– Чем это его?
И смотрю на… Кранта. Словно он может знать.
Знает. Отвечает.
– Щупальцем.
Продолжаю смотреть. А пальцы трогают спину Малька. Опухоль. Горячая. И быстро ползет вниз.
– Я Ловчему руку отрубил. Левую. Он новую не успел отрастить, когда ты на него напал… господин. Коготь на щупальце у него был. С ядом.
– А этот… умник меня, значится, прикрыл. Так?
Кивнул Меченый, не Крант. А глаза у Меченого даже не испуганные. Совсем никакие! Видел я его пару раз таким… Ладно, потом разберемся. Все потом. Сначала пацан.
– Яд, говоришь? А противоядие имеется?
Крант качает головой. Меченый молчит, только смотрит в никуда. Марла… подходит к нему. И на меня все время поглядывает. Насторожено.
Блин! Чего они все так боятся?! Ножа? Так вот он, лежит на спине пацана и слегка вибрирует. Со стороны и незаметно совсем. Только пальцами можно чувствовать. И горячо им. И на левой руке тоже. Это опухоль ткнулась в ладонь. А дальше не идет.
Вот так мы тебя и сделаем!
Ладонь ниже опухоли, прижать плотнее и двинуть вверх. Осторожно. Чтоб ничего не выскользнуло. А Нож – вниз. Еще осторожнее. Чтоб не зарезать пацана. Двигаем, двигаем, двигаем…
Вот и сошлись ладони.
Но чем ближе к ране, тем труднее их двигать было.
Ну, с ядом справились. Рана чистая. А чего делать с переломами? Позвоночник – это не хухры-мухры. Выживет пацан – парализованным будет. Ниже лопаток. И вряд ли мне спасибоскажет.
Марла. Опять рядом. Стоит на коленях, нюхает рану, чего-то говорит. Не знаю я этого языка. Ни слова не понимаю. А вот Малек, похоже, понимает. Шевелит пальцами, тянется рукой к шее. Своей. И дергает тонкую светлую цепочку. А та не рвется. Чуть толще нитки, а держится.
Малек шепчет. Просит чего-то. На том же, незнакомом. Марла качает головой. И отвечает. На всеобщем.
– Не могу.
– Чего не можешь? Ну!
Она смотрит на меня и молчит. Самое время играть в молчанку.
– Да говори же, твою мать!
Голос, похожий на карканье полузадушенной вороны. Не Марла говорит, раненый.
– Имя… дай Имя…
– Какое имя?
– У него нет Имени.
Шепот. Едва слышный. Марла.
– На фига ему…
– Он не может измениться.
– Чего не может?…
– Залечить раны.
Мне понятно насчет ран. И только.
– Тогда дай ему это дурацкое имя!
Я уже ору. И меня трясет. Марла прижимается к перилам.
– Не могу.
– Господин… ты дай…
Сиплое карканье. Скрип несмазанного замка.
– Имя? Какое, блин?…
– Его Имя. Настоящее. Можешь узнать?
А в голосе надежда проклевывается. Слабенькая. А вдруг смогу? Ведь сумел победить слугу Неназываемого. И с ядом справился. Так может и…
Марла отводит глаза, и я перестаю ее слышать. Или читать мысли. Хрен его знает, чего между нами только что произошло.
Имя? Настоящее? Ага, как же. Только тем и занимаюсь, что имена придумываю. В свободное от работы время.
Малек вывернул шею, и я увидел его лицо. Бледное. Потное. Из прокушенной губы бежит кровушка. Кожа под глазами дрожит, а сами глаза…
Блин! Никогда такого не видел.
Зрачок то круглый, то вытягивается в нитку, а радужка – то темно-серая, то красно-коричневая.
– Имя!… – просит Малек.
А у меня язык затянуло. Намного ниже апендикса.
Кота он мне напомнил. Пацан. Молодого, домашнего. Побывавшего на настоящей кошачьей разборке. В первый раз. И ничего мне в голову не пришло, кроме Васьки. Ну, не Мурчиком же пацана называть!
А странно меняющиеся глаза тянули из меня Имя. Как здоровый зуб без наркоза. И я с трудом выдавил:
– Ва-ас-с-с…
А все остальное застряло в горле.
Глаза окончательно изменились. Перестали быть человеческими. Цепочка лопнула, и рука пацана ударилась о ступеньку. Рядом с моей ногой. Не рука – лапа! С когтями…
– Назад!
Это Марла. Мне. А я стою в полном обалдении. Даже не заметил, когда разогнулся и убрал руки от пациента.
Вой. Или крик. Глубокие царапины на лестнице. Я пялюсь на них так, будто ничего интереснее в жизни не видел. И не увижу. Считаю царапины.
Раз…
Ко мне тянется Марла.
Два…
Ее пальцы сжимают мою рубаху выше пояса.
Три…
Я сижу на перилах.
Четыре…
Пацан катится вниз, переворачивается на спину. Его трясет, как в припадке, выгибает. Затылок и пятки на полу, а все остальное – дугой.
– Скорее!
Меня сдергивают с перил. Хватаюсь за Марлу, чтобы не упасть. А она с моим плащом в руке прыгает вниз по ступенькам. Даже ран своих не замечает. Четырех царапин ниже колена.
– Накрываем его. Быстро!
Воющий, дрожащий комок исчезает под плащом.
– Зови его! Зови!!
У меня нет слов, нет букв, нет даже мыслей. В голове пусто, как после уплаты налогов.
– Зови! Он услышит…
Плащ выгибается горбом. Ткань протыкают шипы. Ряд острых, тонких, раза в два тоньше моих пальцев.
– Берегись!
Марла отбрасывает мою ладонь. Через миг плащ там тоже пробит.
– Зови! Не удержим!…
Прижимает к полу край ткани, а что-то живое рычит, ворочается под плащом. Пытается выбраться. И на полу появляются царапины. Марла отдергивает руку. Палец в крови. Она смотрит на меня так, словно я это ее цапнул.
Вспоминаю, что когда-то умел говорить.
– Васс, Вас-с, Ва-ас, Ва-асс…
Зову.
Зову, мать его, а оно дергается! Зову, а оно не слышит. Смотрю на Марлу. Она шепчет чуть слышно:
– Зови. В первый раз всегда трудно.
Зову. Меняю интонацию. Будто кота хочу приманить. Молодого. Глупого. Что первый раз увидел настоящее дерево. Первый раз залез на него. И теперь смотрит с верхушки огромными круглыми глазами. А хозяин внизу такой маленький. Не похожий сам на себя. Только голос знакомый. Чуть-чуть.
– Ва-асс, Ваассс…
Плащ уже не дергается, а я все зову. Шепотом. Сиплым.
Попить бы…
– Ваасс-С…
– Я слышу… миной… слышу…
Марла вздыхает, разгибается.
– Отпусти его. И поднимайся.
Не знаю, когда я прилег на пол. Не заметил как-то. И сколько пролежал, не помню.
– Не долго.
Это Марла. Протягивает мне руку. Принимаю. Поднимаюсь. Качает, однако.
– Бери его. И пошли к тебе.
Смотрю вниз. Из-под плаща выбирается пацан. Ваасс-С. Такое его Имя. Тайное. Не для общего пользования.
Пацан голый. Кожа блестит, как смазанная чем-то. На спине длинный тонкий шрам. Свежий. Бледно-розовый. Однако…
– Не надо. – Пацан мотает лохматой головой. – Я сам пойду.
– А сможешь?
Марла улыбается. Грустно так. И совсем не насмешливо.
– Смогу.
Пытается встать с четверенек. Тыкается лицом в пол. Валится на бок. И не двигается больше.
Быстро наклоняюсь. Так быстро, что темнеет в глазах, и я падаю на колени.
Наплевать! Сначала Малек. То есть… нет, все-таки Малек…
Проверяю пульс, зрачковый рефлекс…
– Спит. Представляешь?! Он заснул!
– Так всегда бывает, – говорит Марла, и резко оборачивается.
Я тоже слышу скрип. Дверью, кажется. Потом еще один скрип.
– Забирай его, и уходим. Скоро здесь будет много чужих.
И как они терпели так долго? Любопытный, он в любом мире любопытный. И не дай Бог, среди них репортер – такого напридумывает!…
Заворачиваю Малька в плащ. Влажный. И чем-то пахнет. Странным. Иду к лестнице. А меня качает!
Марла обняла за пояс. То ли держит, то ли ведет.
– А где Меченый с Крантом?
Смотрю на лестницу. Площадка пуста.
– Я здесь, нутер.
Крант стоит возле лестницы. На любимом месте Ранула.
– Крант, хорошо, что ты нашелся. Увидишь Ранула, скажи ему… Нет, не надо, я сам скажу. – Из-за нортора выглядывает хозяин кабака. Внимательно так осматривает помещение. – Ранул, мы это… насорили у тебя немного… так ты это… не пускай пока никого. Меченый, ты где?
– Я здесь… хозяин.
Где-то сзади.
Оборачиваюсь. Ведет в сторону.
Спасибо, лапушка, поддержала.
Мужик стоит над кучей тряпья, и ворошит ее ногой. Кажется, полжизни назад эти пряпки кто-то носил.
– Правильно, Меченый. Этот бардак надо прибрать.
Мужик отрывается от своего занятия, смотрит на меня.
– Слушаю и…
– А если тебе понадобится помощь…
– Она у меня будет.
– Значит, договорились. И вот еще что, Ранул…
Блин, как же я устал крутить головой. Надо бы зеркало какое приспособить. Как у мерса.
– Приготовь пожевать чего-нибудь. Вкусного. Я скоро…
– Да, многоуважаемый…
– Надо идти, – Марла гладит меня по спине. – Ты, наверно, устал.
Устал – это слабо сказано. Кажется, я начал спать еще на лестнице.
38
И кто сказал, что смысл жизни часов в их тиканье? А если эти часы песочные? Или огненные… Что при помощи воска и фитиля работают.
Вот я смотрю на свечу, и полосы на ней считаю. Это сколько ж пролежал я мордой в подушку?
– Один круг, пушистый.
– Спасибо, лапушка. Я сейчас…
Но до сейчас еще полкруга сгорело. Даже когда я оторвался от подушки, сразу сползать с кровати не стал. Нашел дело поинтереснее. Пацана разглядывать, какой рядом лежит. Под моим же собственным плащом.
Небольшая разница была между мальцом, что вышел из моего люкса утром, – в одном плаще кстати вышел, – и тем, на кого я теперь смотрел. Совсем небольшая разница.