Когда она встала с кровати, нога отозвалась тупой болью. На внутренней стороне бедра, от удара при падении в яму, образовался огромный уродливый синяк. Прихрамывая, Николь пересекла комнату. В коридоре все было тихо. Но когда Николь потянулась к двери, рука замерла на полпути. Мышцы предплечья и ладони напряглись. Внезапно руку прострелила острая боль, от запястья через локоть и до плеча. Оказалось, что Николь не может дотронуться до ручки.
Тяжело дыша, она отшатнулась от двери. Почти тут же онемение в руке пропало. Озадаченная, Николь вновь потянулась к ручке и вновь получила ту же реакцию. На сей раз боль была еще сильнее. Какая-то невидимая сила не позволяла ей выйти. Неужели это сделал епископ? Выходит, она уже попала под колдовство его заклинаний и какое-то гипнотическое воздействие управляло ее действиями?
Чем больше она размышляла об этом, тем тверже становилась ее решимость уйти. Но как? Как она могла бежать, если у нее не получалось дотронуться до ручки?
Заклинание разрушилось, когда внезапно отворилась дверь.
В коридоре, злобно глядя на Николь, стояла Светлана.
— Шлюха! — рявкнула она. — Ты пришла сюда соблазнять моего епископа.
Николь могла только в шоке глядеть на нее.
— Я про вас все знаю, — говорила Светлана. — Когда-то из-за такой же девки, как ты, он потерял свой дар.
— Нет, поймите…
— Он сражался с Диаволом. Пытался восстановить свои силы. И теперь думает, что тебя послал Господь, чтобы вернуть ему дар. Но на самом деле ты посланница Диавола, который хочет его уничтожить.
Старуха вытащила из-за спины огромный нож для разделки мяса.
— Я этого не допущу. У тебя ничего не выйдет.
Николь отпрянула — Светлана начала на нее наступать.
— Когда-то епископ спас мне жизнь. Теперь я спасу его.
— Нет, прошу вас, — взмолилась Николь. — Мне только нужно выбраться отсюда. Позвольте мне уйти, и я никогда больше не вернусь, обещаю.
Старуха колебалась, однако нож в ее руке не дрогнул. Она держала его так, Что одним движением могла перерезать Николь горло.
— Я слышала, что епископ говорил прошлой ночью, — сказала Светлана.
— Вы подслушивали?
— Я защищала его! Он сказал, что церковь падет — и все из-за тебя, шлюха!
Николь споткнулась о столик и уронила кувшин на пол. Дальше отступать было некуда, поэтому она упала на колени:
— Пожалуйста, прошу вас, умоляю, позвольте мне уйти. Я никогда не вернусь, обещаю, — затем, стараясь говорить вкрадчивым голосом, она добавила: — Если вы убьете меня, что скажет епископ?
— То же, что и всегда: без греха нет искупления, а без искупления нет спасения. Это будет мой грех, и значит, великим быть моему спасению, — занеся руку для последнего удара, Светлана добавила: — Я делаю это, чтобы спасти церковь Святой Софии. Ибо пока ты жива, ей грозит уничтожение.
— Нет! — закричала Николь. Нож опустился.
39
О’Мэлли приехал в дом Даниловичей полчаса спустя. Он шел, пробиваясь сквозь толпу любопытных соседей и представителей прессы. Росток заметил среди них светловолосую репортершу с «Канала 1». Она стояла в стороне, словно хотела, чтобы он ее заметил.
О’Мэлли выглядел уставшим и обеспокоенным. Казалось, что скоба на ноге тяготит его больше, чем обычно.
— Прежде чем вы пойдете наверх, мне надо кое-что вам сказать, — Росток провел О’Мэлли в гостиную — небольшую комнату, заставленную громоздкой кожаной мебелью. — Вы сделали анализ крови Уэнделла Франклина?
— Это не твой участок, Росток. Он умер в Скрантоне.
— Его смерть может быть связана с гибелью Отто.
— О, Господи, — О’Мэлли устало вздохнул. — Каждый раз, как я тебя вижу, ты раскрываешь какой-нибудь заговор. Постоянно.
— Вы сделали анализ крови или нет?
— Сделал.
— И что нашли?
— Ничего.
— Тогда почему умер Франклин?
— Не знаю.
— Говорите правду.
— Росток, ради Бога, — О’Мэлли, хромая, отошел в другой конец комнаты. Его шаги сопровождались стуком тяжелой скобы по деревянному полу. — Я и так говорю тебе правду. В настоящий момент я не знаю, от чего умер Франклин. То есть, это была смерть от кровотечения, но почему — не знаю, — после секундного колебания коронер признался: — В общем, его тело у нас, и мы назначили вскрытие. Может быть, удастся найти ответ.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вчера вы говорили, что причина — гемофилия.
— Так мне показалось, — О’Мэлли пожал плечами. — Это единственное известное мне отклонение, которое объясняет столь обильное кровотечение из небольшого пореза. Но теперь, откровенно говоря, мы имеем дело с медицинской загадкой.
О'Мэлли поставил дипломат и сел в кожаное кресло, положив изувеченную ногу на диван.
— В какой-то степени я даже рад, что вы попросили об анализе крови.
Настоял на анализе крови — так было бы правильнее, подумалось Ростку. Он вспомнил, как упорно коронер не желал его делать.
— Сначала результаты меня заинтриговали, — сказал О’Мэлли, облокотившись на подушки. — Действительно заинтриговали. Знаете, я ведь могу сделать новое открытие. Если повезет, эту болезнь даже назовут моим именем.
— Значит, он не был болен гемофилией.
— Именно. Может быть, он и умер от кровопотери, но гемофилией он не страдал.
— Вы уверены, что образец крови был чистым?
— Абсолютно. Я сам брал кровь, вы видели» Ничего перепутать я тоже не мог, так как образец был единственным в лаборатории.
— Должно быть другое объяснение.
— Конечно, должно быть, — согласился О’Мэлли. — Но какое именно, я не знаю. Мы проверили образец на болезнь фон Виллебранда, которая тоже может вызвать обширное кровотечение. Однако количество тромбоцитов в крови было нормальным. Афибриногенемию и тромбастению Гланцманна[28] мы тоже исключили.
— He понимаю, — нахмурился Росток. — He может из человека через такую маленькую царапину вытечь столько крови. Просто так — не может.
— Вы были в банке, — сказал О’Мэлли. — И видели, как он порезался.
— Это случилось до моего приезда. Он сказал, что порезался о металлическую дверь сейфа.
— Того самого, в котором лежала отрезанная кисть?
— Да. Угол дверцы оказался острым. Франклин потом предупредил меня о нем и показал свой окровавленный палец. По его лицу нельзя было сказать, что он беспокоится.
То есть, он не выглядел взволнованным? Не посчитал это чем-то серьезным?
— Мне он показался немного раздраженным, и все, — сказал Росток. — Будь у Франклина какая-то болезнь, он поехал бы в больницу, верно?
О’Мэлли поерзал в кресле, передвигая ногу со скобой в более удобное положение.
— Это верно в том случае, если подобное происходило с ним раньше. Но когда я делал первичный осмотр его тела, то не нашел гематом, свидетельствующих о нарушении свертываемости крови. Обычно у больных гемофилией на теле полно синяков — это результаты подкожного кровотечения от небольших ударов, которые мы все получаем ежедневно. Я обнаружил четыре шрама, — один на голове, еще один на правом колене и два на левом предплечье — но ни на одном не было швов или других признаков особого лечения. Все говорит о том, что раньше у Франклина не случалось обильных кровотечений. Жаль, что у него нет лечащего врача, он мог бы что-нибудь рассказать.
— Что насчет лекарств? Вдруг они стали причиной?
— Мы сейчас делаем тесты на гепарин, декстран и кумадин — эти лекарства разжижают кровь и могли вызвать кровопотерю. Но только в том случае, если он пил их огромными дозами — а тогда они почти наверняка вызвали бы изменения в строении тромбоцитов. Однако при первом анализе тромбоциты были в полном порядке. В общем, не думаю, что тут дело в лекарствах.
О’Мэлли на секунду закрыл глаза, словно засыпая, но быстро пришел в себя и с трудом поднялся с кресла.
— Так что, вообще говоря, я не могу с медицинской точки зрения объяснить произошедшее с Уэнделлом Франклином. А теперь я хотел бы подняться наверх и осмотреть труп вашего патрульного.