несколько необычной манере, и его двусмысленные выражения могли скрывать глубокий смысл. Поэтому агенты, в чью задачу не входила проверка достоверности сведений, просто записывали наблюдения Нейштейна слово в слово в свои отчеты, оставляя начальству заботу устанавливать, что правда в его намеках.
Так, они отметили:
«24 января. Нейштейн, проживающий по той же лестнице, проходя мимо агентов, обратился к ним: „Вашего патрона скоро назначат в Царское Село управлять всеми лампадами“».
Но филеры обычно не ограничивалась записыванием откровений господина Нейштейна. В дом приходило и выходило огромное количество людей, и филерам приходилось немало потрудиться, чтобы записать их имена. Когда входил новый посетитель, они изо всех сил старались напустить на себя равнодушный вид, что заставляло их разыгрывать маленькие комедии, например быстро подниматься по лестнице, как будто они сами направлялись к старцу, или, напротив, непринужденно спускаться либо болтать о пустяках перед входной дверью дома. Но едва визитер входил к Распутину, агенты тотчас вытаскивали карандаши и блокноты и с максимальной точностью фиксировали описание людей: форму шляпы, цвет волос, зонты, свертки. Каждый спрашивал коллегу, знает ли он пришедшего, но особую важность имели свертки, и для каждого было предметом гордости угадать их содержимое. В их отчетах содержалось описание свертков, корзин и других подобных вещей:
«10 января. Шаповаленкова принесла ему в подарок ковер.
23 января. Неизвестный священник привез Распутину рыбы.
28 января. Фон-Бок с неизвестным привез Распутину ящик вина.
21 февраля[13]. Секретарь Распутина, Симанович, принес корзину и сказал, что тут шесть бутылок мадеры, икра и сыр.
14 марта[14]. К Распутину на моторе приехал Николай Алексеевич Глазов и привез с собою несколько бутылок вина.
14 июня. Добровольский[15] привез Распутину корзину вина».
Когда в доме одновременно находились несколько человек, агенты были как на раскаленных углях; впрочем, им удавалось уловить несколько слов, и они тщательно фиксировали их в своих отчетах, не задумываясь, имеют ли эти слова смысл или нет. Филеры также отмечали, как каждого пришедшего встретила или проводила Дуня, служанка Распутина, пытаясь определить по этому признаку то, как прошла встреча. Также, при уходе визитеров, они старались завязать с ними разговор.
Филеры справлялись со своей сложной задачей с поразительным пылом и рвением. Они делали все возможное, чтобы угадать личность неизвестного за то короткое время, что он шел до входной двери квартиры Распутина. Они записывали малейшие детали, старались сохранить в своих блокнотах невероятное количество не представляющих интереса данных о жизни незнакомцев. Чаще всего они могли зафиксировать лишь форму шляпы, одежду или сверток визитера, но порой агентам везло больше и им удавалось разговорить неизвестных, особенно если те возвращались от старца, счастливые тем, что получили желаемое, и испытывали потребность поделиться с кем-нибудь своей радостью или, напротив, когда были недовольны и отправлялись восвояси, не добившись успеха. Агенты тогда сияли от счастья и вносили в свои блокноты записи вроде этих:
«3 ноября. К Распутину пришла неизвестная женщина, которая хлопочет о своем муже прапорщике, лежащем в одном из лазаретов, чтобы его оставить в Петрограде. Выйдя от Распутина, начала рассказывать швейцарихе, что какой-то странный он человек, и описала, как он ее принимал. „Впустила меня в квартиру какая-то девочка и провела в комнату, потом вышел ко мне Распутин (первый раз его вижу) и сказал: раздевайся, пойдем сюда. Я разделась, пошла с ним в комнату, первую от дверей, налево. Он мало слушал мою просьбу, а стал хватать руками за лицо, потом за груди и говорит: „поцелуй меня, я тебя полюбил“. А потом написал какую-то записку и снова стал приставать: „поцелуй, поцелуй, я тебя полюбил“. Этой записки не дал, сказав, что – „я на тебя сердит, приди завтра“».
«3 декабря. Распутин ушел из квартиры с Филипповым и вернулся пьяный. Вскоре после его возвращения пришла в первый раз Лейкарт, урожденная Мордвинова, просить за мужа. Распутин предложил ей поцеловать его, но та отказалась и ушла, а потом пришла содержанка сенатора Мамонтова – Воскобойникова, которой Распутин предложил зайти к нему в час ночи.
29 января. Посетительница Распутина, Татаринова[16], выйдя от него, рассказывала агентам, как Распутин обнимал и целовал какую-то молодую барышню, и говорила, что ей так было стыдно, что она из квартиры ушла и больше не пойдет.
30 января [17]. Каравья[18] и ее дочь Маймескул, выходя от Распутина, не принявшего их, ругали его, называя „паршивым мужиком“ и рассказывали, что когда-то были в ресторане „Вилла Родэ“, где Распутин выбегал в зал в одной рубахе и наделал этим не мало шума, за что будто бы ресторан этот закрыт. При разговоре добавили, будто в Царском Селе появился какой-то молодой монах, который будет скоро слыть лучше, чем Распутин.
31 января[19]. Приехал из Москвы священник с Лубянской церкви и с ним неизвестный, за кого священник хлопочет через Распутина по какому-то делу. <…> Священник просил Распутина самого съездить к господину товарищу министра внутренних дел, сенатору Белецкому, но он отказался, а написал письмо и передал им. После священник смеялся, как Распутин, писав письмо, выводил каракули.
5 февраля. Каравья, выходя из квартиры Распутина, в разговоре с агентами сказала: „Хотя Распутин и падает духом, но обделывает большие делишки, так, например, Рубинштейн устроил что-то на 300 000 руб. и за это получил от него 50 000 руб.“; при этом добавила, что ей Распутин сказал, что ее дела он устроит через министра Шаховского.
7 февраля. Боберман при входе в квартиру Распутина спрашивал, что с ним случилось, а когда выходил, то сказал, что здоров. Проживающий по той же лестнице Нейштейн, выходя, спросил: „Правда ли, что вашего какой-то офицер у вокзала поколотил?“»
Полицейские бывали наверху блаженства всякий раз, когда прибывал курьер из Царского Села, или посланец какого-нибудь министра, или банковский служащий. Гонца останавливали на лестнице, прежде чем он успевал позвонить, и конфиденциально расспрашивали, откуда он и что за поручение ему дано. Если он нес письмо, полицейские спускались в привратницкую, виртуозно вскрывали конверт и так же запечатывали его, скопировав содержимое в свои блокноты. После чего позволяли посланцу позвонить в дверь распутинской квартиры.
Когда он, передав свой конверт, спускался по лестнице, агенты его снова останавливали и, сильно возбужденные, провождали до улицы, пытаясь выведать, кто его принимал, кто взял у него письмо; если это был Распутин собственной персоной, полицейские справлялись о выражении его лица и требовали в точности повторить, что он сказал и с кем еще он разговаривал. Если посыльный выходил с письменным ответом,