— Отлично. Они заявили о нашей протекции, но скрыли подробности, — сложно было понять, какие эмоции вложил Оуэн в эту фразу. Я молча смотрела в уже потухший экран телепатовизора и слышала лишь одну фразу «скоро будет объявлено о помолвке моего брата». — Теперь наш ход. Александрин. Говорить буду я. Твое дело — сидеть рядом с растерянным видом и, когда понадобится, кивать. Договорились?
Я растерянно кивнула.
— Отлично! Вот именно так и делай.
— Я именно так себя и чувствую. Ничего не понимаю. Я не привыкла к такому, я домой хочу…
— Увы, нельзя. Иначе тебя растерзают.
Альби!!! Тан!!! Наверное на моем лице отразился весь ужас, я даже рот открыла, потому фет Сайонелл молча протянул мне планшет.
— Свяжись с ними. Никаких интервью!
Волар медленно вплывал на закрытую парковку одного из верхних этажей, а я набирала ребят. Они учатся в первую смену, наверняка уже вернулись домой или едут в трене. Ребята ответили вот прямо моментально, чего раньше никогда не случалось.
— Ланни, что, блин, творится? — глаза Альби походили на десять анников. Мои стали точно такими же, когда я увидела фингал под левым глазом брата. — К нам в квартиру ломятся репортеры, а в окна стучат дроны! Мы закрыли шторы, никому не открываем, но нам страшно!
Я накрыла лицо ладошкой и не знала, что ответить ребятам. Да что ж я за человек-то такой? Заметив мою растерянность, фет Сайонелл забрал планшет и улыбнулся в камеру:
— Альбертина, Астанар, добрый день. Меня зовут Оуэн Голд, я хороший друг вашей сестры и сейчас помогаю ей справиться со сложившейся ситуацией, — ребята притихли и ловили каждое слово мужчины. Все чудесатее и чудесатее. Откуда такая покладистость? Знаю я их, меня бы начали перебивать и засыпать миллионом вопросов. Отвечая на первый, я бы уже получила сотню новых и запутались бы все. — Вы хотите помочь Александрине быстрее вернуться домой? — брат и сестра слаженно кивнули, я разве что рот не открыла. — В таком случае никому не открывайте двери, не открывайте окна, и не отвечайте на вызовы с незнакомых номеров. Пресса не добралась до вас по дороге домой?
— Пытались, но я сказал, чтобы отвалили, мы ничего о Ланни не скажем, — храбро заявил брат, Альби кивнула.
— Молодцы. Отец бы вами гордился.
Ребята тут же изменились в лице, но объяснять было некогда.
— Скоро все закончится. Я отправлю к вам крегирсманов, они отпугнут журналистов и обеспечат вашу безопасность. А теперь извините, но мы вынуждены идти. Было приятно с вами познакомиться.
— Нам тоже, — заверила Альби.
— Ага, — задумчиво хмыкнул Тан, а затем связь оборвалась.
— Снова спасибо. Как у вас ловко получается найти в нужное время нужные слова.
— Запомни Александрин, — произнес фет Сайонелл, когда мы уже припарковались. Мне нравилось уважение, с которым он ко мне обращался. Посуду мыть не языком ворочать, ногами махать — не мозгами шевелить. Увы, но в вопросах тактики словесного боя меня сразу можно записывать в аутсайдеры. Да и в политических играх я всегда останусь в дураках — не тот уровень. Обвести простодушную меня вокруг пальца, что отобрать леденец у ребенка. В ответ могу лишь расплакаться. — Когда все горит огнем и счет идет на секунды, нельзя поддаваться панике. В эти моменты твоя голова должна оставаться ясной, как никогда. Ты должна видеть перед собой цель и идти к ней. В данном случае нашей целью является спокойное и безопасное будущее для тебя. Как думаешь?
— Достойная цель, — кивнула, усмиряя трепещущее от волнения сердце. Подавила желание вытереть вспотевшие ладошки о юбку. Слишком уж она дорогая, чтобы так с ней обходиться!
— Для этого мы сейчас должны сделать заявление. Как сказал Литт, конгресс требует для тебя пожизненного заключения.
По спине пробежался липкий холодок. Я не хочу пожизненное заключение. Я его не заслужила!
— Даже покровительство правящей семьи пятого дистрикта не освободит тебя от необходимости нести ответственность за содеянное. Ты поставила в опасность не только свою жизнь, но и жизни других людей, — его голос, сейчас холодный и властный заставил в полной мере ощутить себя нашкодившей девчонкой. Я согласно кивнула и виновато потупила взгляд. — Об этом мы и скажем, добавив, что ты действовала в рамках самозащиты гражданских прав, гарантированных международной конвенцией о правах человека.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Почему не сказать правду? Что это из-за барьера? — спросила, выбираясь из волара, но тут же закатила глаза, понимая, какую глупость сморозила. Но Оуэн спокойно пояснил.
— Нельзя раскрывать суть твоего дара.
— Слишком опасно, я это уже поняла.
— Кроме того, это пошатнет власть Хартманов. Поверь, они листают каналы телепатовизора в ожидании нашего заявления. Сейчас от твоего слова, по сути, зависит, падет династия Хартманов или останется правящей.
— Ну, прям вот так пафосно? — сощурилась, следуя вместе с Лоби за парящей в воздухе телепатоколяской.
— Прям вот так пафосно, — передразнил Оуэн. — Я не сторонник лжи ради лжи, — добавил он, когда стеклянные двери лифта захлопнули перед нами свою голодную пасть. Здесь, в высотке Питти Свит даже двери лифта казались хищными и жаждали крови. — Поэтому, не раскрывая истинной причины твоего побега, мы не станем выдумывать бутафорную. Просто не скажем всего, а то, что есть прикроем общими формулировками. Так действуют все политики.
Через пару минут нас выплюнуло на семьдесят втором этаже, где жгучая брюнетка в белоснежной блузке, обтягивающей юбке и на головокружительных каблуках предложила приложить ладошки к планшету. Это у них охрана такая привлекательная? Мы прошли процедуру идентификации, нам выдали карточки и пригласили проследовать далее по коридору, потом направо, куда-то вверх, налево, еще по коридору, за угол и вон рядом с окном такая пафосная гарцанная дверь с витыми узорами и изображением солнца по центру.
— Фета Деморти ожидает вас, можете войти, — разрешила брюнетка и распахнула двери в удивительный мир.
Из студии пыхнуло жаром, а в лицо плеснул искусственный, но яркий свет множества ламп. Словно я оказалась на сцене и в лицо ударили софиты. Мы прошли внутрь и, когда глаза привыкли к освещению, разглядели силуэт бессменной ведущей в окружении света напоминавшей то ли ангела, то ли мохноуха-переростка, покрывшегося первой нежной шерсткой.
— Фет Сайонелл, — женщина спрыгнула с высокого стула и поплыла, покачивая бедрами, в нашу сторону.
Пока она ворковала с Оуэном, позволяя целовать себе ручку и отпускать комплименты, я разглядывала студию. За огромными прожекторами пряталась темнота, в очертаниях которой угадывались стулья и фигуры нескольких человек — осветителей, операторов, звуковиков. Прожекторы же высвечивали студию с декорациями: ярко-синий экран, на котором искристые нарисуют живые иллюзии, соответствующие сюжету, удобный темно-зеленый диван для гостей, перед которым стеклянный журнальный столик, а сбоку письменный стол с кожаным креслом для ведущей. Простенькая, но при этом элегантная, пышущая дороговизной обстановка.
Немного побеседовав с фетом Сайонеллом, Аландри перевела взгляд своих льдисто-голубых глаз на меня:
— Ландрин Флер Аллевойская-Сайонелл, — улыбнулась женщина, подходя ближе. Она была выше и крупнее меня, выглядела лучше, пахла так вообще замечательно. Взгляд придирчиво прошелся по мне сверху донизу, затем она щелкнула наманикюренными пальчиками и к ней подскочила помощница в джинсовом комбинезоне с кисточкой в волосах. — Это нужно привести в порядок. Десять минут до эфира!
Это? Сама ты «это»! В порядок надо привести ваши манеры, феточка! Перед глазами так и стоял ее вульгарный жест языком, после того, как этот самый язык обо мне гадостей наговорил!
Десять минут пролетели за один взмах ресниц. Меня в мгновенье ока подкрасили, причесали, усадили перед камерами. Фет Сайонелл устроился рядом на диванчике и держал меня за руку. Лихорадило. Я не знала, что делать, если Аландри задаст вопрос напрямую мне. С этой самки аркха станется. Не нравится она мне. То есть, когда улыбается с экрана телепатовизора и задает каверзные вопросы другим людям — нравится, а вот если мне — совсем не нравится.