– Итак, Рихтгофен, – произнес он саркастически, – я полагаю, вы уже взяли Дюнкерк с воздуха?
– Нет, господин генерал-майор, я его еще даже не атаковал. Базы моих „Штук“ слишком далеко позади, дистанция подлета слишком велика. По этой причине я могу их использовать максимум дважды в день, а посему не могу нанести сконцентрированный удар.
– А чем заняты другие воздушные корпуса?
– Они находятся еще дальше в тылу, большинство – в рейхе и в Голландии. Даже для „Хейнкелей-111“ и „Юнкерсов-88“ это слишком большое расстояние для перелета.
Клюге покачал головой:
– А нам даже не разрешается пересекать канал Аа, чтобы не оказаться на пути люфтваффе! И в результате все бронетанковые войска парализованы. Все, что мы можем сейчас делать, это лишь серии булавочных уколов.
Рейнхардт послушно поддержал своего командира:
– Несомненно, враг будет использовать проселочные дороги в Дюнкерк, которые у него остались, чтобы уйти из наших лап и посадить на корабли огромные массы своих войск. Помешать ему может только наше мощное наступление.
Сейчас был как раз тот самый нужный момент. Но 4-я армия по-прежнему была связана находящимся в силе приказом остановить продвижение. Все аргументы Верховного командующего сухопутными войсками фон Браухича и его начальника штаба Гальдера не смогли переубедить Гитлера.
Даже такой предприимчивый генерал, как Рихтгофен, не слишком высоко оценивал шансы „Штук“ в этих обстоятельствах. Как только он вернулся к себе в штаб в Пруаси, он позвонил напрямую начальнику Генштаба люфтваффе Иешоннеку.
– Если танки не возобновят свое наступление, англичане ускользнут от нас. Никто не верит всерьез, что мы в одиночку сможем остановить их с воздуха.
– Ты ошибаешься, – сухо ответил своему другу Иешоннек. – Железный верит в это. – Он имел в виду Геринга. Потом добавил нечто примечательное: – Более того, фюрер желает уберечь британцев от слишком сокрушительного поражения.
Рихтгофен не верил своим ушам.
– И нам все равно надо молотить их?
– Совершенно верно. Всеми имеющимися у вас средствами.
Эта история об уважении к британцам просто звучала бессмыслицей! О каком уважении могла идти речь, если люфтваффе должно было засыпать их всеми имеющимися средствами уничтожения? И к тому же Геринг, несмотря на весь скептицизм своих генералов, собирался одержать громкую победу в течение двух дней.
И вот, когда Кале капитулировал в полдень 26 мая, события следовали одно за другим:
1. В некоторых секторах фронта во Фландрии британцы оставили свои позиции и открыто стали отходить к побережью пролива.
2. Гитлер и Рунштедт аннулировали приказ остановиться и после паузы в два с половиной дня разрешили бронетанковым дивизиям продолжить наступление следующим утром.
3. Люфтваффе, наконец, избрало Дюнкерк своей главной целью, и командование впервые приказало обоим Luftflotten действовать в полную мощь при атаках города и порта.
4. В 18.57 британское адмиралтейство приказало начать операцию „Динамо“ – эвакуацию британской армии с континента.
Огромный флот, преимущественно из небольших судов – эсминцев и торпедоносцев, тральщиков, буксируемых барж вместе с бесчисленным количеством частных яхт и моторных лодок – начал пересекать Ла-Манш.
Их вид наводил печаль. Вице-адмирал сэр Бертран Рамсей, руководивший операцией из Дувра, рассчитывал управиться за два дня, пока немцы не прорвут оборону Дюнкерка. За это время он надеялся своим „комариным флотом“ выдернуть в лучшем случае 45 000 человек из этого адского котла.
С наступлением рассвета 27 мая казалось, что все эти британские надежды перечеркнуты. Налеты германской авиации превзошли самые наихудшие опасения. Уже с первыми лучами солнца группы KG 1 и 4 были над головой, бомбы с их „хейнкелей“, взрываясь, освещали все окрестности. Поток бомбардировщиков не прекращался. Налет KG 54 добавил новых пожаров в доках, а рядом с длинным восточным молом раскололся пополам французский транспортный корабль „Aden“. До 7.11 налет проводили бомбардировщики 2-го воздушного флота, базировавшиеся в Западной Германии и Голландии.
Затем настала очередь „Штук“. К этому времени акватория возле Дюнкерка кишела кораблями всех видов. Выбирая те, что побольше, пилоты отделялись от группы и нажимали на рычаг сброса бомб, снизившись в пике до высоты 500 метров. Вниз со свистом летели 500-фунтовые и 1000-фунтовые бомбы замедленного действия. Хотя было очень много промахов благодаря увертливости кораблей, попаданий тоже было полным-полно. Среди затонувших был французский войсковой транспорт „Cote d'Azur“.
Городу и порту не было дано передышки, следом его атаковали „дорнье“ из KG 2 и 3. Они прилетели из дальнего региона Рейна – Майна, а отыскать цели им помогли столбы черного дыма, восходившие к небу от горящих цистерн с нефтью. Под всем этим дымом от пожаров и пылью от рушащихся зданий город было трудно различить, потому что все больше бомб падало в эту преисподнюю.
В полдень британские войска начали эвакуацию города и района гавани. Адмиралу Рамсею сообщили, что уже невозможно вести посадку на корабли с изуродованных бомбами причалов. Ее придется делать с открытых пляжей между Дюнкерком и Ла-Панне, где не было причалов или погрузочных устройств, а сам процесс пойдет много медленнее.
К концу первого дня „Динамо“ было спасено лишь 7669 человек из общего числа, превышающего 300 000. Трудности были невероятными, и стали жаловаться на недостаточное британское прикрытие с воздуха. Адмирал Рамсей докладывал: „Ожидалась надежная защита с воздуха, а вместо этого по нескольку часов подряд корабли на рейде подвергались смертельному граду бомб и пулеметным очередям“.
Почти каждый солдат, которому удалось благополучно вернуться в Англию, пройдя через это тяжелое испытание, задавал один и тот же вопрос: „Где же были наши истребители?“
Эту несправедливость по отношению к Королевским ВВС своим горьким опытом подтверждают германские пилоты бомбардировщиков, побывавших над Дюнкерком.
Дюжина „Do-17“ из III/KG 3 только что отбомбилась на цистерны нефтехранилища к западу от порта, когда на них налетела эскадрилья „спитфайров“. Рядом не было ни одного германского истребителя. Хотя радисты яростно отстреливались из своих „MG 15“, превосходство „спит-файров“ в скорости и вооружении было таково, что в исходе боя не оставалось никаких сомнений. Половина „дорнье“ либо врезалась, охваченная пламенем, в землю, либо должна была совершить вынужденную посадку.
III/KG 2 пережила подобное, об этом сообщал майор Вернер Крайпе: „Вражеские истребители набросились на наше соединение, летевшее в плотном строю, с бешенством маньяков“.
Когда „дорнье“ летели, почти касаясь друг друга кончиками крыльев, завеса совместного оборонительного огня, который вели их стрелки, играла свою роль. И все равно радио потрескивало от тревожных переговоров между машинами, летевшими в арьергарде: „Тяжело поврежден… должен покинуть строй… пытаюсь совершить вынужденную посадку“.
В военном дневнике II авиакорпуса день 27 мая считается „плохим днем“: „При пропавших без вести шестидесяти четырех членах экипажей, семерых раненых и потерянных двадцати четырех самолетах сегодняшние потери превосходят таковые за последние десять дней, вместе взятых“.
В других воздушных корпусах происходили такие же события. Если 200 „спитфайров“ и „харрикейнов“ и не уберегли войска от вражеской бомбежки, они тем не менее нанесли урон противнику. Могло ли люфтваффе выдержать давление? Могло ли оно атаковать в течение последующих дней столь же продолжительно и эффективно?
28 мая погода стала ухудшаться с часу на час. Хотя отдельные бомбардировочные Gruppen совершали налеты на Остенде и Ньюпорт, едва ли одна бомба упала на Дюнкерк. Низкая облачность в сочетании с дымом и пылью покрыла пеленой весь район.
Адмирал Рамсей вместе со своей командой перевел дух. Сейчас выяснилось, что, во всяком случае, гавань все-таки можно использовать. Прежде всего, корабли могут выстроиться вдоль длинного восточного мола: такая посадка будет более продуктивной, чем вывоз солдат с песчаного побережья. В этот день еще 17 804 человека отбыли в Англию.
День 29 мая ознаменовался проливным дождем. В своем дневнике Рихтгофен писал: „От всех уровней Верховного командования раздаются шумные требования, чтобы VIII воздушный корпус вновь принялся за корабли и лодки, на которых английские дивизии смываются с содранной шкурой. Но у нас потолок, однако, всего лишь 100 метров, и как генерал, командующий своими соединениями, я считаю, что массированный огонь зенитной артиллерии врага может нанести нам больше урону, чем мы – ему“.
Прошло тридцать шесть часов, а на Дюнкерк практически не упала ни одна бомба. Поток приходивших и уходивших кораблей постоянно нарастал. Но к полудню облачный покров стал сокращаться, и начиная с 14.00 погода вновь стала благоприятной для действий авиации. Люфтваффе не теряло времени, стараясь наверстать упущенное. Три Geschwader „Штук“ по очереди пикировали на эвакуационный флот. Вновь все место посадки оказалось изрезанным бомбами. Один за другим загорались корабли, и опять гавань была объявлена „блокированной и непригодной к использованию“.