Читать интересную книгу Перекрестный галоп - Дик Фрэнсис

Пальцы ныли от бесконечных подтягиваний, к тому же я подвернул ногу в лодыжке, когда спрыгивал на пол. Не слишком серьезное ранение, но и оно вызвало у меня приступ отчаяния. Почему это должно было произойти именно со мной? Почему я превратился в жалкого расклеившегося калеку? Может, лучше свернуться где-нибудь в углу клубком и тихо, спокойно умереть?..

— Нет! — выкрикнул я. — Здесь я не умру!

На одной лишь силе воли я перелез через очередную стену. И оказался не в стойле, но в пустой кладовой, которой, по-видимому, давно не пользовались. И находилась она в самом конце длинного ряда стойл. Чтобы слезть со стены, я цеплялся за стеллажи для седел и сберег распухшую лодыжку от новых повреждений.

И это помещение тоже было заперто. Как и следовало ожидать.

И еще я понял, что мне некуда дальше деваться. Дальняя стена кладовой доходила до самой крыши. Конец строения, конец длинного ряда стойл.

Я поглядел в замочную скважину и понял, что эта дверь заперта на врезной замок. Кому понадобилось запирать пустое помещение?..

Я привалился спиной к двери, меня вновь охватило отчаяние. Впервые за все время я начал верить в то, что умереть мне предстоит в этом чертовом блоке из стойл.

В животе урчало от голода, горло пересохло и горело от жажды. Я истратил столько сил, перебираясь в это, последнее в ряду помещение, что при одной мысли о том, что придется, видно, возвращаться назад тем же путем, в глазах темнело от страха. Да и потом вряд ли что получится. Ведь кормушки будут находиться у стен по другую сторону.

Я посмотрел в маленькое окошко возле двери. Стало темнеть, а свежий, восхитительный, прохладный дождь все продолжал лить, образуя кругом огромные лужи, до которых мне не добраться ну просто никак. Скоро совсем стемнеет. И пойдет третья ночь моего пребывания в плену. Без воды, без питья, переживу ли я четвертую?

И вдруг, продолжая глазеть на струи дождя, я заметил, что на окне нет решетки. Решетки ставят только в стойлах, чтобы лошади не высовывали головы, А в кладовой лошадей не держали. Так что и решетки были ни к чему.

И единственная оконная панель была из стекла, не из пластика.

Я огляделся в поисках предмета, которым можно было бы выбить стекло. Ничего подходящего. И тогда я уселся на поваленный стеллаж и снял ботинок.

Разве могло устоять стекло против распаленного жаждой человека? Я выбил каблуком все стекло из рамы, убрал даже мелкие осколки.

Окошко маленькое, но ничего, сойдет. Сперва я высунул наружу голову, затем, опираясь культей о раму, протащил здоровую ногу. И вскоре оказался на улице.

Боже, что за божественное ощущение! Этап под номером четыре успешно завершен.

Я запрыгал из-под навеса, оказался на открытом пространстве, запрокинул голову, широко открыл рот.

Никогда в жизни вода не казалась вкуснее и слаще!

Глава 12

Вырваться из этого строения — то было преодолением лишь первого препятствия.

Я не знал, где нахожусь, понимал, что на одной ноге мне далеко не уйти. Я был голоден, еды никакой, и что еще важнее — понятия не имел, кто пытался убить меня.

Что, если они снова попытаются, обнаружив, что я жив?

Что, если они вернутся проверить? Или избавиться от тела?

Почему они просто не размозжили мне голову, вместо того чтобы оставить умирать медленной и мучительной смертью?

По опыту я знал, что убить человека нелегко. С расстояния — это еще ничего. Запустить радиоуправляемую ракету в стан врага — просто море удовольствия. Снять вражеского командира с помощью снайперской винтовки с оптическим прицелом — кайф, да и только. Но вонзить штык с расстояния вытянутой руки в грудь воющего, взвизгивающего от ужаса человека — совсем другое дело.

И наверняка тот, кто оставил меня в стойле живым, сделал это ради собственного блага, не моего. Они хотели убить меня, но не своими руками, а с помощью времени и постепенного обезвоживания, которое бы сделало за них всю грязную работу.

В этом плане у меня оказалось над ними преимущество. Если нам доведется встретиться снова, они еще трижды подумают, прежде чем прикончить меня, и это колебание станет для них концом. В памяти всплыл еще один инструктор из Сэндхерста. «Никаких колебаний, — говорил он. — Стоит остановиться, усомниться — и ты мертв».

* * *

Дождь продолжал лить, а вот воды в достаточных количествах, подходящей для утоления жажды, видно не было. Так что я попробовал напиться из крана — колонки располагались у каждого стойла. Повернул ручку, но вода почему-то не пошла. Хотя ничего удивительного. Видно, ее просто выключили, вот и все.

В конце концов мне пришлось распластаться на бетонных плитах и лакать воду из лужи, как собака. Куда проще, чем набирать ее в сложенные чашечкой ладони и подносить ко рту.

Теперь приоритетом стало утоление голода. А также способ передвижения.

Мне нужно было подобие костыля, нечто вроде палки от швабры или метлы, на которую можно будет опереться. Я полз на четвереньках вдоль ряда стойл, пока не добрался до того, куда меня заточили. Приподнялся, снял засовы с обеих половинок дверей и распахнул их настежь. Я уже привык к свежему уличному воздуху, и ударившая в нос омерзительная вонь, стоявшая внутри, застигла меня врасплох. Сработал рвотный рефлекс, но меня не вырвало — просто нечем было. Неужели я прожил здесь целых двое суток? А если б умер, вонь, наверное, была бы еще ужаснее.

Никакой метлы в стойле не оказалось. Я знал это, но решил взять кольцо и цепочку с замком. Если пойду в полицию, представлю их как вещественные доказательства. Я также собрал обрывки пластиковой ленты. Никогда не знаешь, может, они какие-нибудь особенные и укажут на преступника, который их приобрел.

В последний раз, прежде чем закрыть дверь, я оглядел свою камеру. А потом решительно задвинул засовы, точно хотел вычеркнуть это ужасное место из памяти раз и навсегда.

Я запрыгал дальше вдоль ряда и отпер следующее стойло. Тоже искал там метлу, но неожиданно нашел нечто более интересное и нужное.

Удача мне улыбнулась. На полу валялся мой протез, а рядом и пальто.

Подвесить меня на цепи и оставить умирать — то был поистине дьявольский и расчетливый план. Но снять с инвалида протез — это пахло уже нечеловеческой злобой. И я решил, что подонок, сотворивший это со мной, заплатит за свое злодеяние очень высокую цену.

Я привалился спиной к двери и надел протез, потом опустил резиновый рукав ниже колена.

Я всегда ненавидел эту штуковину, эту ногу, которая не была частью меня. Но теперь я воспринял возвращение протеза с благодарностью — он был моим надежным другом, союзником, братом. Последние два дня научили меня тому, что без этого компаньона из металла и пластика я превращаюсь в слабого, беспомощного, бесполезного воина на поле боя. Теперь же протез при мне, и это сила, с которой следует считаться.

Радость ходьбы на двух ногах была ни с чем не сравнима. А знакомое цоканье звучало, как музыка.

Я подобрал с пола пальто, накинул его. Рубашка промокла от пребывания под дождем, и я был рад тому, что пальто у меня такое толстое, теплое, с пушистой подкладкой. Сунул руки в карманы и, к изрядному своему удивлению, обнаружил в одном мобильный телефон, бумажник, ключи от своей машины и визитку от мистера Хугленда.

Телефон был выключен. Я сам отключил его на время судебных разбирательств. Теперь же включил, послушно засветился маленький экранчик. Кому же позвонить?

Кому я могу доверять?

* * *

Я решил исследовать конюшни, чтобы понять, где нахожусь.

Наверное, можно было бы использовать мобильник и позвонить в полицию, и они проследили бы, откуда поступил сигнал. Но мне хотелось выяснить это самому.

Я представил, как лежу в ожидании, когда явятся мои убийцы, проверить, помер я или нет. Прекрасный шанс рассчитаться с ними, если на месте преступления вдруг появятся машины с мигалками и сиренами, решительные парни окружат это место, громко топая ботинками десятого размера, давая всему миру знать, что я найден. И спугнут моего врага. Здорово!

Но прежде надо поесть, голод продолжал терзать меня. И еще очень хотелось принять душ.

Ни в одном из стойл лошадей не оказалось. Людей в большом доме поблизости тоже не было. Это место напоминало город-призрак. И все двери были заперты. Я прошел по гравийным дорожкам мимо конюшен, мимо дома и вот наконец вышел к дороге.

Наверное, в сотый раз взглянул на наручные часы, но их при мне не было. Единственная пропажа, не считая «Ягуара». Наверное, убийцы сняли их, чтоб не мешали связать мне руки. Я искал везде, в каждом стойле, куда заходил, но безуспешно.

Однако, судя по освещенности, было где-то около пяти вечера. Пока достаточно светло, чтобы видеть, куда иду, но скоро стемнеет.

Дорога от конюшен спускалась по пологому холму, что помогло при ходьбе, но в конце я уперся в огромные, футов семь в высоту, ворота из сварного железа на равно грандиозных каменных столбах. Ворота были закрыты и заперты на цепь с навесным замком, подозрительно похожую на ту, что лежала сейчас у меня в кармане.