— Чувак, у тебя, что есть какая-то волшебная мазь? Потому что было бы неплохо поделиться со мной этой фигней.
Он подъезжает к обочине перед «Честером». Я выскакиваю из «хамви», как только он паркуется и сразу начинаю перескакивать с ноги на ногу, потихоньку, продвигаясь вперед и вправо. Войти в «Честер» без суперсил — последнее, что мне хотелось. Вытащив шоколадный батончик, я вгрызаюсь в него и проглатываю в три приема, пополняя свой резерв сил.
— Разве мы еще не все сделали на сегодня? Что еще у тебя припасено для меня? — Я только что целый час тряслась в машине с Риоданом, ощущая себя сардиной в банке под напряжением, да еще и после потери своих сил. Он наполняет собой любое замкнутое пространство, словно из его тела рвутся еще с десяток человек. Он зол на меня за откос от осмотра той сцены до того, как она взлетела на воздух. Я тоже зла на себя, но у меня не было выбора. Без моих суперспособностей от меня толку ноль рядом с одним из таких мест. Короче полный отстой. Я хочу некоторое время побыть в одиночестве или с Танцором. Он заряжает меня. Зависать с ним ненапряжно и вообще оттяжно.
Он не отвечает мне и я оборачиваюсь к нему. Он смотрит вверх, на крышу здания с ехидным, самодовольным выражением. Я шарю взглядом по тени крыши и не врубаюсь, на что он уставился. Наверху ничего нет.
— Чувак, ты меня слушаешь? Аллё? Ты вообще в курсе, что я еще здесь?
Он продолжал смотреть вверх, будто видел что-то, что я не могла. Как те дурацкие капли конденсата, которые — я все еще не уверена в этом — были на тех людях.
— Я всегда знаю, если ты рядом, Дэни. Я пробовал твою кровь. И теперь все время могу тебя чувствовать.
О'кей, это уже настораживает.
— То есть, когда я неподалеку, — уточняю я у него.
— Как ты думаешь я нашел тебя в той берлоге твоего маленького дружка.
— Тебе стоит внимательнее к нему присмотреться, если считаешь его маленьким.
— И таким хрупким.
— Кончай о нем говорить. Он тебя не касается. Так о чем это ты? Говоришь, что можешь найти меня, типа, где угодно и когда угодно?
На этот вопрос существует всего один верный и один неверный ответ.
— Да.
Ответ неверный. Из-за обуявшей меня ярости перехватывает дыхание:
— Фигня. Че ты лечишь меня.
Он смеется и переводит взгляд на меня:
— Желаешь поиграть в прятки, детка? — спрашивает он мурлычущим, никогда еще не слышанным мной в его исполнении голосом, и он реально задал вопрос.
Он выпускает клыки.
— Чел, ты реально странный… ну, кем бы ты ни был.
У меня просто нет слов.
Он снова смеется и я не могу это вынести, поэтому спешу к двери в земле — новому входу в «Честер».
Он придерживает ее для меня. Я громко соплю, пока спускаюсь по лестнице. Терпеть его не могу.
Так вот, топаю я себе через танцпол, срезая путь прямо к лестнице, держа курс на риодановский офис, чтобы по-бырому сделать то, чего он от меня там хотел, когда замечаю ее.
Она идет через основной танцпол с Иерихоном Бэрронсом на буксире, и, похоже, направляются в один из подклубов, хотя я не въезжаю с чего это вдруг. Мак здесь «любят» так же, как и меня.
Я замираю.
Ненавижу пялиться на нее. Ненавижу не знать, что твориться в ее жизни. Ненавижу то, что сделала. Вот только ничего уже не изменить, так что бессмысленно париться по этому поводу.
Риодан врезается мне в спину, толкая меня в толпу.
— Куда прешь? — шиплю я раздраженно, налетев на массивную тушу носорога, ощерившего на меня свои желтые клычищи.
Как обычно, он ничего не упускает. Его взгляд пробегает по моему лицу.
— Я думал, вы с Maк подруги.
— Подруги, — вру я.
— Тогда ступай, поздоровайся.
Вот дерьмо, ненавижу, когда он все подмечает.
— У нас крохотная размолвочка.
— «Крохотная», как же.
— Не лезь не в свое дело.
— Научись не выказывать так явно свои эмоции, детка. За исключением тех случаев, когда ты наедине со мной. Тебе требуется основательный тренинг. Будешь демонстрировать всем свои чувства — это только вопрос времени, когда тебя кто-то вздернет за твое же нутро.
— Чувак, кто сейчас употребляет такие слова, как «нутро»? Или «выказывать»?
— Расскажи, что случилось.
Я подпираю кулаками бока.
— Это ни с какого боку не твое дело. Может, в некоторые дела ты и можешь совать свой нос. Но не во все. И в эту не смей нахер лезть.
Он как-то странно смотрит на меня.
— Ты сказала «нахер». Не нахрен.
— И это все, что тебе запомнилось из вышесказанного?
— Хочешь сохранить это в тайне. Пожалуйста. Видишь, все просто. Если чего-то хочешь, тебе стоит только меня попросить. И ты узнаешь, насколько я могу оказаться щедр. Когда со мной хорошо обращаются. Если ты когда-нибудь выяснишь, что это такое.
Он обходит меня и направляется в офис.
Не сдержавшись, я оборачиваюсь в сторону Мак и начинаю улыбаться, внутренне отвешивая себе за это пинка. Эх, было время, когда я с нетерпением просыпалась поутру — не то, что сейчас — потому, что знала, что она там, в Книгах и Сувенирах Бэрронса, и мы собираемся вычудить нечто клевое в этот день. Она испекла торт к моему дню рождения, завалила подарками, потом смотрели киношку, сражались спиной к спине, чего со мной прежде никогда не случалось. Иногда, я чувствую себя сидящей на улице под проливным дождем грязной и продрогшей бездомной шавкой, заглядывающей в чужое окно, где прекрасная колли возлегает на собачьем лежаке у камина, а на ее миске возле нее написана кличка и удивляюсь тому, что хотела бы оказаться на ее месте.
«Так, а ну-ка вернулась с небес на землю!» Я отрастила клыки и приобрела хватку крупной собаки, мне известны правила: если остаешься внутри, то обзаводишься ошейником и отрезанными яйцами. Я беру себя в руки и готовлюсь перейти в стоп-кадр за Риоданом, когда меня привлекает суматоха вокруг Мак, вынуждая остановиться и повернуть голову.
Сегодня в «Честере» появился новый, переходящий все грани ужаса, вид Невидимых. Смахивающих на дрейфующих по кладбищу, вскрывающих горбы и поедающих гниющие трупы анорексичных призраков. Укутанные в черные плащи с капюшонами, не позволяющими увидеть их лица, они не ходили а парили, скользя над полом. Мельком блеснули кости в рукавах. А во мраке этих капюшонов можно было рассмотреть только нечто бледное, бескровное и что-то черное. Навскидку их было около двадцати в том подклубе, куда только что вошли Мак и Бэрронс. У меня они вызвали ассоциацию с ощущающими близящийся шторм воронами, восседающими на верхушках деревьев в ожидании катастрофы, когда, после, смогут слететь вниз и обглодать умирающего своими острыми клювами. Уверена, у них нет нормальных ртов. И что уж точно не хочу увидеть, что же там вместо них.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});