— Ты опоздала на работу, детка.
— Сколько времени?! — Я дико озираюсь в поисках моего телефона. С просони я настолько сбита с толку, что с трудом концентрируюсь. В конце концов, я обнаруживаю его на столике у кровати. Он разбит на сотню тысяч миллионов осколков. — Ты разбил мой телефон!
— Он уже был разбит, когда я сюда зашел. Похоже, ты сама это сделала, услышав сигнал будильника.
— Ну, вообще-то в этом нет моей вины, — раздраженно бурчу я, и обеими руками приглаживаю волосы. — Раньше я никогда не пользовалась будильником.
— Разве я что-то сказал.
— Но ты… ты здесь!
— Потому что ты опоздала на работу, детка. Одевайся.
Ко мне прилетает охапка шмотья.
Я понимаю, что на мне моя любимая пижамка. Фланелевая такая, с уточками. Может, он и вовсе ее не заметил. Ситуация — дрянь. Это моя хата. Она неприкосновенна.
— Капитанская каюта. Милый плюш. Пошевеливайся. У нас есть дело. — Он направляется к двери и выходит на палубу. — Ничего так пижамка, малыш.
Он везет меня в церковь.
Церкви просто убивают меня. Они, как и деньги, только цель этого сговора — вера. Будто все условились считать, что Бог не только существует, но еще и инспектирует людей, пока те зависают в определенных местах с расставленными алтарями, сжигая кучу свечей и ладана, и выполняя сидеть-стоять-встать-на-колени и прочие странные ритуалы, от которых шабаш ведьм от зависти нервно курит в сторонке. Затем, чтобы еще больше все усложнить, некоторые люди исполняют ритуалы вида А, а другие подвидов B, C или D, и так далее до бесконечности, дают себе разные названия и отрицают, что всем остальным будет дарован пусть в небесные чертоги, поскольку они не выполняют тех же ритуалов. Чудаки. Я с них фигею. Если Бог и существует, то ему или ей будто больше нечем заняться, как отслеживать, чем мы там занимаемся, и следуем ли определенным особым правилам, словно нависший над душой надзиратель, и так изо дня в день. И видит, что получив шанс на это величайшее приключение — жизнь, мы ее просто бездумно просаживаем. Полагаю, на небеса попадают наиболее выдающиеся, интересные личности. В смысле, если бы я была Богом, то именно такими людьми и хотела бы себя окружить. А также считаю, что прибывать в вечности бесконечно счастливым — скука смертная, поэтому стараюсь быть не слишком-то выдающейся, даже если для меня это и трудновато. Я предпочла бы быть супергероиней в аду, надирая задницы демонам, чем порхающим с блаженной улыбкой на своем фейсе ангелочком, дринькая весь день на арфе. Чуваки, дайте мне барабаны и большие тарелки! Мне ближе грохот и бряцанье.
Так, Риодан привел меня к церкви, и я стою снаружи, озадаченно заглядывая внутрь.
Я мысленно анализирую виденные мною замороженные места: подклуб «Честера», склад на окраине города, два маленьких подпольных паба, фитнес-центр, сельская семейная прачечная, а теперь еще и небольшая община в церкви.
Я задерживаюсь перед высокими двухстворчатыми дверями, впитывая все детали, поэтому не тороплюсь врываться внутрь. Холод, исходящий от обстановки зверский, хуже чем во всех предыдущих сценах. Вдыхаемый воздух сжигает все по пути в мои легкие, даже при верных пятидесяти метрах между мной и фасадом церкви, где люди собрались на морозный вертеп. Там восемь мужчин, три женщины, священник, собака и пожилой мужчина за органом. Я слышала, что в Хэллоуин мужчин выжило куда больше, чем женщин и в большинстве сел, женщины стали желанным товаром для переступающих друг через друга лишь бы заполучить одну, мужиков. Органные трубы позади алтаря покрыты сосульками, с потолка свисают гигантские сталактиты. Застывший дымок завис по всему периметру. Священник стоит за алтарем лицом к остальным, руки приподняты, будто посреди проповеди.
— Тут холоднее, чем в остальных местах, поэтому вполне возможно, что это случилось совсем недавно, принимая во внимание температуру снаружи, — высказываю я предположение, и когда говорю, мое дыхание кристаллизуется в маленьком, зависшем в воздухе облачке. Я резко передергиваюсь: — Бр-р, черт, как же холодно!
— Для тебя слишком холодно.
Я перевожу на него взгляд. В конце предложения был почти вопросительный знак.
— Чувак, беспокоишься, что ль за меня? Я несокрушимая. Когда ты о нем узнал?
— Фэйд обнаружил его минут сорок назад. Он проходил мимо церкви минут за десять до этого и она не была еще заморожена. Зато на обратном уже была.
— Так что это самое свежее, из всех виденных нами мест. — Я замечаю, что он не замедляется в церкви, как делал в предыдущих местах. Полагаю, его все-таки подмораживает.
Сделав быстрый и резкий вдох и выдох, хрипя легкими, накачиваюсь адреналином.
— Погнали!
Я мысленно собираюсь, переключаю скорость и вхожу в стоп-кадр.
Холод и кое-что похуже. Этот холод врезается в меня и скручивает, охватывая суставы и кости. Он вгрызается в мускулы и сухожилия, вырывая нервные окончания. Но это самое свежее место из всех и как бы то ни было, но я найду улики. До того как тут начнет подниматься температура и все изменится. Если изменится. Еще столько всего не понятно.
Дрожа, я огибаю это небольшое собрание. Я спотыкалась от холода в других замороженных местах, но впервые дрожу в режиме стоп-кадра. А что, круто, это как будто тело входит в стоп-кадр на молекулярном уровне. Ваши клетки чувствуют, что температура слишком для вас холодна, и мозг заставляет все тело постоянно вибрировать, чтобы выработать тепло. Поэтому я как бы дважды в стоп-кадре, ногами и на молекулярном уровне. Какая же все-таки это удивительная штука — тело.
Сначала я изучаю их лица.
Они замерзли с открытыми ртами, искаженными лицами, крича, так же как те двое в фермерской прачечной. Эти люди тоже видели, как что-то наступает на них. Все, за исключением священника, который испуганно взирал на стоящих перед ним людей, что говорит о том, что чтобы это ни было, оно появилось позади него и появилось быстро, потому, что он не успел повернуть голову. Должно быть, он отреагировал, увидев их лица. Скорее всего это появилось и заморозило одновременно, иначе у него хватило бы время оглянуться себе за спину.
После таких случаев мне становится чуточку лучше, потому что уже дважды люди видели приближение того, чем это ни было. Что означает, у меня есть шанс смотаться, если оно двинется в мою сторону.
— Осторожнее. Наблюдай и дыши, — говорит мне на ухо Риодан. — Собери. Данные. И. Проваливай.
Я смотрю на него, привлеченная тем, как он только что говорил. Вскоре я понимаю почему он останавливался на каждом слове. Его лицо покрывается льдом. Лед трескается, когда он добавляет:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});