от слова совсем.
Какая к черту работа, когда так подкидывает?
За следующий час успеваю протоптать линолеум от стола до входной двери и обратно. Хорошо протоптать, если учесть, что весь закуток всего шесть квадратных метров. И набить пару синяков на бедро, потому что стол-зараза слишком массивный. И угол у него не на месте!
В голове каша. Полнейшая.
Что делать — нет понимания.
И чего не делать — тоже!
Игнатов-младший обложил со всех сторон. Да так основательно, что про старшего даже не вспоминаю.
Вот тебе и Иван-дурак-царевич. Хренушки! Тут самый настоящий серый кардинал, не меньше. Очень опасный, расчетливый и жестокий.
И в каждом определении, что ему даю, убеждаюсь все сильней, особенно когда в голове одна за другой начинают всплывать детали прошлого года. Я действительно делала всё то, что говорил мне Иван. Делала с улыбкой, желая облегчить заботы любимого, ведь по документам же сроки горели, а Мамаев болел, а жених так искренне просил. И… черт! Черт! Черт!
Боже, теперь получается, что я причастна к гибели сестры Арского?
Я — косвенная убийца?
Мамочка родная!
Какая же идиотка, а еще юрист… тьфу!
Тошнота горячей волной прокатывается вверх по пищеводу. Резко становится жарко и душно, а руки леденеют и потеют. Упираюсь ладонью в столешницу, второй обхватываю шею и стараюсь медленно и глубоко дышать.
Это паника. Она пройдет. Я успокоюсь и обязательно придумаю, что делать.
Самовнушение мало, но помогает.
Главное, не закрывать глаза и не проваливаться глубже в прошлое, в котором вела себя как наивная дура. Да, доверчивая и влюбленная. Вот только для судьи это не станет основанием для оправдания.
— Дим, привет! — набираю Михайлова, решая не бегать по этажу и не привлекать к себе лишнее внимание затравленным взглядом. — Ты у себя, сможем увидеться?
— Привет, Вер. Нет, сегодня-завтра плотно торчу на объекте, — разочаровывает приятель, но я и сама слышу по шуму техники, раздающемуся из динамика, что он на стройке.
— Черт! — шикаю себе под нос, но собеседник явно улавливает.
До слуха долетает, как он перед кем-то извиняется и просит дать ему пару минут для важного разговора.
— Что-то случилось? — Михайлов не скрывает вкрадчивых ноток. — Рассказывай!
Как? Хмыкаю, грустно улыбаясь. Я прекрасно помню, чей изначально друг Дима. И чью сторону в случае возобновления дела по «Гора-Строй» он займет.
— Нет, всё нормально, — растягиваю на губах улыбку, будто коллега может меня в этот момент видеть, — просто уточнить хотела… э-э-э, скажи, если Арский откажется расторгать договор с нашей конторой, чем это грозит «Слайтон-строй»?
— Многомиллионными убытками. Мамаев проглядел спрятанный в документах «косяк». Очень хитрый и жирный «косяк», — приятель не скрывает довольных ноток, а я сразу догадываюсь, что это сыграли свою роль подмененные мною листы с расчетами в папке, которую так нервно требовал вернуть Иван.
Ну хоть тут я была умницей и пригодилась.
— А что по новому договору?
— Ну-у, там Иван Сергеевич, естественно, ошибку закрывает, чтобы «Слайтон» не потонул, и знатный кусок прибыли у «Балтстройинвест» отнимает. А чтобы задобрить Виктора, бросает ему лакомую косточку в виде полного комплекса работ по строительству сада, школы и их общей территории…
— Погоди. Игнатов предлагает Виктору Алексеевичу воплотить в реальность именно то, что у него по факту и украл?
Не успеваю поймать брови. Они взлетают на лоб.
— Ага, с небольшими доработками, официально утвержденный, но по сути — да, сворованный проект.
— Вот это наглость. Арский же на это не пойдет.
— Я бы не пошел.
Михайлов один в один озвучивает то, что я проговариваю мысленно.
— А почему коммерческий сказал, что боится эти работы оставлять за нами? Тут в чем подвох?
Упираюсь бедром в стол и растираю переносицу. В голове такая белиберда из-за кучи новых фактов, что черт ногу сломит.
— Крыса в «Балтстройинвест» стащила черновой набросок по школе и саду, без углубленных расчетов. Игнатов его пропихнул Маркову, как будущий зять. Но фактических цифр не дал, потому что у него их нет. В общем, «Слайтон-строй» рискует не вытянуть самостоятельно именно эту часть, вот и подсовывает тому, кто точно сможет.
— И представляет это, как королевский подгон?
— Именно так.
Распрощавшись с Димкой, сбрасываю вызов и, не чувствуя ног, плюхаюсь на стул.
Теперь становится кристально ясно, почему бывший женишок так рвет и мечет. С такими вводными он точно ни перед чем не остановится и меня закопает, если понадобится, только бы заставить уговорить Арского разорвать старый договор и подписать новый.
И так же четко я понимаю, что Виктор Алексеевич, как грамотный и здравомыслящий специалист, на это не пойдет. Даже ради меня. Хотя я и сама этого не допущу. И просить ни о чем не буду.
Хватит.
Из-за прошлых махинаций он потерял сестру и зятя. А сейчас может лишиться бизнеса.
Нет уж.
Раз я — дура и нагрешила на уголовное дело, значит буду отвечать… мамочки, как просто рассуждать, обсасывая проблемы кого-то другого, но свои, да еще грозящие сроком… страшно до ужаса.
Кошмар.
Не зная, куда выплеснуть пессимистичные мысли и негатив, потираю озябшие плечи, достаю из стола старые уже не нужные договора и принимаюсь их методично уничтожать. Рву на мелкие кусочки и наполняю мусорную корзину.
Посуды нет, бить, к сожалению, нечего. А я бы с радостью грохнула. Желательно что-нибудь увесистое и хрупкое об одну сволочную блондинистую голову.
И вот чего не жду за своим важным занятием, так это незваных гостей.
Честно, была твердо уверена, что Игнатов останется пределом идиотизма этого дня, но нет. Сюрприз — сюрприз!
— Дверью ошиблись? — приподнимаю бровь, взирая на Маркову, по-хозяйски вплывающую в мою скромную обитель.
Ну как есть, черная лебл@дь с гордо вскинутой головой, хищным взглядом, королевской грацией и ярко-алой помадой на пухлых губах.
— Я никогда не ошибаюсь, — прищуривает брюнетка густо подведенные черным карандашом глаза. — Ни-ког-да.
Пи@дец, какая умница!
Хвалю ее мысленно.
— Чем обязана? — озвучиваю вслух.
Ну раз дама стоит, брезгливо разглядывает мои квадратные метры, но сбегать не торопится, и всё это притом, что ни-ког-да не ошибается, значит, ей явно что-то нужно?
— Вера Владимировна, — боже ж ты мой, мое имя еще никогда не произносили так, будто отплевываются от какой-то гадости. Даже обидно становится. — Скажу один раз. Моё трогать нельзя, иначе придется горько пожалеть. Надеюсь, посыл ясен?
— Конечно, Ольга Васильевна, я — девочка понятливая. Только вот для ясности: это Ваш жених меня не отпускает, а не наоборот. Я про жениха Ивана если что говорю, — не могу не куснуть, — Вы же тоже про него, а не того, который две