надстройки в этнических процессах была относительно более важна, чем позднее поскольку потестарно-политические структуры такого общества служили как этноконсолидационными, так и этнодифференцирующими факторами первостепенной важности.
Можно говорить о разных линиях или разных уровнях связи, существующих между этносом в узком смысле, т. е. «этникосом», по определению Ю.В. Бромлея[338], и потестарно-политической структурой общества. Прежде всего, этническое и потестарно-политическое развитие связаны общей материальной основой функционирования общества, как самовоспроизводящейся системы, — общественным производством. В конечном счете именно оно определяет уровни и этнического, и потестарно-политического развития. Но производство немыслимо вне определенных форм организации, вне социальных институтов. Именно поэтому этникос превращают в этносоциальный организм как раз такие институты, и этим объясняется выполнение ими роли структурообразующих форм этноса, как определенной формы исторической общности людей.
Непосредственно из потребностей общественного производства вытекает и существование еще одного уровня связи между потестарно-политической структурой и этнической общностью: территориального. По-видимому, регулирование в той или иной форме использования территории, на которой находится определенная человеческая общность, организация этой территории, по выражению французского исследователя Ж. Баландье[339], в какой-то степени необходимы даже на самых ранних этапах истории человеческого общества. Собственно, это и есть уже упоминавшаяся только что форма «социально-территориальной организации» по В.И. Козлову. Здесь, пожалуй, стоит еще заметить, что было бы, по-видимому, неправомерно абсолютизировать тезис П.И. Кушнера о том, что «образование народностей не имело никакой связи с естественными, т. е. географическими рубежами»[340]. Если это положение абсолютно справедливо для народностей «вторичных»[341], то далеко не столь неоспоримым оно представляется в применении к «первичным» народностям, возникающим в ходе разложения первобытнообщинного строя. И менее пригодно оно в категорической форме для этнических общностей доклассового уровня. В конце концов, преодоление естественных границ находилось в прямой зависимости от материально-технического уровня развития производственной базы того или иного общественного организма. А это означало максимально возможное в данных условиях повышение эффективности общественного производства как необходимое условие. И именно поэтому так важна была организация территории даже для ранней первобытности.
В период же перехода к производящему хозяйству роль такой организации становилась еще более важной. Особенно заметно это бывало тогда, когда соседствовали и вступали в контакты человеческие общности с разным типом хозяйства, чаще всего представлявшие производящую и непроизводящую экономику: с одной стороны — охотники и собиратели, с другой-земледельцы. И уж тем больше возрастало значение организации территории в тех случаях, в которых такие разные общности бывали вынуждены занимать и использовать одну и ту же экологическую нишу[342]. Причем как раз в таких случаях особенно ясно проявлялась ограничивающая роль естественных рубежей.
Н.Н. Чебоксаров, полемизируя с В.И. Козловым, относит определенные формы социально-территориальной организации к числу признаков лишь этнических общностей «самого конца первобытнообщинного строя и в еще большей мере эпохи классового общества»[343]. Если даже согласиться с этим мнением, то и тогда люди, находящиеся в реальных хозяйственных связях на определенной территории (по определению самого Н.Н. Чебоксарова)[344], нуждаются в каких-то организационных рамках для осуществления таких хозяйственных связей. Именно эти рамки и обеспечивает в числе прочего социальная структура общества.
Но социальная структура в целом может в определенном смысле рассматриваться, как структура власти, существующая в данном общественном организме[345]. Оправданность подобного взгляда на вещи вытекает из того, что речь идет о необходимости управлять обществом, что неизбежно связано с властью и отношениями властвования, об организации этого процесса, а, следовательно, — и о соответствующей организационной структуре, т. е. сначала организации потестарной, а впоследствии — политической. Потестарная и политическая организация как раз и обеспечивает регулирование функционирования общества как самовоспроизводящейся системы.
Первейшим условием такого функционирования служит обеспечение внутренней целостности социального организма или, как вариант, создание определенных рамок нарушения такой целостности, при соблюдении которых сохраняющаяся и вновь возникающая части данного организма смогут продолжать свое существование. Так происходит, например, при сегментации[346], в системе так называемого «сегментного общества»[347]. Эту задачу и призвана, прежде всего, решать потестарно-политическая структура, и как раз этим и определяется ее роль, как этноконсолидационного фактора. Такие структуры выступают в качестве того ядра, вокруг которого консолидируется этническая общность они играют роль арматуры, скрепляющей этносоциальный организм, и тем самым выполняют очень важную функцию как в ходе этнических процессов, так и в обеспечении определенной относительной устойчивости их результатов.
Эти процессы, как известно, могут идти в диаметрально противоположных направлениях. Если в развитом, так сказать, классическом первобытном обществе мы можем с достаточными основаниями считать преобладающим направлением этнического развития этническую дифференциацию, сопровождаемую значительной дробностью этнических единиц, то по мере начавшегося и все углублявшегося разложения первобытной общественно-экономической формации начинают преобладать процессы этнообъединительные. Но вне зависимости от того, в каком направлении движется в данный момент процесс этнического развития той или иной общности, потестарно-политическая структура полностью сохраняет свое значение консолидационного ядра, притом практически независимо от ее формы.
Нетрудно видеть, что потестарная или политическая организация необходима при любом из противоположных вариантов, так сказать, при любом знаке этнического процесса. В самом деле, в ходе этнического объединения, консолидации она обеспечивает рамки, регулирующие функционирование и развитие объединенного этносоциального организма; единство и расширение его поддерживается именно этой организацией. В случае же разделения той или иной этнической общности (например, в форме топ же сегментации), выделившиеся новые общности, если они стремятся сохраниться как самостоятельные ЭСО, точно так же нуждаются в организационной структуре, которая позволила бы им функционировать в качестве такового.
Пожалуй, здесь всего яснее виден первичный характер социального организма и вторичный — этникоса, этноса в узком понимании этого слова. И как раз первичность социального организма независимо от того, каков он был с типологической точки зрения, а, следовательно, и потестарной или политической структуры этого организма, как одного из его аспектов, предопределяла сохранение за такой структурой этноконсолидационной роли при любом направлении этнического процесса.
Этноконсолидационная роль потестарно-политической надстройки особенно возрастала в нору разложения первобытности и становления раннеклассового общества. По существу рассматриваемая Л.П. Лашуком трансформация этнических общностей архаических Аттики и Лациума не только сопровождалась, но и в большей мере стимулировалась именно становлением потестарных, а затем — раннеполитических связей[348]. Еще яснее выступала эта роль в период формирования феодальной германской народности, для начальной стадии которого была характерна значительная раздробленность родственных, но практически ничем, кроме сознания этого родства, не связанных общин. Как писал Ф. Энгельс: «Вследствие такого состава народа только из мелких общин, экономические интересы которых были, правда, одинаковые, но именно поэтому и не общие, условием дальнейшего существования нации становится государственная власть»[349].
Роль потестарно-политической структуры общества не ограничивается, однако,