Читать интересную книгу Мильтон в Америке - Питер Акройд

— Послушайте ее! Слышали вы эти возмутительные дерзости? — Смирения Тилли испустила стон. — Похоже, ваше великолепие, вы окончательно отбросили всякий стыд. Она хотя бы покраснела?

— Как же, мистер Мильтон. — Смирения ела глазами бледное, перекошенное лицо миссис Венн. — Она скорее лопнет.

— Ну что ж, так или иначе мы еще узнаем цвет ее крови. Хватайте ее. — Мильтон стоял неподвижно. — Миссис Сара Венн, в нарушение всех местных законов и порядков вы исповедовали ложную языческую веру и поклонялись идолам. А теперь уведите ее.

Суд состоялся через три дня в доме собраний. Супруг Сары Венн с заплаканными глазами сидел в первом ряду и, слушая обвинение, трясся от страха. Она молчала, пока мистер Мильтон не вопросил громовым голосом:

— Исповедуете ли вы католическую веру?

— Да, исповедую. Это святая вера.

— Как она приукрашивает и возвеличивает свой порок! — Семь братьев были избраны в качестве судей; их отделяла от прочих веревка, привязанная к двум столбам. Сейчас они начали гневно роптать.

Не обращая на них внимания, миссис Венн продолжила:

— Это исконная вера нашей дорогой родины.

Мильтон рассмеялся.

— Стало быть, вы едины с друидами. Вопрошаете дубы и мирты. Ну все, довольно болтовни. Известно вам, миссис Венн, что вы сейчас возгласили? Вы вострубили в трубу и зажгли огненный крест, что может означать начало бесконечной гражданской войны. Этого терпеть нельзя. — Она качнула головой, но промолчала. — Ни одно сообщество добрых протестантов не может допустить вас в свои ряды. Вам это понятно? Вы враг общества, миссис Венн, чумной бубон на теле государства. Желаете что - нибудь добавить?

Она сделала отрицательный жест, и божьи избранники возмущенно закричали.

— Отречетесь ли вы от своей папистской веры?

— Нет. — Она смотрела на мужа, который сидел и плакал.

— Значит, вы не отступитесь от лжеучения?

— Нет, сэр.

Мильтон обернулся к семи братьям, готовым высказать свой вердикт.

— Как вы ее находите?

— Нечистой, — объявил Уильям «Аллилуйя» Дикин. — Она запятнана виной.

— Все согласны?

Они подняли правые руки и только тут сообразили, что Мильтон их не видит.

— Все за, — крикнул Джоб «Бунтарь Божий».

Мильтон подошел к ним и спросил спокойно:

— Желаете ли вы, чтобы я определил кару и провозгласил соответствующий указ?

Судьи странным образом взволновались, и Храним Коттон в ответ прошептал:

— Такова наша смиренная просьба, сэр.

Мильтону помогли вернуться на возвышение, и он обратился к Саре Венн.

— Что ж, миссис, за преступлением должно следовать наказание — это правильно и разумно. Посему, — он усмехнулся, — посему я приказываю, чтобы вас публично высекли восковыми свечами. Вас выдворят из вашего жилища, а последнее сожгут, не оставив камня на камне, чтобы ни одна нечистая птица не свила в нем больше гнезда. Далее вас изгонят из нашего поселения. Священный город не построишь, не выметая наружу сор. Желаете что-нибудь сказать?

— Нет, мистер Мильтон. — Она сохраняла спокойствие. — Что можно сказать в ответ на грубое насилие и несправедливость?

— Итак, вы должны покинуть это благословенное место. Я провозглашаю вечное изгнание.

Миссис Венн увели в караульное помещение, муж в слезах последовал за ней, а братья, удивленные приговором, стали переглядываться. Изгнание, разумеется, сочли вполне оправданным, но был ли смысл в том, чтобы сжигать один из недавно возведенных домов? И откуда взять папистские свечи? К судьям подошел Мильтон; по его лицу все еще блуждала улыбка.

— Вы проделали отличную работу, — сказал он.

— Мистер Мильтон, сэр. — От имени всех судей заговорил Храним Коттон. — У нас нет восковых свечей. Есть только сальные свечи для фонарей. Но они с хворостинку, не больше. Разве такие годятся для наказания?

— Успокойтесь, Храним. Мистер Кемпис прислал мне две дюжины вотивных свечей. Как частичную компенсацию за бристольцев, сказал он, но при этом усмехался в кулак. Думал позабавиться на мой счет, но я отплатил ему сторицей, не правда ли? — Все рассмеялись.

— Достаточно ли они толстые и тяжелые для спины этой потаскухи? — спросил Джоб.

— О да. Дурацкие палки неплохо разомнут ей кости. А теперь по домам, пора подкрепиться.

8

Его нога по-прежнему переломана индейской ловушкой. Мою ногу не вылечить. Мои кости нельзя срастить, но все остальное окоченело. Мое путешествие к индейцам начинается с хвори. Сейчем осматривает открытую рану и нюхает воздух. Настало время духов. Время колдуна. Нет. Только не колдовство с заклинаниями. Искусство лекарственных трав — вот что мне по душе. Я срываю золотой цветок и подношу его ко рту. Не терплю волшебства. Я указываю рукой на небеса, а затем кладу ее себе на лоб. Только не волшебство. Тогда они показывают ему, как колдун кладет змеиную кожу на тело больной и как кожа обращается живой змеей и исцеляет недуг. Жестами они изображают, как колдун появляется из тумана в образе огненного человека и как по его приказу перемещаются скалы и танцуют деревья. Возможно ли такое? Среди зимы он взял золу от сожженного листа, опустил ее в чашу с водой и получил свежий зеленый лист. Правда ли это? Знаю, в Лондоне есть люди, обладающие, как говорят, целительским даром. Матушка Шиптон. Полый мальчик, у которого нутро звенит, как арфа. Однако исцеления в этой пустыне, несомненно, дело рук дьявола. Сквантум. Нет, нет. Сейчем трясет головой. Мат енано. Неверно. Существует добрый дьявол. Аббамочо. Добрый дьявол исцеляет. Выходит, я должен согласиться на посещение знахаря? В нынешней беде иного выхода для меня нет. Как же звать этого благородного кудесника? Вунеттуник. Что же меня ждет: исцеление или проклятие?

Он одет в мантию из черной лисьей шкуры. Его лицо вымазано сажей или углем, словно бы затенено крыльями. Оно меня пугает. Он гладит меня по лицу и шепчет. Кутчиммоке. Кутчиммоке. Пальцами он воспринимает мою лихорадку. Он требует чашу с водой и погружает туда лицо. Выпрямляется, зажав в зубах кусок льда. Кладет льдинки мне на лоб. Кутчиммоке. Мне покойно.

Ну что теперь, знахарь? Он рассматривает мою сломанную ногу. Слышу, дышит тяжело, но не трогает больное место. Наверное, я до конца жизни не смогу снять с себя это прегрешение? Хорошо сказано, Исайя. Он открывает кожаный мешочек, висящий у него на поясе, и достает оттуда кость. Рыбью кость. Нет. Малую берцовую. С треском разламывает ее пополам и, потерев половинки в ладонях, сращивает их воедино. Чуть слышно напевая, он наклоняется ко мне. Шепчет что-то мне в ухо. Мечется вокруг меня в диком танце. Кричит. На его теле поблескивает пот, похожий на росу. Изо рта идет пена. Он опускается рядом со мной на колени и ртом касается раны. О ужас! На мгновение он вперяет в меня дикий взгляд, затем поворачивается спиной к ране. Что - то выплевывает в чашу. Это кость. Моя кость. Все вокруг громко кричат. Он берет меня за руку и помогает встать. Я иду. Нога цела.

Он проспал два дня и две ночи. Я сплю. Бремя юдоли видений. Он пробуждается, чуткий, как ребенок, и видит белого человека, сидящего на синей циновке. Я привык, сэр, к здешним чудесам. Вы еще одно? Белый человек, кажется, удивлен. О чем вы, мистер Мильтон? Значит, вы англичанин и, судя по голосу, мистер Элеэйзер Лашер. Он вскакивает с циновки и обходит вокруг меня. Мистер Мильтон, вы видите! Похоже на то. Во имя Господа, сэр, это просто диво. Знаю. Он хлопает в ладоши и прижимает их к лицу. Очень рад, сэр. Очень-очень рад.

Успокойтесь, а то у меня разболится голова. Пожалуйста, сядьте на место. Я уже много лет не видел ни одного англичанина, мистер Лашер. В этом отношении я дикарь. С тех пор как ослеп, я не видел белых людей. На нем холщовый камзол и шляпа с широкими полями. На известную мне одежду не похоже. Словно он забрел сюда из сна. Это грандиозно, мистер Мильтон. Как сон — ваши глаза снова при вас. Не хочу, чтобы это было сном — тогда проснусь, а перед глазами темнота. Откуда у вас эта шляпа, мистер Лашер? Шляпа? О Боже, сэр, она из «Севн Дайалз». Я получил ее в подарок от брата, перед тем как пересечь океан. Океан. «Севн Дайалз» известен шляпами, мистер Лашер.

Ах да, океан. Я и забыл. Океан и все его мертвецы. Шторм, когда я пал в пучину. Как к вам вернулось зрение? Что помогло — местный бальзам или подкрепляющее питье? Нет-нет. В самом деле нет. Океан рыдает в тумане. Я висел, попав ногой в индейскую ловушку. Прилив крови к голове каким-то образом оживил и освежил мои зрительные нервы. Во всяком случае, так я предполагаю. Внезапно я стал видеть. Краски без истинных форм. Клетки света и блеска, словно бы мир представлял собой воду, текущую меж двух самоцветных берегов. И я простираю руки, будто плыву в этой воде. Собор из золота и охры, а в нем живописные образа глаз.