килограмм по сто весом, ну по сто не по сто, а по семьдесят точно. Так ведь и неудобно же… Да смазку старую вынь – новую положь, да вымой все. Короче кропотливая тупая работенка. И тут вдруг, ни с того ни с сего, свет в моих глазах померк. То есть совсем. Нет, я потом конечно понял, что это кто-то с освещением играется. Но тьма вокруг кромешная. И кровь в голове: бум-бум… Я так и замер о отверткой в руке. С грязными и жирными от смазки руками. И первая мысль самая страшная: «Все, блин, отбегался». И тьме вокруг. И тут еще Шурик со стоном таким:
– Саня, Саня… Я ослеп…
Тут меня на смех пробило, но стою молчу. Терплю.
Потом говорю:
– Я тоже, ебаный твой самогон…
– Суки!!! – заорал Шурик в ответ, и тут свет включился.
Надо было видеть его рожу. Я уже не мог больше сдерживаться и не засмеялся, а как у нас говорят, заорал.
– Суки!!! – еще громче завопил напарник и швырнул об стену гаечный ключ на 27.
А на самом деле все было нормально, это наш диспетчер подавал нам аварийно-оповестительный сигнал о том, что пора прекращать работу и готовиться надо на выход. Шабаш. И честно скажу допивать мы эту гадость не стали. Страшно, но об этом никому…Чу.
После ночи домой спать я не поехал. Свидание у меня. С целью потрахаться. Договорились мы со Светой, на утро. Она как раз после смены. А там руки. Из шкафа. Бррр… Но обо всем по порядку. Теперь уже спешить некуда. Светка, она молодец, она мне друг. Как там…
Они сошлись вода и пламя. Одна лишь разница была меж нами, что в детстве я любил дергать девочек за косички. А она мальчиков за яички.
А чудеса началось с одного фраера в электричке. Не люблю таких. Лет уже явно за пятьдесят, а все под Солженицына канает и иже с ними. Мол, все херово, ну с этим я, допустим, согласен, но при этом с таким видом на тебя смотрит, словно только он это понимает, а все остальные и не люди вовсе.
Едет такая херня в вагоне и не сам, а с товарищем. Но товарищ, слава Богу, из наших, из синих. Сидит, слушает гандонов треп, во весь рот зевает, мечтает о водке. А тот, сука, соловьем заливается, нашел типа, благодарного слушателя. «Упаднический шовинизм, подростковый онанизм…» – и все в таком духе. И руками машет, что мельница. Есть же вот люди такие, что любят руками при разговоре помахать, или пуговицу собеседнику открутить, или еще какое членовредительство учинить. Домахался фраерок, до того, что в момент торможения с места сорвался и на меня валиться начал. А я ему что? Вешалка? Как заору:
– Стоять!
Он дернулся, глаза выкатил и еще сильнее в куртку мою вцепился. Опешил, курва. А я опять:
– Руки, блядь, убрал,– и еще для эффекта почти по Зощенко, – понажираются с утра и ездиют, и ездиют…
Тот выпрямиться пытается и кряхтит:
– Да как вы смеете, я приличный человек!
– Ага, охуительно! – и товарищу его подмигиваю тихонько, и верите, нет, тот лыбу давит и мне в ответ подмигивает. Видать не только меня достал диссидент хренов. Тут женщина какая-то влезла с комментом:
– Пьянь, когда вы уже полопаетесь. Нигде от вас спасу нет! С утра готовые…
Интеллектуал наш, наконец, выпрямился, отпустил предмет моего гардероба и переключился на женский пол:
– Ты еще старая кошелка заткнись!
Ага, уже, заткнулась…
– Он еще и обзывается! Молодой нашелся! Из-за вас педерастов страну просрали, так он еще и обзывается!
– Мужчина на женщину б постеснялись ругаться! – это какой-то солидный дед выступил из глубины вагона.
– Та он и на мужчину не похож, вон к молодому человеку пристает, пидор!
Ну, а дальше классика: «Это я пидор?» « Это сам ты пидор!» И в таком духе и таком разрезе, я б с ними еще поспорил, но мне выходить уже нужно было, потому я и покинул это забавное место. А дальше уж как положено, если не задался день с утра…
Сидели у Светки, все нормально, выпили, закусили, покурили. Пора бы и к делу переходить, а я все тяну и тяну. Хорошо мне сделалось, смотрю вокруг, вроде все по делу, и женщина интересная, а как-то лень. Дай думаю еще по одной, А там и еще… Досиделся до того, что подруга моя к насилию прибегла, ну я и не сопротивлялся сильно, а потом уже в наступившей тишине, на границе сна слышу звуки какие-то странные. И вроде как из шкафа.
– У тебя там мыши что ли? – спрашиваю. А та тоже в эйфории лежит голая, пьяненькая и смеется.
– Какие на хуй мыши?
– Обычные, – говорю, ты в шкаф давно заглядывала? Они ж там голодные наверное.
Встает Светлана, подходит к мебели, за дверцу берет тянет, а та не открывается. Меня на ха-ха пробило, кричу:
– Заперлись суки!
Она за дверцу сильней потянула, а с той стороны руки! Волосатые! И дверцу не пускают. Света орать, я, по-моему, тоже. Самое смешное, что не ее спасать кинулся в первый момент, а за трусами потянулся. Во как! А потом уже к шкафу. Стул по пути прихватив, дверцу рванул, а там мужик сидит. С руками волосатыми. С виду не сильно здоровый, так себе, обычный. И плачет.
– Кто это? – спрашиваю охренев.
Хозяйка, когда способность к речи обрела человеческой, тоже всплакнула от нервов и говорит:
– Владик, а ты что тут делаешь?
Тот молчит.
Я трусы подтянул, на стул уселся и говорю грозно:
– Таак! И кто тут у нас?
Хотя все уже понял, это бывший ее, хахаль. Они вместе жили, у него видимо ключи остались, вот он и зашел по какому-то вопросу, а тут мы. Он видимо не захотел чтоб видели его, вот и принял решение. Светка молчит, Владик тоже, только всхлипывает, чувства у него к Светлане остались. Плюнул я, мне эта картина и без объяснений их чмошных понятная стала, встал, оделся и ушел с достоинством, бросив на последок:
– Сами разберетесь…
Никто меня, слава Богу, не провожал и более того не преследовал. А дома я сразу спать завалился. Под Сузуки, кажется…
х х х
сон 0018
(сон во сне)
– Приветствую тебя, брат! – Гийом уже спешил мне на встречу. На нем была просторная туника, и он походил в ней на какого-нибудь ученого грека. Высокий лоб, аккуратно зачесанные назад волосы, вот только нос обыкновенный, не греческий. Я бы сказал. Лангедокский.
– И тебя приветствую, отринувший мир,– сказал я отдавая салют.
Гийом засмеялся, и потащил меня в дом. Разумеется, в свою библиотеку, свою нору и убежище.
– Ну уж, прямо и отринувший!
– А это? – я обвел руками полки с книгами.
– Это иллюзия. Признаюсь, да, я частенько позволяю себе нырнуть в иллюзорный