порядке?
— Меня там нет, — едва слышно прошептал он. — Меня нет рядом, чтобы ее защитить.
Маска Сайласа начала трескаться. Язвительный гнев исчез, сменившись откровенным страхом. Мика понимал отчаянную беспомощность в глазах Сайласа. Он чувствовал то же самое. Они оба любили Амелию. И оба были бессильны что-либо сделать, чтобы ей хоть как-то помочь.
— Я понимаю.
— Нет, не понимаешь. — Сайлас энергично покачал головой. — Как до тебя не дойдет? Я должен страдать от всего этого. Я — мудак! Почему именно ее наш отец мучил больше всех? Почему именно она чуть не стала жертвой изнасилования и убийства террористом-психопатом? Почему Амелия проклята мигренью и припадками? Почему именно она заболела?
— А теперь моя сестра в ловушке, напугана и совершенно одна, окружена врагами, снова с нашим отцом-чудовищем, и все это опять досталось ей. Сколько может выдержать один человек? Как скоро она сломается? — Он уставился на свои дрожащие руки. — Это должен быть я. Я должен быть там. Не она.
— Она не сломается, — тихо сказал Мика. — И мы тоже.
Сайлас поднял голову, его глаза блестели в отблесках ламп.
— И откуда ты можешь это знать?
— Потому что она любима. — Как только он произнес эти слова, то понял, что это правда, до самых глубин души. — И Амелия знает, что ее любят. Ты. Я. Габриэль, Бенджи, Уиллоу и все остальные. Даже если мы не можем быть рядом с ней, все равно мы здесь. — Он постучал себя по груди. — А у нас есть она. Именно любовь дает нам силу, мужество и надежду. Именно любовь поможет нам пройти через все испытания.
Он ожидал, что Сайлас продолжит спорить, бросит оскорбление или презрительно усмехнется. Но этого не произошло. Сайлас тяжело опустился на спальный мешок напротив Мики.
— Ты правда в это веришь.
— Верю.
— Хорошо, — сказал Сайлас, глубоко дыша. — Хорошо.
— Даже самая темная ночь закончится, и взойдет солнце. Это написал Виктор Гюго.
— «Отверженные», — уточнил Сайлас.
Мика удивленно уставился на него.
— Я иногда читаю, — раздраженно заметил Сайлас. — Когда меня не отвлекает апокалипсис.
Мика забрался в спальный мешок и выключил солнечную лампу. Он рассеянно слушал, как Сайлас дышит в темноте.
На Мику навалилась усталость. Он даже не заметил, как глаза закрылись. Он уже почти заснул, когда Сайлас вдруг тихо проговорил.
— Может, ты и прав.
Мика моргнул. Он мог различить тусклые очертания звезд в темном стекле над головой.
— Сайлас…
— Если скажешь хоть слово, я вцеплюсь зубами тебе в горло.
Мика только улыбнулся в темноте.
Глава 28
Амелия
— Амелия, я приятно удивлен твоим предложением, — Деклан отвернулся от окна и окинул ее острым взглядом.
— Я подумала, что нам стоит проводить больше времени вместе. — Амелия постаралась добавить уверенности в свой голос. — Вне лаборатории.
— Ты безупречно выбрала время. — Он жестом пригласил ее сесть за стол из глянцевого кварца в его пентхаусе на последнем этаже здания «БиоГен». Охранникам отец приказал ждать у входа, поэтому сейчас они были одни. — У меня есть для тебя подарок.
Амелия грациозно устроилась в магнитном парящем кресле, поправляя юбки своего шелкового синего платья. Длинные волосы были уложены во французскую косу, завитые локоны развевались вокруг лица. Тщательно нанесенный макияж подчеркивал ее льдисто-голубые глаза и тонкие скулы.
Несмотря на внешнее совершенство, внутри у нее царил полный бардак. Отец обещал, что с этим препаратом мигрени не будет, но затылок мучительно пульсировал от слабой головной боли.
Амелия заставила себя собраться. Сейчас она не могла дрогнуть.
Отец разлил дорогое вино из хрустального графина в два кубка. Если здание Капитолия было роскошным и декадентским, то покои ее отца отличались простотой, минимализмом, но при этом сохраняли безупречный вид. Огромные апартаменты были открытыми, разделенными на просторную гостиную, столовую и кабинет. Кухня пряталась за аквариумом от пола до потолка с экзотическими светящимися медузами.
Вся западная сторона пентхауса представляла собой стеклянную стену, из которой открывался сверкающий город под ними и горы за ними. На белых полимерных стенах пульсировали лазурные океанские волны.
Желудок Амелии сжался при мысли о том, что представители элиты бережно сохраняют медуз, но совершенно не заботятся о страдающих людях за стенами Убежища. Она заставила себя отвести взгляд, пока гнев не взял верх.
Она здесь ради конкретной цели. Нельзя об этом забывать.
— Я помню. — Отец внимательно наблюдал за ней. — Ты всегда любила океан.
Она моргнула, почувствовав внезапное жжение за веками. Бросила взгляд на принесенный ею букет лилий, который теперь лежал на столе рядом с ее тарелкой.
— Спасибо.
Вечером Амелия прикрепила камеру с флешкой к стеблю лилии, как раз внутри этого букета. Она тщательно отрегулировала ее под нужным углом, чтобы отец находился точно в кадре.
— У меня для тебя подарок, — объявил он.
Ее глаза расширились.
— Подарок?
Отец щелкнул пальцами.
— Принесите сейчас же.
— Конечно, сэр, — отозвался ИИ из пентхауса с резким британским акцентом. — Подарок сейчас доставят.
— Включить режим конфиденциальности, — скомандовал Деклан.
— Выключаю питание, — сообщил ИИ и замолчал.
Человекоподобный робот-слуга появился из-за стены аквариума и протянул ей прямоугольную коробку в золотой обертке, перевязанную шелковым бантом. Амелия открыла ее дрожащими пальцами, чувствуя биение пульса в горле.
— Гварнери XVIII века, как и твоя предыдущая, — величественно произнес Деклан. — Даже не представляешь, сколько времени и средств ушло на ее приобретение.
Она взяла скрипку в руки, благоговейно провела пальцами по изящной ножке, прикоснулась к струнам своими подушечками, на которых навсегда остались зазубрины от многолетней самоотверженной практики.
В прошлой жизни Амелия хотела учиться в Джульярде, чтобы стать профессиональной скрипачкой Венского филармонического оркестра. Все мечты умерли вместе с вирусом «Гидры», но не ее любовь к скрипке, к прекрасной музыке, которую она создавала с ее помощью.
Кровь в ее жилах забурлила от предвкушения и волнения. Она нежно подергала несколько струн, не в силах вымолвить ни слова.
— Сыграй что-нибудь для меня, — потребовал отец.
Амелия не могла его ослушаться. Да и не хотела. Встряхнула головой, чтобы прояснить мысли. И для игры, и для того, что будет потом. Мелькнула мысль о скрипичном концерте Корнгольда и Мендельсона, но потом она остановилась на «Лунной сонате» Бетховена.
Скрипка привычно легла на плечо. Амелия погрузилась глубоко в себя и замерла. Затем она начала играть. Взмах смычка по струнам, и первые изысканные ноты поплыли по воздуху, проносясь над ней, вокруг нее, сквозь нее. Проникновенная, глубокая, чувственная мелодия.
Музыка заполнила ее, поглотила целиком.
Напряжение в челюсти и вокруг глаз Амелии исчезало с каждым новым звуком. Она закрыла глаза, растворившись в красоте своего искусства, ее пальцы двигались с прекрасной плавностью и грацией.