Сначала я хотела подождать до утра, но быстро передумала: для чего тратить столько времени? Дож всё равно согласится на моё условие: ему попросту некуда деваться. Так что, пообедав, я сообщила слуге, который дожидался окончания моей трапезы, что желаю видеть господина Фредерике Моста. Слуга серьёзно кивнул и удалился.
Дож явился почти сразу, и я заподозрила, что он ждал слугу где-то на лестнице. Он выглядел ещё хуже, чем вчера: видимо, дела в Новой Венеции стали ещё хуже. Ну и отлично.
— Я подумала. Для начала хотелось бы понимать: жизнь в неге и довольстве подразумевает пожизненное нахождение в этой башне?
— Да. Я не стану рисковать.
— Тогда я хотела бы напоследок искупаться в море. Видишь ли, я выросла на морском берегу, и до дрожи люблю волны и солёную воду.
Дож немного подумал, затем качнул головой.
— Нет. Это слишком рискованно. Проси что-нибудь другое.
Теперь я сделала вид, что задумалась.
— Хорошо. Тогда я хочу, чтобы здесь приготовили ванну со свежей морской водой, и я могла полежать в ней столько, сколько захочу. Это выполнимая просьба?
Дож подозрительно взглянул на меня. Я ответила презрительным взглядом: с ним не было никакого смысла строить из себя деву в беде.
— Хорошо. Но я буду присутствовать.
— Так и быть. Но скажи, ты настолько боишься меня?
— Опасаюсь. И не стану зря рисковать. Вода будет вечером, после ужина. И я вместе с ней.
Дож ушёл, а я довольно ухмыльнулась. Кажется, мой план будет даже эффективнее, чем я себе представляла.
Ужинать не хотелось, но я заставила себя съесть всё до крошки — дож не должен заподозрить, что я как-то слишком серьёзно отношусь к предстоящему купанию.
Примерно через полчаса после того, как унесли грязную посуду, явились гости: дож и двое слуг, за каждым из которых летел огромный пузырь с водой. Я видела песок и водоросли: прекрасно, значит вода действительно морская, а не пресная, но подсоленная.
Наполнив ванну, слуги удалились.
— Утром ты выйдешь к народу и скажешь то, о чём мы договаривались. Иначе в твою жизнь вернутся Марио Тьеполо и каждый, кто захочет попробовать усилить свою магию. А в промежутках — кнут, вода и верёвка.
Фредерике Моста скрестил руки на груди и смерил меня тяжёлым взглядом.
— Я помню. Я не хочу повторения.
Я не стала даже снимать рубаху — нырнула в ванну с головой, затем перевернулась на спину, оставив на поверхности воды лишь лицо. Пространство вокруг меня снова зазвенело энергией.
Как там было? Берём два запутанных между собой электрона, помещаем один из них в конечную точку телепортации. Потом берём ещё один электрон, измеряем его одновременно с оставшимся у нас… И чёртов железный обруч оказывается на голове у ничего не подозревающего дожа. Лёгкое напряжение мысли — и толстая гранталловая цепь, два кольца и кинжал выстраиваются в воздухе передо мной. Ещё мысль — и дверь и окно наглухо закрываются, срастаясь со стенами. Энергии так много, что я могу не задумываться о физической подоплёке процессов и образах, изменяя мир одним желанием. А, может, дело в том, что я знаю, что примерно должно произойти.
— Ты проиграл, Фредерике Моста. Перехитрил сам себя, я бы сказала.
Я вылезла из воды, кинула одно из колец в воду — давно хотела узнать, может ли гранталл накапливать энергию из воды, заставила второе кольцо прикипеть к цепи и надела её на шею, засунула кинжал за пояс рубахи.
Всё это время дож стоял, не шевелясь, с совершенно каменным выражением лица.
— Идём в приёмную.
Моста не стал спорить, и так же беззвучно перешёл в комнату. Я шла следом за ним, контролируя каждое его движение. В приёмной я удобно устроилась в кресле, а дож остался стоять.
— На самом деле, ты подписал себе смертный приговор, ещё тогда, в праздник Обручения. А ведь поначалу я действительно хотела только сдать Доменике Совету и слетать в космос, узнать, что там с магией стряслось.
— Я говорил тебе, идиотка, почему ни тебе, ни кому-то ещё нельзя отправляться в космос. Там чудовищные пауки, которые непременно захотят отомстить за своего!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да, прав был Михаил Афанасьевич, трусость действительно самое страшное человеческое качество. — Я тяжело вздохнула, глядя на дожа. Я ненавидела его изо всех сил, но теперь его мотивы были более чем понятны. В любом случае, сейчас он был мне нужен. — Сначала я хотела убить тебя, предварительно дав прочувствовать на своей шкуре всё, что пережила по твоей милости.
Я замолчала, демонстративно играя с кинжалом. Фредерике очень старался не подать виду, что боится, но сжатые кулаки и капли пота, выступившие на лбу, выдавали его с головой. Дав ему вволю насладиться ужасом, я продолжила.
— Но я передумала. Завтра ты объявишь народу, что я — та самая вершительница судьбы мира из пророчества Меноккио, и поэтому в мои руки переходит единоличная и неоспариваемая власть над Славнейшей Сеньорией. И сделаешь это абсолютно добровольно, без видимых следов принуждения. Мне использовать дополнительные методы убеждения или ты сам согласишься?
— Я согласен. Я даже готов признать, что мой проигрыш — наказание Судьбы за то, что я попытался противиться Её воле. Надеюсь только, что ты знаешь, что делаешь. И ты действительно сможешь спасти нашу цивилизацию.
— Прекрасно. Что сейчас в Чьямонте? — Этот вопрос я задавала с некоторым трепетом. Шива, Женевьева, Антонио, Канделиус…
— Ничего особого. Я хотел уничтожить мятежников и нелюдей, но не успел — волнения в Новой Венеции спутали мне все планы.
— Где сейчас твой племянник?
— Понятия не имею. Возможно, дома.
Я задумчиво постучала пальцами по столу. Дож, возможно, ещё заслуживал жизни. Балдассаро — нет.
— Сейчас мы скроем обруч под волосами, ты позовёшь слуг и прикажешь найти Балдассаро и привести его сюда немедленно.
Я собственноручно поправила причёску Фредерике Моста и отошла к столу, предоставляя ему некоторую свободу действий. Даже если бы он решил сбежать или напасть на меня — я успела бы его убить, а проверить, насколько он сдался, было необходимо.
— Генрих! Приведи сюда Балдассаро Анафесто. И поживее!
Прикрыв дверь, дож вернулся, устало опустился в кресло, вытянул ноги.
— Зачем твой прадед развязал войну с ящерами?
— Возле стойл для порквалло были несколько молодых аристократов, которые видели схватку и потом помогали прадеду маскировать и прятать трубу. Но один из них начал сомневаться, задавать неудобные вопросы и подбивать товарищей на бессмысленные действия. Все они состояли в скуоле Свободных Воинов, и обязаны были защищать Долину от ящеров. Вот прадед и подумал, что небольшой пограничный конфликт решит все его проблемы. Кто же знал, что конфликт станет неконтролируемым.
Да уж.
— Что ты собираешься сделать с моим племянником?
Я отошла к окну, не желая, чтобы собеседник видел моё лицо.
— То, что он заслужил. Если не хочешь видеть это — можешь уйти в спальню, как его приведут.
— Я хотел бы уйти сейчас.
— Подожди.
Я заглянула в спальню, окончательно сделала оконное стекло камнем, убрала всё, что хоть немного походило на оружие.
— Возьми с собой воды и какую-то глубокую посудину. Я собираюсь заблокировать дверь.
Дож ушёл, и я наконец-таки осталась одна.
Балдассаро привели ближе к полуночи. Привели и втолкнули в дверь, не задавая никаких вопросов и даже не заинтересовавшись, куда делся дож, и почему я вольготно раскинулась на кресле.
Увидев меня, Балдассаро настолько обрадовался, что немедленно попытался заморозить меня вместе с креслом. К счастью, я ожидала подобного приветствия, и вовремя вышла из зоны охлаждения воздуха, сразу после этого создав вокруг головы предателя локальную область разреженного воздуха. Целых две восхитительных минуты Балдассаро вёл себя, как потерявшая хозяина собака — вертелся на месте; дышал, широко раскрыв рот и почти что высунув язык; смотрел на вокруг распахнутыми, неразумными глазами. А потом осел на пол.