Девенпорта от удивления расширились так, что стали видны из-за зеленых стекол очков.
– Само собой разумеется, что Моисей – это я.
С самого начала у Неда зародились некоторые опасения по поводу их нового хозяина, но он держал их при себе. В 1620-е годы Девенпорт был пуританским проповедником в Лондоне, потом в Голландии, но был изгнан из гаагского прихода за строгие взгляды на крещение младенцев – он полагал, что эта привилегия должна быть предназначена только для детей избранных, кроме которых никто не мог попасть в Царствие Небесное. В тридцатые годы он эмигрировал в Бостон, где тоже рассорился с церковными властями и вкупе с Итоном и прочими их приспешниками отплыл вдоль побережья, чтобы основать Нью-Хейвен. Однако Нед видел, что Уилл считает взгляды проповедника истинными: подобно Девенпорту, Гофф был милленарием и верил, что в 1666-м, в Год Зверя, как предсказано в Книге Откровения, Христос вернется на землю. Сам Нед под этой доктриной вряд ли подписался бы, но он слишком слабо разбирался в теологии, чтобы спорить.
Помимо прочего, он чувствовал себя обязанным Девенпорту за проявленное гостеприимство. По его прикидкам, в доме имелось две дюжины комнат, а может, и больше, и половина из них, насколько он мог судить, пустовала. Проповедник утверждал, что библиотека в его кабинете насчитывает около тысячи томов. Окно занимаемой Недом комнаты выходило на просторную гавань и далекое море. Хворый Джон, никогда не покидавший своей комнаты, был единственным ребенком в семье, – по крайней мере, про других никогда не упоминалось. Элизабет Девенпорт, сухонькая и седовласая, металась как проклятая между кухней, комнатой сына и собственной спальней, которую не делила с мужем, как подметил Уолли. Имелись двое слуг – пожилая супружеская пара. Они жили в отдельной части дома и жались в тень, потупив взгляды, стоило появиться кому-нибудь из полковников. Кормили скверно. В помещениях было холодно. В них стоял какой-то непонятный, неприятный запах. Вопреки обилию труб, огонь в очагах разводили редко. Если сложить все это вместе, домохозяйство выглядело странным.
Три дня спустя после их приезда, в воскресенье, Девенпорт повел их в переполненный дом собраний, где, к удивлению Неда, представил их под настоящими именами. Священник процитировал Послание к евреям, глава 13: «Страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам». А затем прочитал проповедь, исполненную страха и ужасов: «Муки диавольские, и кары обреченных в аду, и все несчастья обрушатся на проклятых на земле, исходящие от праведных и сурового правосудия Господня, и приемлет Он сии казни как истинное дело свое». Позже он собрал на лугу влиятельных горожан, чтобы познакомить их с важными гостями. Среди приглашенных были Николас Стрит, сменивший Уильяма Хука в качестве помощника преподобного и директора городской школы, а также Уильям Джонс – серьезный молодой человек, плывший вместе с полковниками на «Благоразумной Мэри», отец которого был казнен в минувшем октябре за подпись, поставленную под смертным приговором королю. Они близко сошлись с Джонсом за долгие недели в море. Он недавно женился на Ханне Итон, дочери сооснователя Нью-Хейвена, и поселился в доме Итонов – единственном здании, превышавшем размерами владение Девенпортов. Когда Нед попытался выразить соболезнования по поводу утраты отца, Джонс вскинул руку, останавливая его.
– Не стоит печалиться. – В говоре его, как у Гоффа, проскальзывала валлийская напевность. – По слухам, его арестовали, когда он совершенно открыто прогуливался по Финсбери-парку. Отец не пытался сбежать. Мать пишет, что он смирился с судьбой и пошел на плаху, как жених под венец, и теперь среди святых. Я непременно свижусь с ним в свое время.
В разговор вступил Стрит:
– Как долго собираетесь вы пробыть в Нью-Хейвене, полковник Уолли?
– Столько, сколько вы нам позволите, мистер Стрит. Планов у нас нет, только спастись самим и послужить Господу. Во мне до сих пор жива надежда на политические перемены в Лондоне.
– Мы готовы работать, разумеется, – добавил Уилл.
– У вас были занятия до того, как вы поступили в армию?
– Были, – сказал Нед. – Портной и засольщик. Хотя единственное, чем мы занимались в последние двадцать лет, – это военная служба.
– Но это ремесло тут очень востребовано, – заявил Девенпорт. – Нам очень нужны опытные солдаты. Вы можете готовить нашу милицию.
Везде вокруг Нью-Хейвена существовали стоянки племени куиннипиак: среди холмов к северу; вдоль восточного побережья широкого залива, образовывавшего естественную городскую гавань, где у туземцев находилось древнее место для погребений; и у мыса Ойстер-Пойнт к западу. В качестве предосторожности против нападения каждому мужчине колонии в возрасте от шестнадцати до шестидесяти – таких в городе насчитывалось около трехсот – выдавались ружье, порох, огниво, четыре сажени фитиля, двадцать четыре пули и шпага. В доме собраний хранились четыре пушки и сундук с пиками. Каждому мужчине полагалось шесть дней в году посвящать военной подготовке. По случайности очередные сборы были намечены на среду грядущей недели.
Два полковника естественным образом вернулись к прежней своей роли в Армии нового образца. Уилл надзирал за пикинерами и мушкетерами, обучал их строевой подготовке и стрельбе по мишеням. Нед преподавал тактику кавалерии на лугу за городом. Снова оказаться на коне, строить шеренги всадников, проезжать мимо них, заглядывая каждому кавалеристу в глаза… Это навевало на него воспоминания о первой зиме Гражданской войны.
В тот хмурый октябрьский день 1642 года он копался на своей ферме, расположенной на равнине Эссекса, спускающейся к эстуарию Темзы. Земля тут была скверная, никогда не давала хорошего урожая. На затянутом тучами горизонте появились всадники. Ими оказались Оливер Кромвель, старший его сын, тоже Оливер, а также Валентайн Уолтон, зять. Они стали убеждать Неда поступить в кавалерийский полк, который Кромвель собирал в Кембриджшире для войны с королем.
Помнил Нед и то, как молила его Кэтрин не ехать – ходила за ним с ребенком на руках, пока он собирал сумку, и причитала: «Тебе уже сорок два, ты ничего не смыслишь в военном ремесле, тебя наверняка убьют, оставишь меня вдовой с четырьмя маленькими детьми на руках и без средств к существованию. Кроме того, твой кузен Кромвель полоумный, ты сам частенько об этом говорил», – добавила она тихо, глянув через окно на Оливера, нетерпеливо ожидающего, сидя в седле.
Месяцы подготовки в Или, где он жил в доме Кромвелей с Оливером, Бетти и шестью их детьми; серьезный подход к делу и в то же время много веселья; дважды в день молитвы и изучение Писания; бесконечные разговоры с рекрутами. И пламенные речи Кромвеля: «Я не собираюсь вас обманывать, внушая, что вы будете сражаться