На кладбище он был один.
Казалось, вот-вот появится там впереди, за очередным поворотом тропы – изящный белый силуэт, луна блеснет на отливающих медью волосах.
Но нет…
Был только он. Только бесчисленное количество призраков, роящихся меж надгробий.
И еще извечная спутница, извечная советчица – Хмарь.
7
Придя на кладбище на пятый день, накануне дав себе зарок, никогда уже не возвращаться сюда…
Северин сразу понял, что на этот раз – она здесь.
Их снова двое. Как и в той, другой жизни, в его странных снах, из-за которых в конечном итоге и оказался он на Альтерре.
Вновь на кладбище, в этом квартале молчаливых наблюдателей, их было двое.
Он, Северин, приходящий сюда от ночи к ночи.
И она – стройная фигурка в отдалении, за пеленой тумана. Легкий шорох шагов, блеск рыжих локонов в лунном свете.
Дни и ночи слились. Гранитная лестница, ведущая в пасть Хмарьевского кремля, и пропитанные запахами пыли и плесени бесконечные переходы Архива, бесконечные ряды шкафов и стеллажей.
Тяжелый плеск тяжелых от туманной влаги штандартов на шпилях Хмарьевского кремля.
Долгие разговоры о предстоящем Предприятии. С Дульфом, как всегда, невозмутимым, утопающим в клубах табачного дыма. С Дарьяном, выходцем из мокшинских чащоб, ставшим завсегдатаем светских салонов, под слоями пудры скрывавшим татуировку следопыта. С Мартузом, напротив, теряющим все прежнее свое щегольство и полнокровие, в глубине души, видимо, уже жалеющим, что ввязался во все это, но даже не помышляющим о том, чтобы свернуть. Чтоб выйти из игры. Остановиться. Только не теперь, когда они зашли так далеко.
Бесконечные разговоры, обсуждения – под шипение густо-пенной изумрудной кислятины, в зеленовато-желтой мути кедровки…
Паутина заговора, паутина лжи растет и множится, серебристо мерцают все новые и новые кружева, дрожат на сыром хмарьевском воздухе, пропахшем тиной, полном звона жадных кровососов.
Быть может, все это снится ему? Все это один непрекращающийся сон?
И когда он проснется, за окном будет рассвет, зеленовато-алый, похожий на пробуждающегося волшебного змея, разворачивающего блестящие чешуей кольца длинного гибкого тела?
За окном будет гул московских пробок и грохотание машин, укладывающих плитку; будут мморпг и блоги, тирамису и аренби, и клетчатые хипстеры, и атмосфера общей социальной нестабильности?
И опять надо будет ждать маршрутку, которая все никак не хочет ехать, и тащиться на ней к метро, и вновь пытаться рисовать прикольные открытки, на обороте распечаток безуспешными каракулями пытаясь удержать осколки сновидений, вынести хоть что-то из того мира – в этот. Хотя это и не нужно – и никогда не было нужно – никому, и в первую очередь тебе самому.
Неужели? Неужели это всего-навсего сон?
Может, проверить? Установить с точностью, где тут сон, а где явь.
Покрепче ухватив рукоять верного гатримарса, нацелить его острие в собственное сердце. С силой надавить. Провернуть.
Действуя, как рычагом, просто-напросто выключить все эти воплощенные грезы и овеществленные мечтания. Покончить с ними.
Что ты скажешь на это, повелительница-Хмарь, злобная мачеха?
Северин не знал ответа. Но он был счастлив, счастлив как никогда – снова видеть эту рыжеволосую девушку в белом платье. Быть может, призрака. Быть может, именно ее, свою потерянную любовь.
Он не решился бы нагнать ее, спросить, нарушить молчание кладбища неосторожным возгласом – если это и вправду сон, вдруг он прервется?
Северину хотелось, чтобы сон длился и длился. Он готов был остаться здесь навсегда, лишь бы не терять из виду белый силуэт. Лишь бы не терять надежды.
Шаг в шаг с ней. Так невыразимо далеко и так опьяняюще близко. Разделенным с ней лишь волнами влажного тумана и тонким комариным писком. Отделенным от нее целыми кварталами могильных камней и склепов.
– Как думаешь, это и вправду она? – мысленно спрашивал Северин у собственной тени.
– Спроси сам, – издевательски шипела в ответ тень.
– Мне страшно. Я боюсь, что это сон. Что я разрушу его. Разобью на мириады маленьких осколков.
– Прекрати, – скользя по могилам, шипела тень. – Противно слушать тебя. После всего того, через что ты прошел. Когда цель так близка. Ты дрогнул… пытаешься пойти на попятную. За этим ты приходишь сюда, в этот квартал мертвяков. Снова и снова. Ты и сам – один из них. Такой же призрак, как остальные.
– Врешь, врешь… я еще живой. Я живой!
– Скажи это вслух! Ну, же? Разрушь тишину – посмотри, что из этого выйдет…
– Будь ты проклята!
– Конечно, я проклята, ведь я – это ты.
– Я не ты. Я живой.
– Тогда что ты здесь забыл, приятель?
Далеко впереди, в тумане, угадывался белый силуэт. Кружево темных ветвей покачивалось на ветру. Туман клубился причудливыми завитками.
– Сначала мне нравилось здесь, – беззвучно объяснял Северин самому себе. – Мне казалось, я что-то понимаю, глядя на эти… маски…
– Маски? – тень, казалось, была удивлена.
– Маски людей. Все эти скульптуры, венки, статуи, барельефы. Высеченные на камне, отлитые в бронзе – афоризмы и цитаты, посвящения и стихотворные эпитафии. Маски тех, кто покоится внизу.
– Или тех, кого ты пытаешься углядеть в тумане? – прошипела тень. – Верно?
– Верно. Но она не похожа на них.
– Почему?
– Она живая…
– Завязывай с пенным зеленым и горькой кедровой! – юродствовала тень. – Еще не поздно выйти из игры. А то через день-другой ты и сам получишь тут вид на жительство. Будешь скалиться среди корней и червей глупой ухмылкой и пялиться пустыми глазницами на луну-красотку. А мне придется отправиться в вольное плавание…
– Не сможешь, – отвечал Северин. – Мы с тобой одно целое.
– Ну, это как посмотреть…
– Совершенно точно.
Тень безмолвствовала, словно обдумывая ответ.
– Абракадабра, – сказала, наконец, тень.
Северин остановился, замер. Упуская из виду девушку, уходящую все дальше, в глубь кладбища.
Тень Северина была права.
Он находился здесь и сейчас именно поэтому.
Черта между ним и миром. Меловой круг, что отделяет нечистое от чистого. Ему нельзя догнать этот белый силуэт в тумане.
И Жанне нельзя к нему.
Абракадабра! Заклинание, пришедшее из мрачных веков, из полыхающих миров стальных лат и вшивых рубищ. Повторяй снова и снова! Снова и снова! Повторяй, всякий раз отнимая по букве – и отойдет, рассеется! И защитишься! Если повезет…
Северин бормотал лихорадочным шепотом, до крови кусал губу. Если это сон – почему он не просыпается? Почему чувствует на губах этот соленый привкус – собственной крови? Почему не просыпается, ведь ему же больно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});