с удивлением.
– Ну да, – говорит он. – В конце концов, такова воля Богов.
Я ничего не говорю, отворачиваясь. Пусть это мгновение продлится в тишине. Потому что, разумеется, как бы Талин ни отличался от других, насколько бы он ни понимал меня, он все равно Волшебник, аристократ, принц. Как бы мы ни были похожи, между нами по-прежнему зияет пропасть, которую я не представляю как преодолеть. Он может быть очаровательным и красивым, у него могут быть эти невероятно глубокие глаза, но, в конце концов, он флиртует не со мной. А с Алайной. И мне нельзя забывать это.
Мы уже почти вернулись в кампус, высокие шпили главного здания нависают высоко над деревьями, сияние фонарей поглощает лунный свет. Когда мы входим во двор, Талин поворачивается ко мне, его карие глаза встречаются с моими, золотые искорки сверкают, как золото в реке.
– А как насчет тебя, Алайна? Тебе здесь нравится?
– Нет, – отвечаю я прежде, чем успеваю по-настоящему обдумать ответ, а затем слова просто вырываются, как водопад. – Я тут такой же чужак, как и ты. Ну, не совсем как ты, но… Я не из какой-то большой влиятельной семьи. Все смотрят на меня так, как будто мне здесь не место, как будто мое присутствие оскорбляет их священное учреждение. Словно все ожидают моего провала, и каждая система, с которой я сталкиваюсь, кажется, создана для того, чтобы подтолкнуть меня к нему. Я думала, что, как только попаду сюда, буду в своей тарелке, буду одной из избранных. Но все, что я нашла, – лишь еще больше уровней исключения, больше ступеней на лестнице иерархии. А эти усилия, постоянные усилия, уходящие на то, чтобы носить маску, не показывать им, кто я на самом деле, скрывать все то, что я действительно думаю на случай, если это будет использовано против меня. Это утомительно и сводит с ума. Я ненавижу каждую секунду этого. – Я делаю глубокий вдох. – Извини. Это было слишком.
– Нет, все хорошо, – говорит Талин. – Я чувствую себя точно так же.
Мы дошли до центральной площади кампуса, пути от которой ведут ко всем общежитиям, и замерли там на минуту в тишине.
– Спасибо, что проводил, – говорю я наконец.
– Это было для меня удовольствием. – Талин протягивает руку и нежно кладет свои ладони мне под подбородок, приподнимая мою голову, чтобы заглянуть в глаза. Его рука мозолистая, грубее, чем я бы ожидала от принца, и теплая, невероятно теплая. Я борюсь с дрожью и чувствую, как что-то внутри меня, та часть, которую я давно отрезала от себя, шевелится. Я знаю, что мне следует отступить, прекратить это сейчас, чтобы сосредоточиться на миссии. Но я этого не делаю, потому что другой части меня действительно нравится ощущение от его руки.
Я смотрю в его карие глаза, и он улыбается. Это не хитрая и не игривая улыбка, не улыбка легкого веселья. Она искренняя.
– Вот почему ты мне нравишься, Алайна. В кампусе, полном лжецов… Ты единственный честный человек, которого я встретил.
Я. Единственный честный человек. Ирония так велика, что мне хочется рассмеяться. Только позже, ночью, лежа в своей постели, я понимаю, что он был на самом деле прав. Этим вечером я сказала ему много слов. И каждое из них было правдой.
Глава 16
Настоящее
Ничего мне не хочется так сильно, как поспать, я просыпаюсь рано утром от того, что в дверь стучит Фил. Ну, вообще, сейчас уже около полудня, но мне кажется, что еще рано.
– Что такое? – спрашиваю я, протирая сонные глаза. – Чего ты хочешь?
– Извини, но ты должна выйти, чтобы это увидеть, – кричит Фил через дверь. – У них там кагни-вар.
Вот это привлекло мое внимание. Может, меня и воспитывали Смиренные, но даже я знаю о кагни-варах. Поединки чести между Волшебниками, сражение насмерть, любые глифы разрешены, никакой пощады. Кажется, каждая эпическая поэма заканчивается тем, как какой-то обреченный влюбленный встречает свою судьбу на нем.
– Настоящий? – спрашиваю я, вытаскивая себя из постели, в кои-то веки благодарная за то, что заснула в одежде. – До самой смерти?
– Да, это и означает кагни-вар. – Фил нетерпеливо хлопает ладонью по двери. – Давай. Мы все пропустим!
Я иду за Фил по коридору, по лестнице, через общую зону. Я все еще пытаюсь проснуться, все еще чувствую покалывание при воспоминании о руке Талина на своем подбородке, но я чертовски хорошо знаю, что настоящая дуэль Волшебников – то, что нельзя пропустить.
– А кагни-вары не запрещены?
– Это щекотливая тема, – отвечает Фил. – Многие из более прогрессивных Волшебников пытались запретить их, и Абердин сделал все возможное для этого. Но традиционалисты, такие как Мэдисон, имеют слишком большое влияние. Так что компромисс заключается в том, что они все еще разрешены, но не поощряются.
Не сказала бы, что они совсем уж не поощряются, учитывая, что мы как раз идем на один из них, но решаю придержать язык за зубами.
– Кто сражается?
– Дин Вейл и Джаспер. Ты знаешь Джаспера? – спрашивает Фил, и я киваю.
Застенчивый мальчик в огромных очках, тот, кто заступился за меня прошлой ночью.
– После того как ты ушла, был полный кошмар. Дин Вейл был зол, пьян и хотел сорвать злость на ком-то. Он продолжал издеваться над Джаспером, называя его маленьким коротышкой, оскорбляя его мать и выливая ему пиво на голову. Джаспер огрызнулся и бросил ему вызов на кагни-вар. – Фил качает головой, открывая входную дверь.
– Бедный мальчик. Думаю, он влип по уши.
Во дворе уже собралась большая толпа, их ропот, как разбивающаяся о берег волна, накатывает на нас. Я все еще борюсь со сном, смутно осознавая, как неряшливо выгляжу, но настойчивость Фил заразительна.
– Как часто это происходит? – спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более нормально. – Я имею в виду, на континенте. В Нью-Кеншире мы нечасто устраиваем дуэли.
Фил пожимает плечами:
– Достаточно часто. Я была на нескольких. Каждый раз это полная жесть. – Она локтями прокладывает себе путь сквозь толпу, расталкивая студентов, и я следую за ней по пятам. – Ты ведь не брезглива, да? Потому что это может быть достаточно неприятно.
Я думаю о ледяном крике настоящей Алайны, о крови, сочащейся из разбитого черепа Дрелла.
– Я справлюсь.
Фил протискивается в переднюю часть толпы, и я присоединяюсь к ней. Мы все выстраиваемся в линию, и теперь я вижу площадку для дуэлей, ровный прямоугольник свежескошенной травы, может быть, шагов пятьдесят в длину и двадцать в ширину. Толпа аккуратно останавливается в конце прямоугольника. Мы все толкаемся и таращимся.
Сейчас стоит ранняя осень, небо голубое, солнце ярко светит над головой, но утренний воздух все равно пронизывает непривычным холодом. Два бойца стоят на противоположных концах поля. Дин Вейл стоит на одном, лениво потягиваясь и хрустя