Гордята упал на колени, на него посыпались удары, хрястнули кожаные ремешки кольчуги, разрываясь, но он уже ничего не чувствовал. Наконец гридни сообразили, что воевода мертв, и отступили.
Дар, позабыв о собственной безопасности, нагнулся над поверженным воином, поднял его голову. Из горла хлестала кровь, обагрив руки юноши. Дар смотрел на кровь и ничего не чувствовал: ни горечи поражения, ни боли утраты. Перед глазами мелькали красные всполохи. На Дара навалилось несколько человек, и он даже не пытался сопротивляться. Гридни с победным кличем поволокли его в княжий терем.
Гордяте не дано было узнать, что князья по неосторожному поведению княгини и ключницы давно заподозрили неладное и сумели убедить одного из городских людей втесаться к нему в доверие. Так мятеж был обречен на провал в самом своем зародыше. Аскольд мог не тянуть до самого конца, схватить воеводу за измену и сгноить его в порубе. Но Аскольд был воином и с соперником решил покончить честно, истребив его в бою, чтобы показать Ярине, княгине и всему городу, кто в Киеве хозяин. Пусть горожане, увидев подавление мятежа, раз и навсегда зарекутся восставать против своих князей!
Глава седьмая
На памяти Ярины эта осень была самой тяжелой. Дни были наполнены страхом, тревогой и предчувствием беды. Ярина не находила себе места в ожидании вестей – плохих либо хороших. По многу раз в день она поднималась на башню и всматривалась в даль, стараясь увидеть у кромки почерневшего леса если не отряд, то хотя бы одинокого всадника, спешащего с сообщением. Но тщетно, кроме голых черных полей и стай перелетных птиц, собиравшихся в далекий путь, – никого.
Сидя в светелке, Ярина каждый раз вздрагивала, услышав конское ржание, или скрип ворот, или неожиданный говор под окном. Ее беспокойство невольно передавалось и ключнице, и всей дворне.
– Боярыня, не бегай ты каждый час на башню, – просила ключница, – простудишься наверху на сквозняке, заболеешь. Скоро роды, твои заботы и печали плохо подействуют на дитя. Сиди лучше в избе и не думай о плохом.
Совет хорош, да как его выполнить, если перед глазами все время стоит картина кровавой бойни. Как-то Ярине приснился сон: лачуга Белавы и медленно разлетающиеся черепки глиняной крышки. Проснувшись, Ярина поняла, что сон – предзнаменование, и надо ехать в Киев.
После продолжительных дождей ударил первый морозец. Грязь на дорогах застыла черной грудой, но можно уже было проехать на повозке.
Не дожидаясь позднего осеннего рассвета, Ярина привязала к поясу мешочек с монетами и велела ключнице подавать повозку к крыльцу.
– Что ты, боярыня, – испугалась женщина, – никуда я тебя не пущу. Да меня боярин со света сживет, и тебе несдобровать за самовольство.
– Разве ты меня удержишь? – усмехнулась Ярина, спустилась с крыльца и сама кликнула конюха.
Ключница запричитала:
– Да вдруг с тобой, боярыня, что в дороге случится! Ведь роды скоро. Зачем же ты себя мучаешь-то?
– Не пропаду, – отрезала Ярина, но, видя неподдельно страдальческое выражение лица ключницы, смягчилась: – Не беспокойся. Ехать недолго, день всего.
– Да хоть подожди, пока снег на дорогу ляжет, на санях-то легче добираться. А сейчас растрясет тебя всю.
Ярина ничего не ответила, повернулась к конюху, внимательно слушавшему препирательство женщин.
– Чего встал, рот разинув? Сказано, подавай повозку!
Едва конюх ушел выполнять приказ, во двор влетел всадник. Он устало сполз с коня и подошел к Ярине.
– Беда, боярыня. Мятеж подавлен. Воевода погиб, и с ним много воинов полегло. Всю ночь скакал. Вели накормить меня, боярыня, да дай приют – я в бегах.
Вокруг поднялся вой и плач по воеводе.
– А с Даром-то что? – Ярина в ужасе затрясла гонца за плечи, чуяла ведь, что сон в руку.
– Точно не знаю. Вроде его схватили. А тебе не надо в Киеве показываться. Ищут тебя там.
К крыльцу подкатила повозка. Ярина прикрикнула на голосящую ключницу:
– Хватит на себе волосы рвать. Накорми гонца да схорони его, а я уезжаю.
Ключница скрылась в избе, вскоре выскочила, неся в руках котомку Ярины. За ней показались сенные девки с подушками, которые побросали в повозку, усадили на них Ярину. Конюх заботливо укутал ее рогожиной, сел на место возницы, взмахнул плеткой. Повозка, запряженная двумя лошадьми, тронулась в путь.
Киев показался в сумерках, многие окна еще светились. На полпути к городу Ярина продумала, куда ехать. Без сомнения, в воеводскую усадьбу соваться нечего, и вообще в Верхнем городе не стоит появляться. Лучше всего переждать бурю в посаде у Веселина, но неизвестно, вернулся ли он с гостьбы. Ворося – душевная женщина, но она может испугаться и не пустить жену и сестру мятежников. Все равно, кроме избы Веселина, ехать больше некуда. В крайнем случае она схоронится где-нибудь в хлеву. Главное, надо добраться до Веселина так, чтобы не заметили чужие люди. Недоброжелателей на свете хватает. Зачем подвергать себя лишней опасности?
– Сворачивай в лес, – велела Ярина вознице, едва показались первые дома, – переждем там, пока все не уснут.
Конюх безропотно въехал в лес. Они недолго посидели, но заморосил мелкий дождик, разом потеплело, и дорога вмиг размякла.
– Поедем, боярыня, – заныл возница, – по кислой дороге и до утра в город не въедем. Ты в рогожину поплотнее закутайся, авось не узнает никто.
– Хорошо, поехали, – согласилась Ярина.
Судьба берегла ее. Пока они добрались до усадьбы Веселина, город почти уснул. По пути им не попалось ни одного человека. Возница постучал в ворота. Ярина медленно слезла с повозки и подошла к воротам, когда скрипнула калитка и из нее выглянул Веселин. Увидев нежданных гостей, засуетился, распахивая ворота настежь.
– Въезжайте скорее, а то недобрые люди заприметят.
– Ох, Веселин, – Ярина заплакала, – хорошо, что ты в Киеве. А я еду и не знаю, как быть, к кому податься…
Она уткнулась ему в грудь. Веселин легонько погладил ее плечо.
– Тихо, тихо, Ярина, все образуется. Пойдем в избу. Только не пугайся…
Ярина еле добрела до крыльца, ноги после долгого сидения в повозке не желали нести ее. На крыльцо вышла женщина, зябко кутаясь в большой плат.
– Веселин, кто приехал?
– Белава! – воскликнула Ярина, узнав голос, и тяжело опустилась на ступени крыльца: столько потрясений за один день – это слишком.
– Ярина! – в свою очередь, признала Белава и кинулась поднимать сестру, но слезы хлынули у обеих из глаз, и они еще долго сидели под дождем, не замечая его, приходя в себя от неожиданной встречи.
Тепло просторной избы быстро привело Ярину в чувство. Она поела и теперь лежала на широкой лавке среди горы подушек, слушая Белаву. Часто входила Ворося, приносила дрова, подбрасывала в печь и уходила, не мешая женщинам разговаривать. Веселин сидел за столом и тоже внимательно слушал рассказ жены.