Читать интересную книгу Мужчины не ее жизни - Джон Ирвинг

— Какие соседи? — спросила Марион.

— Ну, когда-нибудь здесь будет гораздо больше соседей, — сказал ей Тед. (В этом он оказался прав.)

Но Марион хотела другой двор. Ей нравилась полянка с высокой травой и маргаритками; она бы не возражала, будь здесь еще больше полевых цветов. Ей нравился дикий сад. Может, еще и беседка в плюще, только чтобы плющ вился естественно. И газон должен быть меньше, а не больше — больше цветов, только не эти, навороченные.

— «Навороченные»… — презрительно повторил Тед.

— Бассейны — это снобизм, — сказала Марион. — А большой газон похож на футбольное поле. Зачем нам футбольное поле? Рут что — собирается тут пинать мяч вместе со всей командой?

— Будь мальчики живы, тебе нужен был бы большой газон, — сказал ей Тед. — Мальчики любили играть в мяч.

На этом все и кончилось. Двор остался, каким и был: если не совсем «двор в работе», то, по крайней мере, незаконченный двор.

Слушая в темноте сверчков, древесных лягушек и шум прибоя вдалеке, Эдди представлял себе, что теперь станет с этим двором. Он услышал постукивание кубиков льда в стакане Теда, прежде чем увидел его самого и прежде чем Тед увидел его.

Свет в нижней части дома включен не был — только наверху в коридоре и гостевой спальне, где его оставил Эдди, а еще в хозяйской спальне горел ночничок, который всегда оставляли для Рут. Эдди недоумевал — как это Теду удалось налить себе новую порцию в темной кухне.

— Рут уснула? — спросил его Эдди.

— Наконец-то, — сказал Тед. — Бедная малышка.

Он все встряхивал кубики льда и время от времени прикладывался к стакану. Тед в третий раз предложил Эдди выпить, и Эдди опять отказался.

— Ну выпей тогда хоть пива, — сказал Тед. — Черт побери… ты только посмотри на этот двор.

Эдди решил выпить пива. Шестнадцатилетний парнишка никогда еще не пил пива. Родители его по особым случаям пили вино за обедом, и Эдди разрешалось выпить с ними вина. Вино Эдди не нравилось.

Пиво было холодным и горьким — Эдди не допьет его. Но пока Тед шел за ним к холодильнику, пока включал (и оставил включенным, выходя из кухни) свет, мысли Эдди спутались, и он забыл о дворе; теперь он думал только о Марион.

— Вообразить такого не могу, что она не захочет оставить себе собственную дочь, — сказал Тед.

— Не знаю, точно ли я передаю ее мысль, — ответил Эдди, — но она не то чтобы не хочет Рут. Марион просто не хочет быть плохой матерью — она думает, что плохо справится с этой обязанностью.

— Какой нужно быть матерью, чтобы бросить дочь? — спросил парня Тед. — Какие тут, к черту, «обязанности»?!

— Она как-то сказала, что хочет стать писательницей, — сказал Эдди.

— Марион — писательница? Ничего у нее не получится, — сказал ему Тед.

Марион говорила Эдди, что не может обращаться к своим сокровенным мыслям, когда все ее мысли только о гибели ее мальчиков.

— И все же я думаю, что Марион хочет стать писательницей, — осторожно сказал Эдди Теду. — Но ее единственная тема — это смерть ее мальчиков. Я хочу сказать, что она мысленно все время обращается к этому, но писать об этом она не может.

— Постой, давай-ка посмотрим, правильно ли я тебя понял, Эдди, — сказал Тед. — Итак… Марион забирает все имеющиеся и доступные ей фотографии мальчиков — и все негативы тоже — и смывается, чтобы стать писательницей, потому что мысленно все время обращается к одному предмету — гибели мальчиков, хотя писать об этом она не может. Да… — сказал Тед. — Очень логично, не правда ли?

— Не знаю, — сказал Эдди.

Любая теория, касающаяся Марион, страдала изъянами; что бы ты ни знал или ни говорил о ней, твои знания или высказывания были неполными.

— Я недостаточно ее знаю, чтобы судить о ней, — сказал Эдди Теду.

— Послушай меня, Эдди, — сказал Тед. — Я тоже недостаточно ее знаю, чтобы судить о ней.

В это Эдди мог легко поверить, но в его намерения не входило позволить Теду утвердиться в собственной добродетели.

— Не забывайте, что на самом-то деле она бросает вас, — сказал ему Эдди. — Я так думаю, вас она знала достаточно хорошо.

— Ты хочешь сказать, достаточно хорошо, чтобы судить обо мне? Ну, тут спору нет! — согласился Тед.

В стакане у него осталась уже половина — он постоянно сосал кубики льда и выплевывал их назад в стакан.

— Но она бросает и тебя, разве нет, Эдди? — отпив еще немного, спросил Тед шестнадцатилетнего мальчишку. — Ведь ты не ждешь, что она тебе позвонит и назначит свидание, а?

— Нет, я не жду, что она даст о себе знать, — признал Эдди.

— Да… я тоже. — Он выплюнул еще несколько кубиков в стакан. — Черт, ужасное пойло, — сказал он.

— У вас есть изображения Марион? — вдруг спросил его Эдди. — Ее вы никогда не рисовали?

— Рисовал, только очень-очень давно, — начал Тед. — Хочешь посмотреть?

Даже в полутьме — единственный свет во дворе был из окон кухни — Эдди чувствовал нежелание Теда показывать ему эти рисунки.

— Конечно хочу, — сказал Эдди и последовал в дом за Тедом.

Тед включил свет в холле, откуда они перешли в мастерскую; лампа дневного света в потолке казалась неестественно яркой после темного двора.

Всего у Теда было меньше дюжины рисунков, изображающих Марион. Поначалу Эдди подумал, что рисунки кажутся такими неестественными из-за освещения.

— Я сохранил только эти, — настороженно сказал Тед. — Марион никогда не любила позировать.

Эдди было очевидно, что и раздеваться Марион не хотела — среди рисунков не было ню. (Во всяком случае, у Теда таковые не сохранились.) На том рисунке, где Тед изобразил Марион с Томасом и Тимоти, она, видимо, была очень молода — потому что и мальчики были совсем маленькими, — но красота Марион для Эдди не знала возраста. Тед по-настоящему уловил не столько ее красоту, сколько настороженность. Она казалась какой-то отсутствующей, даже холодной — особенно если была изображена одна.

И тут Эдди понял, что отличало портреты Марион от других рисунков Теда, и более всего от изображений миссис Вон. В них не было и намека на неугомонную похоть Теда. В ту пору, когда Тед рисовал Марион, он уже утратил страсть к ней. Вот почему Марион не была похожа на себя, по крайней мере для Эдди, страсть которого к Марион не знала границ.

— Хочешь какую-нибудь? Одну можешь взять, — сказал Тед.

Эдди не хотел — ни на одном из этих рисунков не было Марион, которую он знал.

— Я думаю, их надо отдать Рут, — ответил Эдди.

— Хорошая мысль. Эдди, ты полон хороших мыслей.

Они оба обратили внимание на цвет того, что пил Тед. Содержимое его почти пустого стакана имело цвет сепии — совсем как вода в фонтане миссис Вон. В темноте кухни Тед взял не тот подносик со льдом — он приготовил виски с водой из замороженных кальмаровых чернил, которые наполовину растаяли в его стакане. Губы Теда, его язык и даже зубы приобрели коричневато-черный оттенок.

Марион понравился бы этот вид: Тед на коленях перед унитазом в туалете первого этажа. Его рвотные звуки достигли Эдди в мастерской Теда, где шестнадцатилетний парень разглядывал рисунки.

«Господи боже мой, — говорил Тед в промежутках между спазмами рвоты, накатывавшими на него. — Это мне за крепкие напитки — с этого дня пью только вино и пиво».

Он не упомянул кальмаровых чернил, что показалось Эдди странным, ведь рвало его вовсе не от виски, а от чернил.

Для Эдди вряд ли имело какое-то значение, сдержит Тед свое обещание или нет. Однако, отказываясь от крепких напитков, он сознательно или бессознательно следовал остережению Марион, которая советовала ему пить поменьше. Больше Теда Коула не лишали прав за езду в пьяном виде. А когда в машине с ним была Рут, он вообще не брат в рот ни капли.

Как это ни печально, но как только Тед начинал умерять свои алкогольные аппетиты, то тут же возрастали его сексуальные, а долгосрочный эффект увеличившихся сексуальных аппетитов был для Теда опаснее, чем его пьянство.

Такое завершение вечера казалось более чем соответствующим долгому и тяжелому дню: Тед Коул на коленях блюет в унитаз. Эдди пожелал Теду спокойной ночи, вложив в интонацию своего голоса чувство превосходства. Тед, конечно же, не мог ему ответить — этому мешали сильнейшие рвотные спазмы.

Еще Эдди заглянул к Рут, даже не думая, что, заглянув вот так, на секунду, он видит ее в последний раз — на ближайшие тридцать с лишним лет. Он ведь не мог знать, что уедет еще до того, как Рут проснется.

Утром Эдди собирался вручить Рут подарок его родителей и поцеловать ее на прощание. Но Эдди много чего собирался. Несмотря на свой опыт с Марион, он по-прежнему оставался шестнадцатилетним мальчишкой, который недооценивал эмоциональную непредсказуемость момента, ведь в его жизни еще не было таких случаев. Стоя в комнате четырехлетней девочки и глядя на нее, Эдди было легко представить себе, что все будет хорошо.