неделю он возвращался домой пьяным и сколько ночей у него проводила элегантная дама или простая швея.
Его друзья в Департаменте полиции и министерствах зачастую передавали ему то, что агенты фиксировали в своих донесениях, но он обычно не выказывал по этому поводу никаких особых эмоций, за исключением тех случаев, когда агенты сообщали излишние подробности или допускали ошибки. Тогда он приходил в сильную ярость, вызывал провинившегося агента и просил, сопровождая просьбу, воздерживаться на будущее от подобных действий.
Впрочем, полицейские эти с математической точностью заносили распутинские выговоры в свои блокноты: «14 января. В 4 ч. 30 мин. дня Распутин с Рубинштейном и двумя дамами уехал в Царское Село, а в 7 ч. 41 мин. вечера вернулся домой один, причем во время пути обратно обратился к агентам со словами: „Кто-то из вас передал кому-то, что будто бы я держал на коленах какую-то даму. Так нехорошо говорить. Вы ведь посылаетесь для охраны, а передаете другое“».
За исключением этих мелких стычек, Распутин поддерживал отличные отношения с охранявшими его агентами. Правда, порой он стремился ускользнуть из-под их надзора и бывал счастлив, как ребенок, если ему, например, удавалось покинуть квартиру через черный ход и запрыгнуть в машину, оставшись не замеченным полицейскими.
Когда ему удавалось провернуть подобную уловку, утром он приходил к агентам и с удовольствием рассказывал им страшные истории: что там, где побывал, он творил жуткие дела, обсуждал очень важные проблемы, а они об этом даже не догадывались. «Сколько бы заплатили, – говорил он, насмехаясь над ними, – придворные дамы, господа министры и директора наших крупных банков, чтобы в точности узнать, откуда я вернулся и чем я занимался!»
Не раз, сжалившись над вечным любопытством этих несчастных полицейских, он по доброй воле рассказывал им то, чего они не могли узнать. Со временем он стал им доверять больше, особенно людям генерала Глобачева, даже позволял им сопровождать себя в церковь или в баню и часто разговаривал с ними по дороге о разных частных или политических делах. Преданность, проявляемая этими агентами, ему нравилась, и он своим чутьем чувствовал, что эти бедолаги не просто исполняют служебный долг, но и испытывают радость от того, что находятся в его компании. Эти мелкие, плохо оплачиваемые служащие получали удовольствие, слушая грубоватые рассказы Распутина о жизни двора и высшего общества.
Правда, такое расположение не мешало полицейским передавать своим начальникам кое-что из того, что Григорий Ефимович настоятельно просил их держать при себе. Конечно, они обещали ему действовать в соответствии с его пожеланиями, они спешили вписать в свои донесения слова, которые Распутин просил их держать в тайне.
Но, несмотря на все это, они отлично ладили. Агенты любили своего Григория Ефимовича, а Григорий Ефимович любил своих охранников, среди которых особенно выделял Терехова, Свистунова, Попова и Иванова.
Распутин, поначалу ограничившийся тем, что перебрасывался с полицейскими несколькими словами по дороге в церковь или в баню, но держал для них закрытой дверь своей квартиры, в дальнейшем проникся к ним таким доверием, что стал впускать даже в свою спальню. В частности, это случилось в 1916 году, в день его именин. Полковник Комиссаров приказал своим агентам любой ценой проникнуть в квартиру Распутина и представить ему подробный отчет обо всем происходившем в тот день; в Департаменте