напряженной работы и литры крепкого кофе наконец-то истощили мои силы и я, в спокойной уже обстановке еще раз не торопясь обдумывая стратегия продвижения мировой настольной игры, сам для себя незаметно уснул. Вроде бы только прикрыл уставшие глаза, потер их и в какое-то мгновение выскользнул из реального мира, погрузившись в слайд-шоу цветных картинок. Бывало такое у меня в том мире, особенно когда приходишь после ночной смены, днем отоспаться не получалось и к вечеру превращался в зомби, который в любую минуту мог отключится. Подобное со мной иногда случалось — вроде смотрел телевизор, ковырялся в пупке, потом глубоко зевнул и все — свои слюни с волосатой груди оттирал только под утро. Как иногда шутила моя супруга из того мира — моргнул надолго и чуть всех не затопил.
В общем, попытался меня разбудить Мендельсон, но не смог. Да и Зинаида ему не дала надо мной издеваться. Погнала нашего юриста вон из дома, да обругала как следует. И Анна Павловна пришла ей на помощь, и пришлось Мендельсону уходить не солоно хлебавши. Ну а меня женщины непонятным образом перекантовали на короткую оттоманку, где я и провел ночь в полускрюченом состоянии. И проснулся на утро совершенно разбитый, с затекшими мышцами и с заклинившей спиной. Так, словно и не отдыхал более двенадцати часов к ряду. Почему к перемещению моего тела они не привлекли истопника, я не знаю. Может поленились, а может найти того не смогли потому как ушел по «великим и малым» делам. Он у нас тот еще засранец.
Яков заново явился только ближе к полудню. Пройдя в столовую, где мрачно ковырялся в тарелке, присел за стол. Зинаида молча поставила перед ним тарелку наваристыми щами.
— Кушайте, Яков Андреич, — произнесла она тоном, не терпящего отказа.
Мендельсон жалобно взглянул на нее, но возражать не посмел. Поставил портфель рядом со стулом и взялся за ложку. Я же, взращивая в себе плохое настроение, молча кивнул экономке, чтобы та вышла.
— Что же ты, Яков, меня вчера не добудился? — мрачно спросил я, наблюдая как юрист нехотя поглощает жирный суп.
— Да ваша Зина словно паровоз — встанешь на пути, так раскатает на путях не задумываясь. Я хотел, да она грудью встала, а мне, знаете ли, пожить еще охота.
— Боишься ее?
— Боюсь, — честно признался он. — Она на бабку мою покойную похожа, а та таскала меня за уши почем зря. Один раз даже оторвала ухо. Больно было очень.
— Да иди ты? Врешь!
— Вот вам крест! — совсем уж по-детски воскликнул Яков и лихо перекрестился. — Две недели потом заживало.
— Да быть того не может. Покажи.
— А вот, смотрите.
И он показал мне белый шрам. В общем-то, совсем небольшой, едва ли на четверть ушной раковины, но зато самый настоящий. Похоже, бабка у Мендельсона действительно была хуже зверя. Оттого и Зинаиду мою остерегается на всякий случай.
— Ладно, Яков, я тебя понял. Домой к себе без необходимости звать больше не буду. Нельзя тебя лишний раз травмировать.
— Да чего уж там, — ответил он, похоже, слегка смутясь. — Я сейчас никому не дамся. И Зинаиде вашей тоже.
— Да я не об этом, — хотел было пояснить я, но махнул рукой. — Зина баба хорошая, ты ее не бойся. А вообще, я ж тебя вчера по делу звал.
— Да я уже знаю. Мне Попов все рассказал. И игру вашу показал, а потом мы сыграли пару раз.
— И как тебе?
Он пожал плечами.
— Думаю, кому-то обязательно понравится.
— Но не тебе, да?
Он виновато улыбнулся и не ответил. Что ж, по крайне мере честно. Да мне, собственно, все равно — лишь бы работу свою качественно сделал и защитил право на эту игру во всех важных странах. А игра выстрелит. Обязательно выстрелит.
— Ладно, Яков, я тебя понял. Тебя она не задела. Но, я же тебя не за этим позвал. Понимаешь?
— Конечно понимаю, Василь Иваныч. Привилегию на нее хотите? И чем быстрее тем лучше?
— Именно. Как думаешь, сможем мы на нее получить патент?
Мендельсон задумался.
— В принципе можно. Но я еще уточню детально.
— Уточни Яков и как можно скорее. Эта игра принесет нам миллионы. И я не шучу. Она устроит лихорадку по всему миру. Поэтому сам понимаешь, недопустимо чтобы ее у нас украли.
— Конечно. Я все понимаю. Но вы сами, наверное, догадываетесь, что сделать это будет весьма непросто. Это же не кнопка со скрепкой, это просто игра с картинками на бумажке. Если только попробовать получить привилегии на правила от игры… А скажите, те правила, что вы оставили у Попова они окончательные? Правки не будут более вноситься?
— Гм, непростой вопрос. Я, конечно, все обдумал, но теперь, после твоих слов у меня уже нет такой уверенности. Знаешь, наверное нам надо бы организовать пробную игру. Сыграть несколько десятков раз. Вдруг какие недочеты выявятся.
Хороший художник пришел ко мне домой на третьи сутки. Сразу же принес с собой кисти, краски, зачем-то мольберт. Выглядел он как обычный мужик, сразу и не поймешь, что зарабатывает на жизнь искусством. Даже руки чистые, не пачканные краской.
— Ну, что ж, раз тебя Попов прислал, то, значит, кисть в руках держать умеешь, — произнес я, разглядывая его.
— Точно, умею, — с гордостью ответил мужик, осматриваясь в светлой комнате. — Пишу портреты на заказ, пейзажи. Лошадей случалось писать.
— Их-то зачем?
— Платили хорошо, — сказал он. — Там такой ахалтекинец был, что хозяин его больше жены любил. Черный как смоль, горячий. Вот я и написал ему портрет любимого коня. Заплатил целых пятьсот рублей!
— Понятно. Ну мне-то твои портреты не нужны.
— Все одно — рад помочь, — с готовностью заявил он. — Что хотите напишу. Хотите вас, хотите вашу супругу с дочкой.
— Супругу?
— Ну как же, — нисколько не смутившись, ответил он. — Прекрасная высокая дама с аристократическим лицом и похожая на нее очаровательная дочка. Когда проходил мимо вашей столовой видел их вкушающих.
— А-а, понял, — догадался я и пояснил. — Это не жена. Невеста моего друга. Временно снимает у меня комнату.
— Ой, тогда прошу меня извинить, — забормотал он, начав торопливо раскланиваться. — Я сделал поспешные выводы.
— Ерунда. Давайте-ка лучше приступим к нашей работе.
— С превеликим удовольствием.
— Отлично. Тогда бросай свой мольберт и краски в угол и присаживайся. И, пожалуйста, не могли бы вы выражаться попроще. Не люблю высокопарностей.
Художник мне не ответил. Молча скинул вещи с плеча и нетерпеливо потер ладони, предвкушая предстоящую работу. Я показал ему на место за столом. Там уже была приготовлена