Англичане полностью отрезали независимую Бирму от моря, захватив всю область между юго-восточной границей Бенгалии и перешейком, соединяющим Малайский полуостров с Сиамским королевством. В Бирманскую империю остался единственный путь — по реке Иравади.
Она в полтора раза превосходит Рейн, но, как все реки Индокитая, очень переменчива, и судоходство здесь дело непростое. Тысячу двести километров от Рангуна до Бама можно проплыть только на судах с небольшим водоизмещением. Грузовыми перевозками занимается лишь одна британская компания.
Андре приехал в Индокитай вовсе не затем, чтобы сидеть в английских владениях. Поэтому в Рангуне пробыли ровно столько, сколько потребовалось для приготовлений к длительной экспедиции во внутренние области.
Яхту решили оставить на рейде, а по реке плыть на паровой шлюпке, снабдив ее всем необходимым, то есть оружием, боеприпасами провизией, одеждой, инструментами.
Поручив корабль капитану, Бреванн взял на шлюпку двух кочегаров, Сенегальца-лаптота и двух негров, принявших участие в экспедиции по реке Рокель в Сьерра-Леоне. Лодку прицепили к буксиру вместе с несколькими гружеными шаландами. Потеря во времени компенсировалась безопасностью. Когда все было готово, Андре и Фрике заняли места в шлюпке.
У Иравади огромная дельта, река Рангун, по сути, один из ее рукавов. Ниже города в нее впадает речка Пегу со множеством других речек и ручейков, отчего рукав расширяется, и к городу могут подходить суда водоизмещением в полторы тысячи тонн, но выше он сужается и без лоцмана там не обойтись.
Через день пути добрались до местечка Ниунгун, где Рангун соединяется с главной артерией. Отсюда буксир пять дней тащился до Мидая, английского таможенного поста в четырех километрах от англо-бирманской границы.
Эта обычная деревня ничего собой не представляла бы, не будь так удачно расположена — здесь взимают пошлины с европейских и туземных товаров, идущих вверх и вниз по реке.
Французская администрация измучила бы Андре всевозможными таможенными придирками по поводу груза шлюпки. Начался бы осмотр, перечисление, оценка всего на ней находящегося до самого ничтожного пустяка, потом содрали бы солидную сумму, заставив в результате потерять массу времени, что всегда очень скучно и иногда — хуже убытка. Одним словом, взяли бы путешественника измором.
Иное дело англичане. Досмотр производил начальник таможни в сопровождении младших чиновников.
Бреванн отрекомендовался, объяснив, что он охотник, а не торговец, прибыл на яхте из Франции, побывал в Сьерра-Леоне, где охотился на львов.
Англичанин, сам превосходный спортсмен, вежливо поклонился французскому собрату и произнес:
— All right!
Шлюпка прошла под орудиями форта, где сосредоточено командование судоходством на всем нижнем течении реки.
Французский флаг, редкий гость в этих местах, обменялся приветствием с британским, и спустя час шлюпка миновала английскую границу.
Андре по рекомендации капитана буксира нанял лоцмана и решил продолжить путешествие на свой страх и риск.
До него стали доходить рассказы о разной дичи в реке и на берегу. Охотники после долгого вынужденного бездействия не прочь были размяться и сделать несколько метких выстрелов.
Они подстрелили двух гигантских аистов-марабу с великолепными белыми перьями, к которым так неравнодушны модницы-щеголихи.
На следующий день Бреванн решил идти в глубь страны, поднявшись вверх по течению реки Джен, левого притока Иравади, впадающего в нее около Менгуна.
Вот тут-то, устав от переговоров с лоцманом, знавшим по-английски лишь несколько слов, он отправил Фрике на берег с поручением нанять переводчика и добыть свежих припасов.
Мы уже знаем, что парижанин успешно исполнил оба поручения и, кроме того, сразил наповал Людоеда.
ГЛАВА IV
Триумфальное возвращение. — Знакомство с новыми участниками экспедиции. — «Я буду есть тетерева». — Старый бирманец-охотник и его таинственный помощник. — Дах — национальное оружие. — Через джунгли. — Сигнал тетерева. — Первый выстрел. — Первая жертва. — Тетерки. — Что у старика в корзинке. — Уж вместо легавой собаки. — Фрике стреляет и промахивается. — Тетерка и змея. — Пир рептилии. — Истребитель тигров обращен в бегство тетеркой.
Андре, оставшийся на шлюпке с двумя матросами-европейцами и негром, очень встревожился, когда получил от Фрике известную читателям записку, в которой парижанин извещал о своем походе на Людоеда.
— Вечно он что-нибудь придумает! — ворчал Бреванн. — Пуститься в такую экспедицию, не посоветовавшись со мной! Хоть бы знать, в какую сторону он направился! Ему кажется шуткой пойти на огромного старого тигра… А я изволь тут волноваться.
До вечера не было никаких известий.
Наступила ночь. Андре не находил себе места. Вдруг увидел справа на берегу движущиеся огни и услышал радостные крики. Он улыбнулся и сказал весело:
— Тигр убит. Бирманцы чествуют моего шального мальчишку.
Он не ошибся. Вскоре показались люди с факелами, оравшие во все горло, за ними четыре бирманца с чем-то вроде носилок, на которых лежали останки тигра, и, наконец, Фрике с винтовкой на плече, высоко поднятым носом, с видом самым торжествующим, рядом — индус, негр и мальчик Яса.
Шествие замыкали крестьяне, тащившие всякую живность и свежие овощи и на все лады прославлявшие подвиг истребителя тигров.
Бреванн радостно встретил парижанина и его свиту.
Взволнованно пожав руку друга, Фрике подозвал Минграсами и Ясу:
— Вот переводчик, месье Андре, он родом из Пондишери, следовательно, наш индийский соотечественник. А вы, сударь Минграсами, знайте, что этот джентльмен — господин Андре Бреванн, наш общий командир.
Фрике подозвал Минграсами.
Индус поднял над чалмой куполом обе руки, степенно поклонился и проговорил:
— Я буду служить вам, сударь, верой и правдой. Я настоящий француз и ненавижу англичан. Поверьте.
— Ты говоришь по-бирмански?
— Как по-французски, так же бегло.
— Хорошо. Завтра мы обсудим с тобой жалованье.
— Я вполне полагаюсь на вас и, кроме того, считаю большой честью быть на службе у французов из Европы.
— А этот мальчуган, — продолжал Фрике, — будет нашим новобранцем, я его усыновил.
— Как? Опять приемыш? — сказал, улыбаясь, Андре.
— С этим их всего трое. К тому же негритенок Мажесте уже совсем взрослый, а китайчонок Виктор скоро станет мандарином. Знаете, месье Андре, до встречи с вами я был так глубоко несчастлив, что не могу равнодушно видеть брошенных детей или сирот.