свою жирную мышку и пропускает их, ненужных таможне тараканов. Разлет стеклянных дверей, толпа встречающих и – Москва!
– Такси, такси, не надо?
– Сколько до проспекта Мира?
– Сегодня сотня, парень. Сам видишь, что творится.
– Чего сотня?
– Баксов, но можно и в рублях, если хошь.
– Сотня долларов?!
– Ну да, сегодня ты дешевле не найдешь. И автобусов точно не будет.
Изумленный Саша выбрался на улицу – неужели и тут такие цены? Еще пара человек твердила: «Такси, такси», но меньше сотни никто, действительно, не называл, да и в голосах их ощущалось какое-то нервное напряжение. Вокруг одного молодого парня собралась небольшая группа людей:
– Откуда ехал?
– С Пролетарской, по кольцу и по Ленинградке.
– Как там?
– Гаишников ни одного нет, веришь? И машин практически тоже. По кольцу шел сто, не меньше, на светофорах притормаживал, веришь?
– А видел кого?
– Этих-то? Ну, промелькнула пара автобусов с чудилами, уже когда на Тверскую с кольца сворачивал. Блин, как в кино: Ленин на броневике! Автоматы, флаги всякие – от красных до андреевских… Не, ребят, я сейчас последний рейс – и домой. Тут никаких денег не надо, если замочат вот так запросто…
Мужичок невысокого роста подхватил Сашу под локоть:
– Куда тебе, парень?
– Проспект Мира. Сколько?
– Сотня, сотня, – и уже шепотом, на ухо: – Главное, садись, договоримся.
– А…
– Садись, садись.
Мужичок потащил его с тележкой к потрепанным «Жигулям» (как бросалась теперь в глаза вся эта грязь, выбоины на асфальте, треснутое стекло в автомобиле – словно человек без штанов посреди толпы, а ведь раньше никогда такого не замечал!), лихо закидал его сумки в багажник.
– Понимаешь, сам там рядом живу, на Алексеевской, и вправду пора выбираться, – затараторил мужик, – эти-то герои щас бабки с иностранцев посшибают, у них такса, я ж не могу тебе сразу сказать, что дешевле, мне ж потом кирдык, а ты парень хороший, сразу видно. Так что решил: с тебя семьдесят.
– Так тебе все равно по дороге домой? – в Саше просыпался прижимистый голландец. – Тогда сорок.
– Шестьдесят, дорогой, последняя цена. Сам видишь, что творится.
– Ну, сговорились на полтиннике?
– Ладно, – мужик резво тронулся с места. – У меня жена, дети, вдруг чего, тут не до бабок, или мы не русские, друг другу помогать не должны?
Машина выбралась за ворота аэропорта и пошла по удивительно пустому шоссе в сторону Москвы. Саша жадно уставился в окно – и не мог налюбоваться на золотистые и багровые кроны деревьев у дороги. Надо же было подгадать с приездом именно на самое красивое и родное из всех времен года – золотую очень. На фоне деревьев проносились рекламные щиты, все те же SONY и TOSHIBA, а вот и что-то отечественное, крикливое, аляповатое – и даже непонятно, что рекламируют.
– Слушай, давай я по Кольцевой, накинь десяточку на лишний бензин, а то через центр стремно ехать, еще нарвешься на этих…
– Десяточку не накину, цена, как договорились, а маршрут мне в принципе без разницы. А на кого на этих? Которые как Ленин на броневике?
– Ну.
Они выехали на мост, и тут отчетливо заслышалась какая-то дальняя глухая и нечастая дробь, и Саша даже не сразу опознал в ней выстрелы.
– Блин, да где ж это? – еще больше разволновался водитель.
– Не знаю, по воде звук хорошо идет, может быть где угодно, – со странным спокойствием отвечал Саша. Может, теперь это тут верх крутизны, ездить на броневиках и стрелять в воздух. Только в воздух ли? И решил уточнить: – Слушай, а кто они, на броневике?
– Да кто ж… Защитники Белого дома, мать их. Дядя Боря-то давно уж в отключке, известное дело, выпил с утра и весь день свободен, с документами работает.
– Защитники Белого дома?!
– Ну да.
– Да как же… Мы же… Это же мы тогда, в августе, мы же ни в кого не стреляли, и как это может быть теперь…
– Так то август, парень, а теперь октябрь. – Водитель оторвал колючие глаза от дороги и с недоуменной злостью взглянул на Сашу. – Давненько ты, видать, по заграницам. Ну ничего, привыкай.
Березы и клены по обочинам дороги роняли свое золото, и им не было дела до перестрелки, паспортов и самолетов. Они просто росли здесь. Они жили.
Рассказы
«Праздрой»: воспоминание о будущем
Пирожковая на углу Жданова и Варсонофьевского была тесновата, и место за столиком в ней находилось не сразу. Но когда от раздаточной стойки отошли эти двое в безупречных полушерстяных костюмах, младший на полшага позади старшего, они уже знали, куда поставить свои тарелки – вон на тот столик у окна, подальше от остальных. Там что-то еще дожевывал один ханурик: он поднял глаза и готовился, видно, завести свою привычную песнь про «мужики, копеек двадцать бы, а, чисто чтоб поправиться», но встретился со старшим взглядом и просто отошел в сторонку. Вот этому взгляду надо от него научиться, подумал младший.
Старший неторопливо повесил на специальный крючок под столиком свой кожаный портфель, расстегнул его, на ощупь извлек две бутылки «Пльзеньского праздроя».
– А пиво все-таки должно быть хорошим, – резюмировал он, да и кто бы спорил. – Помногу не могу, печень слегка пошаливает, но уж тогда только хорошее. Впрочем, ты там у себя, наверное, тоже времени даром не терял?
– Не терял, – усмехнулся младший, – но по гастштетам особенно некогда было рассиживаться, работа.
– Да ладно, ладно, не на комиссии. Даже поправился вон, как я погляжу.
– Есть немного, – признался младший, – но вот начал бегать трусцой, два кэгэ уже сбросил.
– Мда, мне вот тоже беготня предстоит… Теща ремонт затеяла, достань ей того-этого. Унитаз так непременно розовый, иначе она не сядет.
– Сочувствую.
– А вот скажи-ка, Володя, пива сколько там сортов?
– Я лично около двадцати попробовал, да еще парочку бундесовского.
– А у бундесов сколько?
– Не считал…
Старший лихо отправил в рот еще горячий пирожок с мясом, жареный, с хрустящей корочкой. Ханурик стоял за столиком у самого входа и осторожно косился на эту пару. В самом деле, кто такие? Кто чешское пиво пьет, тот в пирожковую не ходит. Но эти двое уже не смотрели в его сторону. А за другими столами торопливые сотрудники московских контор поглощали свой перекус, и потихоньку выпивали, и травили байки, и дела им особого до тех двоих не было.
– И не считай лучше. Ну…
Старший достал из глубин пиджака швейцарский складной нож, отщелкнул открывалку, сковырнул крышки, разлил по стаканам.
– Чтоб у нас столько же было, – резюмировал он вместо