ни вапоретто, ни моторки, ни буксиры. От воды поднимался туман. Мы бойко шли в сгущающихся сумерках, разгоняя волну, и тут, откуда ни возьмись, прямо из темноты, из воздуха, знакомое виденье надвинулось на нас справа, неотвратимое, как кошмар: белая стена лайнера с уходящими в немыслимую высоту ярусами этажей, – только близко, гораздо ближе, чем при выходе из Большого канала. Нос левиафана завис над нашим теплоходиком, точно исполинский айсберг. Завыла сирена вапоретто и тут же, в унисон ей, завизжали женщины, сидящие сзади. Исполин ответил тяжким, бегемотным гудком. Нас бросило влево, а палуба вапоретто встала дыбом: катер заложил крутой вираж, едва не черпая бортом волну. Лайнер же гудел, казалось, вовсе не сворачивая, – но, наверное, так только казалось, потому что этой махине резко отвернуть было труднее. Сокрушительный удар в наш правый борт представлялся неотвратимым, но в самый последний момент мы разминулись с носом гиганта буквально на метр. Разинув рты, мы безмолвно провожали взглядом это чудовище с освещенными палубами, на которых не было ни души, – так, вероятно, глядят на пронесшуюся мимо смерть. Теперь, когда мы обогнули лайнер, стала видна врезанная в остров Санта-Кроче длинная прямоугольная бухта, из которой, как из засады, он выплыл на нас. Здесь стояла на якоре еще парочка жирных левиафанов. Это, наверное, и было их стойбище, Стацьоне Мариттима, упомянутое Колюбакиным.
Тетки сзади трещали без умолку и крестились на свой папёжный лад. Лысый мужчина у окна по соседству ругался итальянским матом, судя по выражениям типа «порко мадонна».
– Господи, добраться бы до гостиницы живыми! – прошептала Лилу, вцепившись в мою руку.
– А что нас ждет в гостинице? – безрадостно отозвался я.
От причала к вокзалу Санта-Лючия мы шли, как по минному полю, отовсюду ожидая подвоха. В госпитале нам сказали, что добраться до улицы Паганелло мы можем, доехав на электричке до станции Порто-Маргера, а там рукой подать. Платформу электрички мы нашли довольно легко, благодаря табло и удобному, широкому выходу к перронам. Однако заминка вышла с автоматом для покупки билетов, который принимал только карты или железные деньги, – ни того, ни другого у нас не было. Кассы, между тем, уже не работали. Чтобы взять такси, следовало топать через арочный мост Конституции на Площадь Рима. Тут я вспомнил, что ланча сегодня мы так и не отведали, и пошел купил нам по куску пиццы, заодно и деньги поменял. Но возникла новая проблема: выяснилось, не каждая электричка останавливается в этом Порто-Маргера, а мы не могли понять, какие именно станции перечислены в расписании поездов – с остановкой или без. Нам помог разобраться проходивший мимо и услышавший русскую речь стеклодув из Мурано Эмилио, – так он представился, причем на вполне сносном русском языке. Оказалось, некогда у него была русская жена, а сам он десять лет прожил в Красноярске. Добрый Эмилио даже добавил нам какую-то мелочь, когда выяснилось, что наменянных железных денег всё же на два билета не хватает. На Лилу стеклодув, крупный блондин «лангобардского» типа, с голубыми глазами, тоже посматривал не без интереса, как и все мужики здесь, но она была настолько подавлена, что даже не прямила плечиков, по своему обыкновению.
– Глоток виски, земляк? – я протянул ему пакет с «Баллантайнсом», который без толку таскал весь день, пока мы с Глазовой не приложились к нему после очередной встречи с левиафаном.
– Ну, если только капельку. – Сибиряк принял пакет и, не вынимая бутылки из него, по правилам местной конспирации, мощно заглотнул «капельку».
– Сразу видно, наш человек, – сказал я.
Эмилио захохотал, вытирая бороду.
– Вы здесь таких «наших», знаете, сколько найдете? Мы пьющий народ. Эх, попил я недавно рому на Кубе!
– На Кубе? – удивился я. – А что вы там делали?
– Да сальсу учился танцевать. Хочу при каком-нибудь отеле школу бальных танцев открыть.
Я невольно посмотрел на немаленький живот Эмилио, а он, поймав мой взгляд, осклабился:
– Это ничего. В дорогих отелях как раз пузатые и живут. И они тоже хотят танцевать с молодыми дамами. Со мной им будет даже комфортнее.
В электричке мы ехали вместе – он жил где-то за Местре. Улицу Паганелло Эмилио знал и сказал, что надо сойти с платформы налево и идти по ходу поезда. Когда мы простились и вышли в тамбур, Лилу сказала:
– А так бывает, что в самый нужный момент мы встречаем человека, хорошо говорящего по-русски и даже имевшего русскую жену?
– Но он нам не сказал ничего такого об улице Паганелло, что бы нам ни сказали в госпитале, – ответил я, полагая, что она намекает на всевозможные ловушки «болота». – Отель действительно находится рядом с железной дорогой. Когда я в номере выходил на лоджию, то видел вдали станцию.
Платформа Порто-Маргера, на которой мы сошли, была совершенно пуста. Мы спустились в подземный переход, свернули налево, поднялись по ступенькам и оказались в какой-то технической зоне, где не было даже асфальтовой дорожки вдоль железнодорожного полотна. Единственный возможный путь из подземного перехода вел в темные подворотни, петляющие между нежилых зданий без окон. Мы немного прошли, посмотрели, но углубляться в эту промзону не решились. За одним из длиннющих складов просматривалось нечто, похожее на выезд для автотранспорта, но нам было сказано идти по ходу поезда, а тут получалось в обратную сторону.
– Спросить бы дорогу, – беспомощно оглянулся я. – Да у кого?
Мы еще не встретили ни души с тех пор, как сошли с электрички.
– Действительно, «маргера» какая-то, – пробормотала Глазова. – А почему вы решили, что мы вышли на правильную сторону?
– Так Эмилио же сказал: с платформы налево.
– Если он имел ввиду налево по ходу поезда, то надо было свернуть направо.
Столкновение с женской логикой всегда заводило меня в тупик. Спорить я не стал и предложил:
– А вы не «погуглите» этот «Альвери» по своему смартфону?
– Он разрядился.
– Эх, всё к одному! Знаете, когда я вышел на лоджию в номере, железная дорога была справа, а значит, налево от платформы мы пошли правильно. Но с балкона я видел также шоссе за линией, довольно оживленное. Значит, там можно у кого-то спросить дорогу. Или поймать такси.
Мы вернулись в подземный переход и перешли на другую сторону железнодорожной линии. Миновав чахлый сквер, мы узрели, наконец, признаки цивилизации: тротуар с фонарями, многополосное шоссе, даже уличный указатель: “Via della Liberta”. А главное, здесь были люди. Наученный сегодняшним опытом не полагаться только на английский, я снова мобилизовал в своей памяти крохотные сведения об итальянском языке.
– Бона сэра! Комэ пассарэ… алла Виа Паганелло? Отель «Альвери»? – спросил я у