признавал допущенные им ошибки и старался их исправить.
Следует также отметить, что если Григорий часто вмешивался в дела правосудия, то делал он это всегда в пользу обвиняемого или осужденного. Нельзя привести ни одного примера того, когда Распутин злоупотребил бы своим положением и отправил в тюрьму или в Сибирь личного врага, хотя ему ничего не стоило это сделать, и так на его месте в России поступил бы каждый. Напротив, все те, кто сумел его убедить, что стали жертвой юридической системы, могли рассчитывать на его помощь и покровительство. Когда арестовали старого военного министра Сухомлинова только за то, что на кого-то надо было свалить ответственность за военные неудачи, Распутин сделал все, что мог, чтобы спасти этого человека, хотя тот был его врагом. Характерно письмо, написанное царицей по этому поводу: «Наш Друг сказал:,Ген[ерала] Сухомл[инова] надо выпустить, чтоб он не умер в темнице, а то не ладно будет – никогда не боятся выпустить узников, возрождать грешников к праведной жизни – узники через их страданья пока доходят до темницы – выше нас становятся перед лицем Божием“ – более или менее Его слова. У каждого, даже самого низкого грешника бывают минуты, когда его душа возвышается и очищается через тяжкие страдания, и тогда следует протянуть ему руку, чтоб спасти его, прежде чем он вновь не потеряет себя, ожесточившись и впав в отчаянье».
Стоило только кому-то понравиться ему, и он без колебаний вмешивался в его пользу, даже вопреки мнению императора. Однажды, когда царь выразил свое недовольство председателю Совета министров Штюрмеру, протеже Распутина, Григорий телеграфировал императору: «Не трожь старика!» Впрочем, он проявлял суровость даже к своим фаворитам, когда бывал ими недоволен. Тот же Штюрмер, которого он так энергично защищал от императора, однажды был вынужден выслушивать от Распутина весьма грубую нотацию за то, что посмел не исполнить немедленно приказ царицы. «Друг» отчитывал его, как какого-то школьника:
– Ты не смеешь идти против желания Мамы. Смотри, чтобы я от тебя не отошел, тогда тебе – крышка! Заруби это себе на носу!
И поскольку в этот момент вошел его секретарь, Григорий Ефимович сказал ему, презрительно указывая на униженно склонившегося Штюрмера:
– Старикашка не повинуется Маме – стал сам прыгать, шея ему будет быстро сломана.
Он обходился с министрами, преимущественно с теми, кто не был обязан ему своим положением, с невероятным презрением. Когда он впервые встретился с министром Маклаковым, сначала сделал вид, что вовсе не замечает его присутствия, а потом поманил его пальцем:
– Эй, ты, там, подойди-ка!
Маклаков был настолько ошеломлен, что сделал несколько шагов вперед.
– Хорошенько запомни, что я тебе скажу! – начал Распутин. – Много еще воды утечет, прежде чем ты станешь хорошим человеком, угодным Богу! – Потом, повернувшись к нему спиной: – Ну вот! А теперь можешь идти!
Другой случай: Распутин «экзаменовал» душу кандидата на пост министра – незадолго до убийства Столыпина «истинно русские люди» попытались провести нижегородского губернатора толстяка Александра Николаевича Хвостова на пост министра внутренних дел. При дворе шла большая охота, и все «истинно русские», принимавшие участие в этом торжественном мероприятии, воспользовались случаем, чтобы расхвалить императору способности Хвостова. Так что царь начал серьезно заниматься вопросом его назначения, но для начала попросил «друга» проверить кандидата.
Распутин тотчас выехал в Нижний Новгород и в один прекрасный день без стука ввалился в рабочий кабинет губернатора.
– Ну, вот и я! – сказал он просто. – Папа меня послал посмотреть твою душу, потому что мы, может быть, назначим тебя министром внутренних дел.
При этих словах толстяк Хвостов, полновластный хозяин Нижнего Новгорода, расхохотался. Ему ни на секунду не могло прийти в голову серьезно отнестись к словам этого стоявшего перед ним мужика в тяжелых сапожищах, этого крестьянина в поношенном тулупе: все это казалось ему шуткой. Но Григорий Ефимович, до крайности оскорбленный подобным презрением, молча развернулся, взял свой суковатый посох и покинул губернаторский дворец. После обеда он еще раз пришел к Хвостову, приоткрыл дверь его кабинета и угрожающе крикнул:
– Я послал телеграмму в Царское насчет тебя! Все устроено.
Губернатор снова расхохотался; однако в него постепенно закрался страх, и, предчувствуя, что в словах визитера может содержаться какая-то доля правды, он вызвал к себе начальника почты и приказал показать телеграмму, отправленную Григорием Ефимовичем. Каково же было его изумление, когда через два часа он смог прочитать следующий текст:
«Анне Вырубовой, Царское Село. Передай Маме, что, хотя Бог на Хвостове и почиет, но чего-то в нем недостает».
Лицо губернатора стало совершенно желтым, большие глаза округлились от ужаса; так, значит, то, что говорил этот крестьянин, правда и он мог бы стать министром! Через несколько дней Хвостов сел в поезд на Санкт-Петербург, держа под мышкой толстый портфель, и испросил аудиенции у царя «по срочному делу». Он был принят, но констатировал, что император находится не в лучшем расположении духа. Едва он закончил свой доклад, как был отпущен.
Тогда Хвостов попытался во что бы то ни стало приблизиться к Григорию Ефимовичу, чтобы продемонстрировать ему подобающие политес и преданность; даже целовал ему руки на публике. Но пройдет много лет, прежде чем однажды он столкнется со старцем на оргии, после которой тот объявит царю, что снова заглянул в душу Хвостову и нашел заметные улучшения. Через несколько дней толстяк губернатор будет назначен министром внутренних дел.
Председатель Совета министров Борис Штюрмер, преемник престарелого Горемыкина, также был назначен по протекции «друга». «Ах да! – заявил Григорий, когда ему сказали о кандидатуре Штюрмера. – Этот старикашка давно хочет быть министром. Он уже приходил ко мне с женой. Ладно! Он человек славный и справится не хуже любого другого!» Старец встретился с Борисом Штюрмером у одной малоизвестной актрисы. Там «посмотрел ему в душу» и, сочтя результаты осмотра благоприятными, рекомендовал его кандидатуру императору.
Именно в эту эпоху, в премьерство Штюрмера, влияние Распутина достигло апогея. Новый председатель Совета министров, обязанный своим положением Григорию Ефимовичу, безоговорочно подчинялся его приказаниям и не реже чем раз в неделю совещался с «мужицким канцлером», который давал ему инструкции. Во встречах этих было нечто романтическое: они происходили по ночам, в Петропавловской крепости, куда Распутин проходил свободно, благодаря одной из своих почитательниц, дочери коменданта крепости Никитина. Красавица Лидия Никитина была страстной поклонницей старца. Вечером она заезжала за ним и провозила в Петропавловскую крепость, в свою комнату, куда вскоре приходил и Штюрмер. На этих совещаниях между Распутиным и Штюрмером обсуждались важнейшие указы, законы и назначения; порой они сидели вместе до утра.
Но Штюрмер