Читать интересную книгу Выздоровление - Владимир Пшеничников

А колхоз так и настояли переименовать.

— Не, ну, вы, мужики, даете! — ухмыльнулся повеселевший Гончарук. — Это сколько же нам бумаг придется переделывать! Печать переливать… Хорошо еще железобетонную стелу на въезде не установили.

— Вовремя, что и говорить!

— Какую еще стелу? Сам говоришь, бытовку на ферме не на что оборудовать, а сам?..

Председателю пришлось пожалеть об утрате бдительности и, наверное, ругнув себя за неосторожную оговорку, он первым поднял руку за переименование нашего колхоза имени В. И. Чапаева в «Лопуховский». Главный из районных представителей, бегавший звонить по начальству, не возражал. Он даже похвалил нас за верное понимание установок на демократию и самостоятельность в принятии решений. Хотя, про «установки» он напрасно ввернул — это в конце концов даже обидно.

Вопрос о разделении бригад мы согласились решить в рабочем порядке, а зря. Зажует его правление. Гончарук ведь не случайно обмолвился, что, мол, звенья не попробовали путем, а уж давай, бригады расформировывай — так, мол, дело не пойдет…

Портрет Василия Ивановича Чапаева, с таким задушевным старанием (на коне!) нарисованный лет десять назад Колей Дядиным, из правления решили не убирать.

— Пусть напоминает, — сказал тот районный представитель. — Прибавите в работе — наградой вам будет восстановление имени гениального полководца!

Вот такой зануда оказался. Фамилия этого человека Свергин, звать Илья Ильич, чтоб знали. Он за наш колхоз перед райкомом отвечать будет. Ну, не гадство?.. А вообще-то свергины эти всю жизнь возле председателей вьются, илюшки эти…

И, наверное, у каждого шум стоял в голове, когда расходились темной ночью по домам. Молчали. Только все Витухин кому-то доказывал, что это только для простых колхозников в магазине — томатный сок, а к Гончаруку гости не чаи гонять отправились — свет-то, мол, во всех окнах, как в ресторане… Но никого эти смелые догадки не задевали.

ЛЕКАРСТВО ОТ БЕССОННИЦЫ, СТРЕССОВ И СТРАСТЕЙ

Когда Егор Кузьмич Делов собирался на колхозное собрание, к старухе его пришла широко известная даже и за пределами Лопуховки шаболда Ховроньиха. Переступив порог и наткнувшись на Егора Кузьмича, застегивавшего полушубок, гостья ойкнула и замерла в дверях.

— Христос с тобой, Егор Кузьмич, — произнесла она ошарашенно. — Я ведь думала, ты уже там…

— Туда, — с нажимом произнес Егор Кузьмич, — туда мне еще рановато, годами не вышел.

— Да ты проходи, сестриц, — подсуетилась хозяйка. — Некого бояться.

— Вас испугаешь! — усмехнулся Егор Кузьмич, натягивая рукавицы. — Начнете языки чесать… Чтоб за три часа кончили! — установил он регламент и ушел.

Такой срок он и себе положил, но собрание неожиданно затянулось. Народец нахлынул, зашумел, и, когда добрались наконец до утверждения акта ревкомиссии, с начала собрания пролетело уже четыре часа с хвостиком. Егору Кузьмичу показалось, что он помолодел за эти четыре часа, и тем страшнее показался ему удар, обрушившийся на него, когда приступили к выборам пенсионного совета.

— Матвеев Софрон Данилович. Отводы будут?

— Не-ет!

— Махортова Евдокия Павловна. Отводы будут? — не отрывая глаз от бумажки, читала кадровичка.

— Не-ет! — отвечал ей хор, который от фамилии к фамилии, казалось, становился все дружнее.

— Делов Егор Кузьмич. Отводы будут?

— Да! — звонко выкрикнул кто-то из средних рядов, хотя и раздробленное «нет» прозвучало.

— Да или нет? — привстав со своего места за столом президиума, поинтересовался Борис Павлович Ревунков.

— Кузьмич нынче помитинговал, хватит с него!

— Заменить!

Ничего не видя перед собой, Егор Кузьмич двинулся к выходу. Еле нашел этот выход. Не чаял выбраться поскорее… Сопляки! Он знал, что нынче что-нибудь да случится: невиданная толпа народа — человек двести — стеклась к Дому культуры, а вождей не оказалось на месте… Твердой руки.

К дому Егор Кузьмич шагал, пропахивая насквозь свежие переметы. Конечно, над ним посмеялись! Одному взбрело, а остальные и рады. Небось, председателя так выбирать ни нахальства, ни совести не хватит… В правый валенок насыпался снег, захолодило пятку, и он уж совсем никчемным себя почувствовал, продолжая кому-то грозить и вполголоса посылать проклятья и снегу, и наступившим сумеркам, и собственной старости. Нет его прежней власти, о которой еще помнят теперешние старухи…

Но ненадолго растерялся Егор Кузьмич. Подходя к дому, он уже знал, что делать дальше.

Нарушительниц регламента, вскочивших из-за стола при его появлении, Егор Кузьмич словно бы не заметил. Едва устроив полушубок на вешалке, он прошел в горницу, пошарил рукой за божницей, потом открыл тумбочку под телевизором.

— Ты, отец, чего-то припозднился, — проговорила от двери жена.

— А? — выкрикнул, обернувшись на какой-то миг, Егор Кузьмич.

— Да я говорю, ушла Ховроньиха, — торопливо доложила хозяйка. — Яичек ей дала да сдобнушек вчерашних… Ты, говорю, че-то поздно…

Егор Кузьмич не ответил, и его оставили в покое. Подсев к столу, он раскрыл тетрадку на середке и, шевеля губами, не больно раздумывая, начал писать:

«Дарагой Цыка!

Обрасчаюсь квам патамучто Сил нету терпеть безобразия вто Время как Страна находица на крутым Переломи Истории. Требуеца Работа. Нужно Хлеп и Мяса. Нимала нам извесно палитело Голов и высоких за недопанимание и взятку. Каданадо отдавать все Силы наработи наши Началства и лично пред калхоза Ганчаруков играеца вбирюльки. Названье Имени Василиваныча Чипаева не панравилась — готовы снять. Сбираюца раздилить Калхос. Терпенья нету смотреть набезобразия а Они вдобавок смеютца. И плакыли калхозные денюшки. Кто прошол Огни иводы теперь ненужный никому хлам иболе ничиго. Так Ганчаруков панимаит работу светеранами Пенсианерами. Еслик не дать пашапки ини найтить Башкавитова Мужика ни Хлеба нивидать ни Мясы ини Малака. В Маскве говоритца правильно — унас нипанимают Линию Цыка что нада боле Продуктов и Дисциплины. Усамих Дома ни Дома ана Калхос наплевать изабыть. Вот поглядится что Ганчарукова опять председателем выбирут патамучто он удобный всем. А крышу цинковым жилезом покрыл ина калхозным бензинчике ездиют Зять на Жигулях и Сам на Волги авгараже Бобик стоит для охоты Колхозный. Охотничать надо кончать!

Суважением…»

И Егор Кузьмич расписался.

Это был проект, черновик, и он стал внимательно прочитывать строчку за строчкой. Круто, конечно, забирал, но ничего, так нынче и надо. Сколько можно начальству в рот заглядывать? Вон ведь до чего попустительство довело… Ниже подписи Егор Кузьмич прибавил:

«Пенсионерный совет работает абыкак аего не тронули».

Написанное читалось с немалым трудом, и Егор Кузьмич решил сходить к учителю Плошкину, чтобы расставить запятые, а заодно и обговорить, как написать адрес. ЦК — он большой…

— Отец, ты куда опять? — встревоженно окликнула его хозяйка, но ответа от озаботившегося мужа не получила.

Зато вернулся Егор Кузьмич повеселевшим и велел греть ужин. Сам, правда, опять в горнице скрылся. Теперь на стол перед ним легли тетрадные листы в клеточку. Егор Кузьмич, без труда разбирая ясный почерк грамотея Плошкина, читал:

«Первому секретарю Мордасовского райкома КПСС тов. Глотову Б. Б. от ветерана труда Делова Е. К., беспартийного

Заявление

Настоящим довожу до Вашего сведения, что в нашем колхозе имени В. И. Чапаева грубо попираются права и заслуги ветеранов войны и труда, а также самые основы нашей демократической системы. На состоявшемся сегодня отчетно-выборном колхозном собрании руководство колхоза, партком пошли на поводу у кучки распоясавшихся крикунов-демагогов, которые, воспользовавшись в целом справедливо расширенным правом голоса, увели собрание от обсуждения коренных вопросов перестройки колхозной экономики. Утвержден в целом формальный Совет ветеранов.

Прошу Вас лично вмешаться в происшедший инцидент».

И дальше надо было расписаться.

Егор Кузьмич с уважением смотрел на изготовленный документ и, честно говоря, завидовал учителю, его свободному владению мудреной наукой обхождения с высшим начальством. Плошкин принял его радушно, прочитал проект письма в ЦК партии, тут же отговорил писать туда, смешал принесенный листок с уже лежавшими на столе, сел и за пять минут написал это заявление. Егор Кузьмич предлагал просто расписаться своей рукой, но Плошкин попросил заявление переписать, а черновик вернуть ему, как только будет закончена работа. Все понимая, Егор Кузьмич пообещал так и сделать, но сегодня уже на свои силы не надеялся: чересчур строгие слова предстояло переписать от себя без ошибок. «Ладно, — решил, — завтра с утра…»