Сталин в сорок третьем офицерам погоны вернул, церкви открыть разрешил. Кстати, в Бога теперь очкастые снова верят, это тоже надо использовать. Православие было и во многом остается цементирующей силой нашего народа.
– Аркадий Игнатьевич… Вы что же, новую веру мне сейчас излагаете? – В голосе младшего слышалась растерянная неготовность. Подбивай он даже на мятеж – было бы хоть понятно, куда зовет, а тут…
– Ничего нового, Володя. Ты и сам в то же веришь. В простого парня Гагарина, в девчонку деревенскую с русыми косами да в отца-ветерана. Не так разве? И народ так же, Володя. Наш, русский народ. И хватит нам по всему свету кормить любого ирода, какой серп и молот себе на пальму повесит и сразу соцориентируется, где главная кормушка дармовая.
– Совершенно согласен, – отозвался младший.
– А вот идеология не позволяет, вишь ты. Обязаны поддерживать. Точно так же обязаны сажать цеховиков, кто страну обувает-одевает, как Госплан не может, обязаны колхозы содержать, обязаны, обязаны… Вот ты смотри, какая штука. Ну не писал Маркс про электронику или телевидение, что ж мы, пользоваться ими теперь не будем? Ровно старообрядцы какие, что в тайге схоронились, электричества как черта бояться. А ведь экономика похитрее электроники будет, тут настройка особо тонкая. А нам того нельзя, этого нельзя: не по-социалистически получается!
– Как в Югославии предлагаете? – уточнил младший.
– Югославы, кстати, молодцы, у них точно не развалится, не то что у нас. Да ведь во всем мире так: производи, торгуй, только в рамках закона, и стране платить не забывай. Наживешься – значит, варит котелок. Нет – ну, не повезло. Вот тогда и пивом бы залились. Думаешь, Маркс, он против хорошего пива был?
– Это уже прямо по Адаму Смиту, не по Марксу, – вздохнул младший.
– Ну, еще старее Маркса вытащил: Смита! Хотя, – задумался старший, – не исключаю, что так и пойдет со временем, одно старье западное на другое сменяем, социализм – на капитализм столетней давности. Только не будет этого добровольно, Володя, не будет – идеология давит. Мертвая буква. Не по-ленински это. Ты, к примеру, «Государство и революция» читал?
– Кое-что конспектировал.
– Ну да, знамо дело. А ты возьми да полностью почитай, интересное чтение, что Ильич пишет об отмирании государства после победы революции. Что же, отмерло оно у нас за шестьдесят с лишним лет? Живехонько, вон как укрепилось. Потому что не был он догматиком, не цеплялся за правоту каждого своего слова. Победила революция, изменилась обстановка, сама жизнь диктовала новые решения – он их принял. Даже, прямо скажем, противоположные не побоялся. Вот где гибкость ума, воля к победе!
– Согласен.
– Так зачем тогда у нас человека по партсобраниям таскают, ленинские зачеты он, бедняга, сдает, отжившее конспектирует, пустую букву долдонит? Он же смеется над всем этим почти уже и в открытую. Оставь ты его в покое, болезного, дай ему журнал поцветастей, баб по-сисястей, телевизор там с Пугачевой или даже «Роллинг Стоунз» чтоб круглые сутки. Ему тогда Солженицын сто лет не нужен будет, хоть «Архипелаг» в «Новом мире»
публикуй. Думаешь, власти трудящийся захочет? На кой ему хрен… Власть у нас советская, то есть у парткомов она вся, и трудящемуся так надежнее, удобнее, что думать самому не надо, а ворчать всегда есть на кого. Ты только с него конспекты сними, дай ему на пиво заработать, развлеки его по полной – он твой. Римские императоры еще знали. Ну, и идейности сверху, но не такой же, не топорной, а так, в меру: великая страна, великий народ… Такой, в какую сам веришь.
– Разумно, – неожиданно для себя согласился младший.
– Разумно, а они не поймут, – вздохнул старший, – все будут цепляться за побрякушки… И привыкли, и перед номенклатурой страшновато: вдруг скинут? А номенклатура что, не люди? Им, что ли, нравится, когда пиво им по чинам распределяют, им, что ли, собственности не хочется, да чтобы на средства производства? А у них и дача в Павшине, та тоже государственная. Номенклатура, она сама в первых рядах в капитализм побежит. По тихому только. Но крепко возьмется, не оторвешь, это я тебе гарантирую. Кроме дураков, конечно, а их там немного.
– Но если он, наверху, откажется от «побрякушек», могут ведь и сковырнуть, как Никиту, – возразил младший.
– Могут, если он, как Никита, будет мозоли им оттаптывать. Да и тут рецепт есть! Выборы. Чтобы тебя не пленум ЦК, а весь народ выбирал. Добровольно и с песней, и еще на альтернативной основе. Такого поди скинь!
– А вдруг не выберут? – удивился младший.
– Так работать надо с населением! Работать, а не речи ему толкать про надои с центнера! У нас же и агитация как при царе Горохе, не только пиво. С выдумкой надо подойти, с фантазией. Показать, какой ты парень свой да как за народ радеешь. По улицам походить, без бумажки с людьми поговорить…
– Здравствуйте, товарищ! – внезапно обратился старший к прохожему интеллигентного вида в легком осеннем пальто, задумчиво шедшему им навстречу.
– Здрасьте… – недоуменно отозвался тот.
– Вот мы тут с товарищем поспорили, не подскажете ли нам свое мнение?
– Ну… попробую… – прохожий явно не ожидал ничего хорошего.
– Чешское пиво лучше или «Жигулевское»?
– Ну вы даете, – рассмеялся незнакомец, – я уж решил, чего серьезного…
– Ну, товарищ, кто же у нас о серьезном на улице разговаривает? Сами знаете, кто у нас не дремлет, настучат – не отвертишься.
– И то верно, – прохожий охотно подхватил тему, – так что лучше уж я скажу: «Жигулевское».
– Ответ принят, – радостно улыбнулся старший, – а вот вам приз за догадливость.
Старший знакомым жестом запустил руку в портфель, вытянул бутылку «Пльзеньского праздроя» и вручил ее прохожему.
– Вы сходите в гастроном, вон там за углом, я думаю, вам ее на «Жигулевское» охотно обменяют.
– Спасибо, мужики, – улыбнулся прохожий, – обязательно так и сделаю. Может, вместе зайдем? Водочки возьмем, я живу недалеко, посидим…
– Да нет, друг, – старший хлопнул его по плечу, – ты извини, мы с товарищем на задании. Отлавливаем низкопоклонников перед «Праздроем». Награждаем патриотов «Жигулевского». Ты что думаешь, мы ж на самом деле при исполнении. Хошь, корочки покажу?
– Ну, юмористы, – прохожий уже смеялся в голос, – правда, пошли ко мне, настроение что-то с утра фиговое, вот посидим, поговорим.
– Спасибо, правда, заняты. Бывай!
И разошлись после крепкого рукопожатия.
– Видишь, Володя, – сказал старший, когда незнакомец скрылся из виду, а сами они уже вышли к Петровским воротам, – мы его не знаем, он нас не знает, а чуть поговорили, бутылку пива подарили – уже готов домой звать. Народ, он душевность любит, подход ценит.