нас за то, что мы их освободили. Если среди них найдется хоть один человек с оружием, то…
Заключенные зашевелились и стали подходить к воротам. Глаза узников горели ненавистью. В лагере в то время находилось 687 советских граждан, 258 итальянцев, 194 чеха, 199 французов, 142 поляка, 70 американцев, 75 латышей, 60 бельгийцев, 9 греков и 5 турков. Все они жили в нечеловеческих условиях. Все 1699 узников работали на одном из вальденбергских военных заводов, производя различное вооружение. Показатель промышленного производства завода в рейхсмарках вырос с 2,7 миллиона в 1940 году до 6,5 миллиона в 1944 году. Дело в том, что труд узников концлагерей и тех, кого угнали на принудительные работы, не оплачивался…
Дверь одного из бараков с шумом распахнулась, и на пороге появился начальник лагеря с овчаркой на поводу. Никто не знал его настоящей фамилии, все называли его Ломом. Однажды он сам заявил:
— Я как лом: меня ничем не согнешь.
Когда к нему обращались «господин начальник лагеря», он сердился и бил тех, кто его так называл. В таких случаях он требовал, чтобы его величали Ломом. Однако стоило кому-нибудь назвать его так, как он вдвойне бил «провинившегося», доказывая, что он никакой не Лом, а господин начальник лагеря. Его ненавидели всеми фибрами души. Он был жесток и превратил лагерь в сущий ад.
Увидев у ворот лагеря грузовик и людей с автоматами, Лом в душе стал проклинать себя за то, что не сбежал ночью. Он то бледнел, то краснел, как рак. Овчарка так и рвалась с поводка.
Остановившись метрах в пяти от ворот, он вежливо спросил:
— Что вам угодно?
— Иди ближе, Лом! — сказал Раубольд.
Начальник лагеря подошел ближе. Теперь они стояли друг против друга, их разделяли только ворота, обтянутые колючей проволокой.
— Открывай ворота! — приказал Раубольд.
Лом полез в карман и, достав связку ключей, начал один за другим открывать замки. Когда ворота приоткрылись на полметра, в щель быстро проскользнул Раубольд, а за ним — Хиндемит.
— Дай мне все ключи! — потребовал Раубольд.
— Если вы намерены принять у меня лагерь, — произнес Лом, — я готов передать вам его.
— Позовите переводчиков! — бросил Раубольд.
Переводчики появились моментально, будто они давно ждали этого приглашения. Их было шесть человек. Они выстроились перед Раубольдом на таком расстоянии, чтобы слышать каждое его слово.
— Нет только переводчика итальянца, — объяснил начальник лагеря. — Итальянцы всегда опаздывают. Я с ними намучился, а теперь вам придется мучиться.
— Посадите овчарку на цепь! — приказал Раубольд.
Лом привязал овчарку к железному кольцу. Наконец медленно и нехотя пришел итальянец. У Раубольда было такое чувство, что ему не хватает воздуха и он вот-вот задохнется.
Костер тем временем догорел, и к небу поднималась лишь тонкая струйка дыма. Появление Раубольда с грузовиком настолько ошеломило узников, что они буквально застыли на местах. Наступила такая тишина, что было слышно потрескивание углей в костре. На фоне мельницы, сложенной из красного кирпича, бросались в глаза грязные кубики бараков, которые вот уже несколько лет подряд красили зеленой краской. В воздухе сильно пахло хлоркой и несвежей водой.
Переводчики явно волновались, хотя стояли перед Раубольдом не больше трех минут, а ведь они привыкли к долгим нотациям.
Раубольд тоже волновался. Вместо того чтобы громко, во все горло закричать: «Вы все свободны! Вы свободны!», чертил носком ботинка какие-то загадочные линии.
Затем, позабыв и о переводчиках, и о том, что перед ним стоит начальник лагеря, произнес:
— Антифашисты прогнали нацистов из города и захватили власть в свои руки!
Сказав это, Раубольд посмотрел на лица узников, но ничего не мог прочесть на них — такими безучастными они были. Никто даже не усмехнулся, никто не попросил его повторить сказанное. Узники ждали, когда им переведут сказанное.
— Власть в городе теперь находится в руках рабочих, — вновь заговорил Раубольд. — Передайте своим людям, что антифашистская власть, которую возглавляет коммунистическая партия, в первый же час своей победы предоставляет свободу своим братьям по классу.
Начальник лагеря, стоя в стороне, внимательно слушал. Он ждал, что после этих слов узники бросятся на него и убьют. Он боялся не без оснований. Его мало было утопить в бочке с водой или же в клозете. Самое легкое — они могли пристрелить его, но он боялся даже такой смерти.
Увидев, что никто будто не обращает на него внимания, Лом решил потихоньку смыться, но его остановил окрик Раубольда:
— Ты останешься здесь!
Тем временем переводчики перевели узникам лагеря слова Раубольда. Послышались радостные крики, даже смех. Узники возбужденно загалдели сразу на семи языках.
— Немедленно передать все продукты питания в ведение выборного лагерного комитета. Лагерное командование из немцев распускается. Все узники лагеря будут обеспечиваться питанием наравне с гражданами города. Для наведения порядка в городе формируется антифашистская полиция, которая возьмет под свою защиту и лагерь. Избранный вами лагерный комитет должен обеспечить надлежащий порядок в лагере. Антифашистские органы власти в кратчайший срок примут все зависящие от них меры, чтобы как можно скорее отправить вас всех на родину! — Раубольд дал знак переводчикам перевести сказанное.
Когда смолкли переводчики, Раубольд обратился к начальнику лагеря:
— Пошли с нами! Марш!
Справа от гитлеровца шел Хиндемит, слева — Раубольд. Сев в машину, они уехали. Ворота лагеря остались незапертыми.
Переводчик итальянец, с которым «намучился» бывший начальник лагеря, вышел на дорогу и помахал удалявшейся машине рукой. Затем он вернулся в барак, достал из-под своего соломенного матраца пистолет, застрелил лагерную овчарку и, миновав незапертые ворота, исчез в направлении города.
8
В долине, окруженной лесом, в то утро царила тишина. День обещал быть спокойным. Вот если бы не казнь Таллера… Над сосновым бором в безоблачном небе парил жаворонок. Лениво потягиваясь и широко зевая, просыпались солдаты. Они спали на сене. В коротком сне солдаты хотели забыть и картину казни, и прочие неприятности. Разумеется, выспаться они не выспались и потому едва шевелились, неохотно поднимаясь. Однако вид у них был отнюдь не удрученный.
Несколько солдат вышли на поляну и, задрав головы, искали в небе жаворонков. Как по команде солдаты засунули руки в карманы и втянули шеи в плечи. Вид у них был такой, будто они озябли, хотя утро стояло теплое и безветренное. Из лесу пахло свежей зеленью. О казни Таллера они старались не вспоминать, так как в душе каждый из них не считал его виновным в столь тяжком преступлении.
Вскоре на поляне показался Альфонс Херфурт. Он тащил из дома ванну. Поставив ее на середину поляны, Херфурт принес два ведра воды и, плесканув ее