Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, ночью они не вернутся?
— Откуда мне знать, — ответил он. — Только и сказала, что мы увидимся с ней завтра ровно в семь тридцать утра.
Может, мне вообще не следовало впутывать Яна во все это. Но раз уж так получилось…
— Ладно, — командирским тоном произнес я. — Пойду в дом, приму там душ и переоденусь. А тебя попрошу съездить в китайскую лавку и купить нам ужин на двоих. Мне говядину в соусе из черной фасоли с жареным рисом. — Я достал из бумажника деньги, протянул ему. — И еще придется купить молока. Потому как твое я все выпил.
Он стоял, молча смотрел на меня, потом взял деньги.
Я взглянул на настенные часы.
— Вернусь через сорок пять минут. Поедим и поговорим.
* * *Прошло минут пятьдесят, прежде чем я снова поднялся в квартиру Яна. Долго отмокал в горячей воде в ванной, чтоб перестали болеть плечи. И принес с собой кое-какие вещи.
— Что это у тебя в трубе? — спросил Ян.
— Сабля, — ответил я. — Подумал, что может пригодиться.
— Зачем? — с тревогой спросил он. — Я ничем незаконным заниматься не буду.
— Да все в порядке, — сказал я. — Успокойся. Не собираюсь заставлять тебя совершать противоправные поступки.
— Ну а сам?.. — нерешительно спросил он.
— И я тоже не собираюсь делать ничего противозаконного, — поспешил уверить его я. — Обещаю.
Еще одно обещание, и не было уверенности, что я его сдержу. Я просто надеялся, что до этого не дойдет, но Яну решил не говорить.
Он немного расслабился.
— Так я могу остаться здесь? — спросил я и положил на пол сумку с вещами и саблю в картонном футляре.
— Что? Ночевать здесь? — спросил он.
— Да.
— Но у меня только одна кровать. — Судя по тону, он не имел намерения делить ее с кем-либо.
— Ничего страшного, — поспешил успокоить его я. — Я могу и на полу.
— Можешь лечь на диван.
— Вот и прекрасно. Ну, а как насчет еды? Просто умираю с голода!
Он выложил на кухонный стол две чистые тарелки, я наполнил свою с верхом. Наверное, врач бы сказал, что китайская еда не лучший выбор после нескольких дней голодания, но мне было плевать. На вкус она показалась просто божественной.
И вот наконец я насытился и отодвинул пустую тарелку.
— Вот это да, — пробормотал Ян, только что принявшийся за свинину в кисло-сладком соусе. — Можно подумать, у тебя неделю во рту крошки не было.
— А какой сегодня день? — спросил я.
Он как-то странно взглянул на меня.
— Среда.
Неужели? В понедельник я поехал в Оксфорд на слушания. Значит, это было всего два с половиной дня тому назад? А мне казалось, полжизни прошло.
Стоит ли рассказывать Яну, почему я так голоден? Нужно ли ему знать, что с утра понедельника у меня во рту маковой росинки не было? Наверное, нет. Это потянуло бы за собой другие объяснения, и ему наверняка не понравилось бы, что я не обратился в полицию.
— Не так уж много ресторанов вокруг, когда живешь в полевых условиях, — сказал я.
— В полевых условиях?
— Да, — кивнул я. — Я был в Даунсе, провел там пару ночей. Жил в шалаше, который сам же и построил.
— Но ведь на улице так холодно, и почти всю неделю лил дождь.
— Да, но я не знал, что придется так туго. Даже огня не мог развести. Зато это хорошая тренировка. Ничто так не укрепляет человека, как дискомфорт.
— Все вы армейские просто сумасшедшие, — заметил Ян. — Меня в такую погоду на улицу и калачом не заманишь. — И он обильно полил розовым кисло-сладким соусом кусочки свинины.
Наверное, хватит кормить его этим враньем, подумал я. За все это время я не произнес и слова правды.
— Так ты обещал рассказать, — начал Ян. — Из-за каких таких лошадей поссорились с матерью?
— О, да, по сути, не из-за чего. — Я дал задний ход. — К тому же уверен, она бы не хотела, чтобы ты знал об этом.
— Вот тут ты, наверное, прав, — улыбнулся он. — И все равно расскажи.
— Я же говорю, полная ерунда, — отмахнулся я. — Просто выразил ей свое мнение о последних скачках в Челтенхеме. Лично я считаю, Фармацевт был не готов сражаться за «Золотой кубок».
— Ну а она что? — спросил Ян, приподняв вилку.
— Она велела мне засунуть это свое мнение… сам понимаешь куда.
Он рассмеялся.
— Раз в кои-то веки я с ней согласен.
— Вот как? — Я изобразил удивление. — Но ты же помнишь, мы сидели здесь вместе, смотрели скачки по ящику, и ты сам говорил, что он не готов бежать на кубок.
— Ну, — фыркнул он, — может, и сказал раз, в пылу спора, но на самом деле не имел этого в виду. Одни проигранные скачки еще не означают, что лошадь плоха.
— Но я сказал это матери только потому, что слышал твое мнение.
— Тогда надо было прежде спросить меня. — Он подцепил на вилку шарик свинины, сунул в рот.
— Получается, я у всех должен просить прощенья, иначе меня просто не пустят в дом.
— Так она выгнала тебя только за это? — говорил он с набитым ртом, пережевывая свинину под кисло-сладким соусом с тщанием бетономешалки.
— Тут сыграли роль и другие обстоятельства, — сказал я. — Чисто личного характера. Семейные дела.
Он понимающе кивнул.
— Да, одно тянет за собой другое, а потом еще и еще… — Говорил он тоном человека опытного, и я задался вопросом: существовала ли некогда миссис Норланд?
— Ты прав.
— Так, значит, все еще хочешь остаться здесь? — спросил он.
— Конечно, — кивнул я. — Не желаю идти домой к матери, поджав хвост, как побитая собака. Иначе конца-края этому не будет.
Он снова засмеялся, взял еще кусочек свинины.
— Я не против. Но только учти, встаю очень рано.
— Да я хочу уйти еще до рассвета.
— Солнце встает в семь, — сказал он. — Но примерно за полчаса до этого уже достаточно светло.
— Тогда смоюсь около шести.
— Чтобы избежать встречи с матерью? — спросил он.
— Возможно, — ответил я. — Кстати, можешь спросить у нее, куда, по ее мнению, я подевался. Интересно, что она ответит на это. Но только не говори, что я был здесь.
— Ладно, спрошу и не скажу, что ты был у меня и о чем мы говорили, — обещал он. — Но куда ты пойдешь?
— Туда, где провел последние несколько дней, — ответил я. — Доделать кое-какие делишки.
* * *В четверг, в пять тридцать утра, я выскользнул из квартиры Яна, прихватив с собой саблю в футляре. Я также забрал остатки китайской еды и половину молока, что он принес вчера вечером.
Кроме того, я взял с собой подзаряженный мобильный телефон и визитку мистера Хугленда. Надо же будет как-то скоротать время.
Выйдя из конюшен Каури, я прошел через спящую еще деревню, а затем добрался по дороге до конюшен Грейстоун. Я не тратил времени даром, ночью придумал, как пресечь металлическое клацанье протеза. Проблема, как выяснилось, гнездилась в месте соединения искусственной голени со щиколоткой. Крепление было надежным, но звук раздавался, когда я давил своим весом и две эти металлические детали соприкасались. Мне удалось убрать этот противный звук с помощью гаечного ключа и небольшого квадратика резины, который Ян вырезал из старого прохудившегося сапога. Теперь я снова мог передвигаться практически бесшумно.
Огромные ворота были по-прежнему заперты на цепь и навесной замок — похоже, к ним никто не прикасался за время моего отсутствия. Но это вовсе не означало, что за прошедшие двенадцать часов в стойла никто не наведывался.
Я перешагнул через низенькую изгородь и начал осторожно и бесшумно подниматься вверх по холму, обходя заросшие сорняками и кустарниками участки, чтобы не шуршать, озираясь и прислушиваясь к каждому звуку. На полпути я добрался до места, где накануне вечером оставил свою метку — палочку, прислоненную к небольшому камню. Если б рядом проезжала машина, колесо непременно сшибло или сдвинуло бы ее, но палочка на месте. Стало быть, ночью на машине по этой дороге никто не проезжал, ну разве что на мотоцикле.
И я не знал, радоваться или огорчаться мне этому факту.
Не ослабляя внимания, я приблизился к дому, стараясь держаться в тени растительности, что окаймляла одну из сторон небольшой, густо заросшей травой лужайки. Небо на востоке посветлело, стало отливать изумительными голубыми, пурпурными и красными тонами. В темноте я всегда чувствовал себя как дома, однако любил наблюдать наступление рассвета, начало нового дня.
Появление солнца, приносящего свет и тепло, прогоняющего тьму и ночной холод, всегда казалось мне маленьким чудом, волшебством, которому поклонялись и люди, и звери. Как это происходит? И почему? Впрочем, неважно, надо с благодарностью принимать каждый такой приход. Если солнце вдруг погаснет, всем нам настанет конец, это точно.
Вот над горизонтом возник ободок огненного шара и затопил холмистые окрестности оранжевым сиянием, изгонявшим тьму из самых укромных мест.