– Классный у тебя лечащий врач. Каждый день приходит. И обо всем расспрашивает, и все записывает, а мой придурок забежит через день на минутку, узнает, что я еще живой, огорчится этим и убежит.
Я спросил:
– Игорь, а как зовут моего лечащего врача?
– Иван Петрович. Ну, Щелкунчик, ты даешь, все перезабыл, но доктору об этом лучше не говори, а то не выпишет тебя на волю.
– А что, ты думаешь, он меня выпишет?
– Конечно, выпишет, он всех своих вылечивает и выписывает, тебе крупно повезло. Вот мой никого не лечит и не выписывает, сволочь, я уже здесь третий год парюсь, и никакого сдвига. Еще год меня здесь подержит, и я его придушу, как ты своего Шерхана во сне.
Игорь засмеялся. Я широко улыбнулся, потому что слова Игоря о выписке из больницы очень меня ободрили.
Один мой знакомый выше пояса телосложением не уступит Аполлону, а ниже пояса его формы слегка лошадиные. Нужно будет при встрече спросить у него – не было ли среди его предков кентавров.
В плохо освещенном музее все картины похожи на «Черный квадрат» Малевича.
Я не помнил, как сюда попал, не помнил, как протекала моя жизнь здесь. Не помнил целый год своей жизни. Но это и не важно, а важно то, что я жив, здоров и меня могут в ближайшее время выписать из больницы. Я вдруг подумал о Диане и перестал улыбаться. Интересно, как она восприняла мое попадание в сумасшедший дом? Вообще-то она меня любила, но, судя по всему, я был невменяемым. А можно ли целый год любить невменяемого человека? Что-то я очень сильно в этом сомневаюсь. Красивая молодая женщина, окруженная вниманием мужчин, по закону жизни, не должна быть одна. Конечно же, она и была не одна. Я бы лично ни за что не остался один. А мы в этом отношении очень похожи. Значит, и она не могла. И если мы расстались год назад, значит, у Дианы уже кто-то есть. И наши отношения /наша любовь/ – это прошлое, которого не вернуть. Но я-то с ней расстался трое суток назад. У меня-то еще нет этого года. Мои отношения с ней так же свежи и сильны.
В стекло, легко и резко, со стороны улицы ударилась муха, воскликнула: " Твою мать!» – и улетела, подергиваясь.
– Щелкунчик, не спи, а то замерзнешь, – прервал Игорь мои размышления. – Ты лучше расскажи, как Маринка трахается, вы с ней вчера два часа вместе в душе мылись.
– Я не помню.
– Ничего себе – не помню. Да ты вчера еле дождался ее прихода, места себе не находил, бегал, как белка в колесе, без остановки, да у вас же с ней больничный роман, это уже два месяца длится, а ты – не помню. Щелкунчик, наверное, тебе воткнули какой-то левый укол, после которого ты сразу все забыл, жил, любил и все забыл. Маринка – приятная женщина, не красавица, конечно, но до Моны Лизы дотянет, – обаятельная дурнушка. Я бы ей отдался, если бы не любил Толика из второй палаты. Ах, Толик…
Игорь умолк и снова начал читать книгу. А я закинул руки за голову, и тоже нащупав книгу, подумал: «Интересно, что же я читал за мелькнувший год?»
Вытащил книгу из-под подушки и прочитал название: «Космогония», Плотин. Ничего не помню. Прочитал я ее или нет? Раньше я не мог дочитать даже до пятой страницы. Удалось ли мне ее одолеть? Я полистал книгу, почесал свой лоб. Если я ее прочитал и понял, значит, я был сильно умным в прошедшем году, которого я не помню. Но сейчас я опять стал дураком, и мне, как и раньше, до больницы, ничего не понятно в этой «Космогонии». Перечитывать ее я пока не буду.
Я сел на кровати, отбросил книгу к своим ногам и спросил Игоря:
– Слушай, а где можно поменять книгу?
Игорь удивился:
– Но ты же только вчера заказал ее в библиотеке. Маринка принесла и восхищалась тобой, пока ты ее читал. Что, уже прочитал, что ли? У тебя голова, похоже, хорошо варит.
– Да нет. Я не прочитал. Просто она мне уже надоела. Я хочу чего-нибудь более близкого моему мироощущению. Что-нибудь из Буковски. Генри Буковски. Или Сергея Довлатова.
Игорь буркнул:
– Не знаю таких авторов, но вот могучего и ужасного Стивена Кинга могу тебе предложить, я только что дочитал его творение, сильно пишет, круче Чейза.
Я поморщился и согласился. Игорь бросил мне книгу через комнату. Я поймал и предложил:
– Если хочешь, брошу тебе «Космогонию» Плотина.
– Нет, спасибо, засунь ее себе в жопу, на такую ерунду я не могу тратить мое время, я лучше пойду поиграю с Толиком в шашки.
Игорь встал с кровати и вышел из палаты. А я взял книгу Кинга о девочке, которая в состоянии аффекта зажигала своим взглядом различные предметы и сооружения. Книга оказалась интересной, несмотря на то, что Стивен Кинг, по моему мнению, тоже нуждался в услугах психиатров. Я оторвался от чтения только перед обедом, когда в палату вошла молодая женщина с подносом, на котором лежали заправленные лекарством шприцы. Она широко улыбнулась, показав слишком большие десны, маленькие зубы и сказала:
– Привет, Шурик.
Поставила поднос на тумбочку, взяла в руки шприц и подошла ко мне:
– Милый, давай свою чудесную попку.
Я повернулся на живот, приспустил штаны и подумал: «Это, наверное, и есть та самая Марина. А задница у нее действительно выдающаяся. Задница и шикарные рыжие волосы».
Марина сделала укол, убрала шприц в карман халата, наклонилась ко мне и поцеловала мою мускулистую попку, потом несильно ее укусила и сказала:
– Шурик, я бы съела тебя сейчас, ты такой вкусный, как сливочное мороженое, нет, как крем-брюле, нет, как зефир в шоколаде.
Потом ее руки залезли под мою сиреневую куртку и начали щекотать спину. Мне было приятно. Ее руки путешествовали по спине до подмышек и начали щекотать там. Я всегда боялся и не выносил щекотки в этих местах, поэтому задергался всем телом, замычал и перевернулся на спину. Чего Марина и добивалась. Она села на край кровати, обняла меня за шею и начала страстно целовать.
Мне такое всегда нравилось, поэтому я не сопротивлялся, начал ей отвечать и почувствовал, что уже возбужден и готов к бою. Рука Марины обхватила вставший член, и в этот момент дверь открылась и в палату вошел улыбающийся Игорь со словами:
– Я выиграл у Толика: восемнадцать-шестнадцать.
Увидев медсестру, Игорь лег на свою кровать, приспустил штаны и сказал:
– Маринка, не забудь мне воткнуть, а то без очередного укола чувствую себя уродом, не знаю, что мне вкалывают, но без укола я – капелька боли и страха.
Марина с сожалением оторвалась от меня, чертыхнулась, встала и пошла делать укол Игорю. А я натянул штаны до пупа, перевернулся на живот и подумал, что жизнь в больнице не так уж и плоха, как это может показаться с первого взгляда. Марина сделала укол, снова подошла к моей кровати и сказала:
– Шурик, сегодня вечером, в душе, я тебя съем, будь к этому готов, – и вышла из палаты.
А Игорь со своей кровати заметил:
– Какой большой у тебя член, у Толика в два раза меньше, а мне и то бывает больно. Но Марине, похоже твой очень нравится.
Я закрыл глаза и задремал.
«Не слишком ли быстро я бегу, – думала юная девственная вакханка, убегая от фавна.
Меня разбудила Маринка поцелуем:
– Шурик, просыпайся, твоя мама приехала, она ждет в комнате для гостей.
Я вдруг подумал, что Маринка очень приятно пахнет. У нее не только шикарные рыжие волосы и выдающаяся задница, но и приятный запах свежеиспеченного хлеба.
Я встал, потянулся, зевнул и пошел за ней.
Охранник, открывая решетку, сказал:
– Щелкунчик, к тебе посетители, значит с тебя пачка сигарет.
Марина пропустила меня вперед и сказала:
– Теперь иди один, ты уже большой мальчик. У тебя целый час.
И похлопала по моей попе. Я открыл дверь, вошел в комнату и увидел маму. Она была красивой высокой женщиной пятидесяти шести лет по паспорту, но внешне ей никто не дал бы больше сорока. Увидев меня, она встала со стула, одернула свое красивое темно-синее платье, заулыбалась и сказала:
– Здравствуй, Александрик, наконец-то ты начал улыбаться.
Я подошел к ней, положил руки ей на плечи, ткнулся носом в щеку и сказал:
– Здравствуй, мам, я очень сильно по тебе соскучился.
Мы подошли к дивану и сели. Мы были очень похожи. Только мать была блондинкой, а я – брюнетом.
– Александрик, я тебе покушать принесла, не вздумай отказаться, как в прошлый раз, все приготовлено только сегодня. Платон мне помогал, он передает тебе привет.
– Спасибо, мам, с удовольствием пожую.
Я открыл одну из банок и начал с удовольствием есть.
– Это отварная курица, наша, не американская, так что ешь, не бойся, не отравишься. Александрик, вчера ездила посмотреть на твоего дядю Левушку, он такой славный малыш, ест и спит, ест и спит.
Я удивился:
– А кто это такой – дядя Левушка? У меня вроде бы не было дяди.
– Александрик, ты опять со своими выкрутасами, не разыгрывай меня, я этого не люблю.