возбуждения Сергея. Неужели и это я готова ему позволить? В памяти тут же всплывают все одинокие вечера в слезах, все оскорбления и та пощечина.
— Сергей, убери руку, — произношу хриплым ото сна голосом.
— Что? — так же сонно спрашивает он.
— Твоя рука. Она…
— О, прости, — он убирает руку и слегка отодвигается от меня. — Это… я спал еще.
— Дай мне встать, — произношу максимально холодным тоном, потому что воспоминания моих обид заморозили все то тепло, которое было во мне.
Сергей поднимается с дивана, и я сажусь. Протираю лицо свободной рукой и морщусь, когда пытаюсь хоть немного пошевелить больной. Я все еще в пиджаке Сергея, который он набросил на меня после перевязки. Сбрасываю его и, поднявшись, иду в ванную.
— Тебе помочь? — летит мне в спину.
— С чем? — оборачиваюсь и вопросительно приподнимаю брови.
— С душем. Я же так понимаю, ты собралась в душ.
— Собралась, но я справлюсь сама, спасибо.
— Давай помогу хотя бы раздеться. Сама ты не снимешь одежду.
— Я справлюсь, — повторяю и скрываюсь в ванной.
С горем пополам умывшись, я пытаюсь раздеться, но это и правда задача не из легких. Мне приходится изворачиваться и кусать губу до крови, когда я то и дело цепляю больную руку. Наконец я обнажена, но застываю перед душевой кабинкой. И как я должна помыться? Одна рука в гипсе, а вторая теоретически должна намыливать тело. Со вздохом и всхлипом я захожу в кабинку. Как-нибудь справлюсь.
Спустя примерно полчаса в отвратительно мрачном настроении я выхожу из ванны. Голова помыта отвратительно, тело — примерно так же. Гипс раздражает, рука пульсирует от боли, как и голова после вчерашних слез.
Сергей поворачивается лицом ко мне, стоя у плиты. По кухне разливается приятный запах жареных яиц.
— Где ты нашел яйца? — спрашиваю, присаживаясь на табуретку.
— Миша привез. Загрузил твой холодильник продуктами. Тебе, может, и хватало каши, но я на одной каше не проживу. Так что пришлось закупиться.
— Ты не проживешь? В каком смысле? Ты разве не собираешься домой?
Сергей склоняет голову набок и отвечает:
— Нет, я собираюсь остаться, чтобы заботиться о тебе.
— Но… почему?
— Разве не это делают любящие мужья?
Глава 39
Делая вид, что читаю, краем глаза наблюдаю за Сережей, который ходит по крохотной гостиной с телефоном у уха и раздает распоряжения своему помощнику.
— Нет, пускай эту партию отгрузит и пока ждет распоряжений. Когда мы подпишем договор с корейцами, надо будет срочно отправлять туда машину. — Он слушает, что говорят ему на той стороне. — Да, рассмотри этот вариант. Только подыскивай новые, я не хочу потом в ремонт этой машины вложить ее стоимость. С Нарватовым я договорился, сделку согласуем в электронном варианте. Как только пришлет контракт, отправлю юристам. Когда все согласуем, тогда и встретимся. Да у меня жена руку сломала, хочу с ней побыть. — Он бросает на меня взгляд, а я своим быстро утыкаюсь в страницу книги. — Пока не знаю. Спасибо. Если будет надо, я наберу. До связи.
Он кладет телефон в карман и встает напротив окна. Смотрит сквозь него некоторое время, а потом поворачивается лицом ко мне.
— Что сказала твоя работодательница по поводу травмы?
— Огорчилась, — отвечаю я, глядя на Сергея. — Она собиралась со следующей недели уходить из магазина, а теперь ей придется задержаться на целый месяц.
— Почему ты отказалась, чтобы я купил тебе тот магазин? Тебе вроде нравится работать в нем. Или мне показалось?
— Работать в магазине и быть его владелицей — это разные вещи. К тому же, я не хочу, чтобы ты покупал мое расположение.
Кивнув, Сергей снова отворачивается к окну и так долго смотрит на улицу, что я и правда возвращаюсь к книге, устав глазеть на него.
— Что я должен сделать? — внезапно спрашивает Сергей, а я даже теряюсь, потому что не понимаю, к чему задан этот вопрос.
— Что?
— Что я должен сделать, чтобы вернуть твое доверие? Помоги мне, Саш.
На несколько мгновений у меня даже отнимает дар речи. Я правда не знаю, что ответить Сергею.
— Я никогда не прощу себя за ту пощечину и то, как грубо с тобой обошелся, — вздыхает он. — Но я не могу потерять тебя, понимаешь? Ты — самое дорогое, чистое и настоящее, что есть в моей жизни. Я не знаю, как искупить свою вину. И понимаю, что ты злишься и обижаешься на меня. Это правильно, я заслужил. Но я хочу все исправить, только не знаю, как.
— Точно не деньгами, — отвечаю я через ком в горле. — Ими ты все сделаешь еще хуже.
— Тогда научи меня, как. — Сергей подходит и присаживается напротив дивана. — Скажи, как.
— Не знаю, — отвечаю я и качаю головой.
Раньше он покорял меня как раз своими финансовыми возможностями. Путешествия, дорогие аксессуары и украшения, роскошные рестораны, полеты на частном самолете и вертолете, яхты, люксовые бренды. После того, что с нами случилось, я поняла, что все это мишура. Напускное счастье. Картонные декорации к нашей жизни. А важное на самом деле кроется за этими декорациями. А там… мы, похоже, растеряли то теплое и нежное, что было в начале наших отношений. То, что не купишь ни за какие деньги. Доверие. И как его вернуть, я не знаю.
Все эти размышления ввергают меня в отчаяние, потому что я по-прежнему люблю мужа, но не знаю, как помочь нам.
— Саш, — тише произносит Сергей, — ты только не отказывайся от нас, ладно? Не руби с плеча. Дай мне… нам время. Я тоже пока не знаю, что буду делать и как возвращать твое доверие, но, поверь мне, я готов на все.
— У меня есть вопрос, — слегка краснея, говорю я. Я давно хочу спросить об этом, но до сегодняшнего дня смущалась, а сейчас понимаю, что такой же откровенный разговор может у нас быть теперь нескоро.
— Задавай.
— То, как мы занимались сексом… — произношу тихо и отвожу взгляд, изучая потертый узор на диване. — То есть, после того, как я ушла… как мы расстались. Мы… ты… ты делал это по-другому.
— Как “по-другому”? — спрашивает Сергей, а я так сильно надеялась, что он не задаст этот вопрос, чтобы мне не пришлось объяснять.
Прочистив горло, я отвечаю тише:
— Грубее. Не так, как раньше. До этого ты был нежен, а потом…
— Понял, — отвечает он, избавляя меня от необходимости вдаваться в подробности. — Тебе не понравилось?
— Не то чтобы не понравилось… понравилось, наверное. Просто… это было очень… необычно, — запинаясь, отвечаю я.
— Прости, если делал