— Да что вы, что вы, господин Полковник! Зачем столько хлопот! Как-нибудь в другой раз…
— Ни в коем случае! Какие еще хлопоты?! Все уже готово. Моя жена сварила отличный зеленый плов. У вас всех тоже на ужин что-нибудь припасено. Можете приносить кто что пожелает ко мне, и вместе отметим счастливое событие.
Предложение дяди Полковника было встречено всеобщим одобрением.
Разговор отца с дядюшкой возобновился, и через несколько минут до меня донеслось забытое за эти дни щелкание игральных костей — дядюшка с отцом сели за нарды.
Хотя я по-прежнему сомневался в чистоте отцовских помыслов и поэтому чувствовал себя неспокойно, одно то, что мы с Лейли снова были рядом и, как прежде, наблюдали за игрой наших отцов в нарды, переполняло счастьем мое сердце. Лейли то и дело, украдкой поглядывала на меня, и каждый ее взгляд дарил мне море наслажденья.
Отец, как в былые дни, бахвалился и подшучивал над дядюшкой:
— С англичанами вы сражались храбро — что да, то да, но, согласитесь, в нарды вы играть не умеете… Я бы на вашем месте и за доску не садился… Лейли, милая, принеси своему отцу парочку орехов, пусть он лучше в орехи играет…
А дядюшка отвечал:
— Бросайте же, ага, бросайте!.. Ты не гнался бы за славой боевой, а шагал бы себе мирно за сохой!
Мать Лейли позвала ее и поручила какое-то дело. Я вышел в сад. Казалось, примирение враждующих сторон преобразило и природу. Цветы и деревья словно пели от радости. Вдали, за стволами, я увидел в укромном уголке Дустали-хана и Маш-Касема, занятых оживленной беседой. По тому, как оба размахивали руками, я понял, что Дустали-хан на чем-то настаивает, а Маш-Касем отказывается. Но вскоре доводы Дустали-хана или его заманчивые обещания и посулы сломили сопротивление Маш-Касема, и он, опустив штанины, которые до этого подвернул, собираясь поливать цветы, вышел за ворота. Я решил, что, наверное, Дустали-хан послал его задобрить пекаря для того, чтобы Ширали выпустили на свободу. Дальнейшие события подтвердили правильность моей догадки. Если бы мясник не возвратился домой и Асадолла-мирза остался ночевать в обществе Тахиры, Дустали-хана, наверно, хватил бы удар. По всему было видно, что он готов лечь костьми, лишь бы вытащить князя из дома мясника.
Уже начинало смеркаться, когда Маш-Касем вернулся и отвел Дустали-хана в угол сада.
— Ну, ага, — услышал я голос Маш-Касема, — и позору же мне пришлось из-за вас натерпеться! Я ведь с пекарем в ссоре, а получилось, что первый к нему пошел. Деньги он сразу взял, но потом еще час надо было его обхаживать, пока он согласился. Пошли мы с ним вместе в полицию, чтобы Ширали вызволить…
— Ну и что дальше? — нетерпеливо перебил Дустали-хан. — Отпустили его?
— Ей-богу, ага, зачем мне врать?! До могилы-то… Пекарь написал, что отказывается от своей жалобы, но начальника не было, и нам сказали, что, пока его нет, Ширали никто не отпустит.
— А начальник когда придет?
— Теперь уже только завтра. Нам, правда, сказали, что он еще и сегодня может заглянуть, но это не точно.
Дустали-хан злобно пробормотал:
— Я не для того столько денег ухлопал, чтоб его завтра освободили! Значит, этот подлец, мерзавец негодный и сегодня…
— Оно и лучше, ага. Будет знать, как на людей секачом замахиваться! Чтоб он ослеп!
— Да я не о нем! — взбесился Дустали-хан. — Ты что, не соображаешь?!
Потом он взял Маш-Касема за локоть и вывел из сада на улицу. Я прождал с полчаса, но так как они не возвращались, тоже вышел за ворота. На улице было темно и пусто. Я зашагал к дому Ширали. Почти дойдя до цели, я различил за деревьями притаившегося Дустали-хана. Я немного постоял, наблюдая за ним, но он даже не шевелился. Мне ничего не оставалось, как вернуться в сад.
А в доме дяди Полковника застолье шло полным ходом. Собрались почти все близкие родственники. Дядюшка Наполеон и мой отец сидели рядышком во главе стола, как новобрачные, и мирно ворковали. Из трубы граммофона лилась громкая музыка. Гости хлопали в такт в ладони, а дядя Полковник настаивал, чтобы все непременно попробовали его старого вина. Лица людей раскраснелись, и было ясно, что дядя Полковник уговорил выпить не только мужчин, но и женщин. Азиз ос-Салтане пребывала в отличном расположении духа и лишь изредка беспокоилась, куда подевался Дустали-хан. Все вроде бы напрочь забыли про Асадолла-мирзу, и даже его брат Шамсали-мирза нисколько о нем не вспоминал. Хмурое лицо временно безработного следователя впервые светилось улыбкой. Более того, он настаивал, чтобы придурковатая Гамар пустилась в пляс.
Я снова, после долгого перерыва, купался в счастье, потому что прямо на глазах у недовольного Пури шушукался с Лейли. Нам обоим с ней было безумно весело и мы громко смеялись. Дядюшка распорядился, чтобы во дворе развели огонь для шашлыков. В это время, приговаривая: «Жить вам не тужить», — вошел и доктор Насер оль-Хокама. Он не успел еще осведомиться о причине торжества, как дядя Полковник заставил его опрокинуть в себя полный до краев стакан вина. Выпив, доктор огляделся по сторонам:
— Жить вам не тужить!.. Жить не тужить!.. А где же князь Асадолла-мирза?
Азиз ос-Салтане, хохоча во все горло, ответила ему первая:
— Он, паскудник, как обычно, опекает несчастных вдовушек!
Дядя Полковник принужденно засмеялся и спросил:
— Ханум, а разве вы не собирались сходить к теще Ширали и попросить ее перебраться в дом дочери, чтобы Асадолла-мирза освободился?
— А она, баран ее забодай, в Кум уехала!
Услышав про Кум, я посмотрел по сторонам. Но Маш-Касема нигде не было видно. Это показалось мне подозрительным, потому что на всех семейных сборищах Маш-Касем непременно вертелся где-нибудь поблизости и вмешивался в разговоры гостей.
Мы еще и не приступили к шашлыку, как во дворе раздались радостные женские крики:
— Ура! Асадолла-мирза!..
Почти тотчас же в залу вбежал встревоженный Асадолла-мирза и закричал:
— Брат, что с тобой?
Но, увидев довольное и улыбающееся лицо Шамсали-мирзы, изумленно застыл на месте. Когда смолк шум приветственных ликующих возгласов, князь возмутился:
— Почему же мне сказали, что тебе плохо?
Шамсали-мирза весело расхохотался, что было совершенно на него не похоже:
— Мне еще никогда в жизни не было так хорошо!
Асадолла-мирза нахмурился, но через мгновенье его лицо приобрело обычное жизнерадостное выражение.
— Моменто! Так, значит, этот негодник Маш-Касем просто хотел затащить меня сюда?! — И он немедленно принялся петь: — А вот мы и приехали… Приехали с орехами…
Азиз ос-Салтане потрепала его по щеке:
— Ох и нагорит тебе когда-нибудь за твои шалости!.. Как же ты решился оттуда уйти?
— Моменто, моменто… Я сюда на минуточку забежал. Сейчас со всеми поздороваюсь и — обратно!
Азиз ос-Салтане помрачнела:
— Неужто снова хочешь вернуться в дом мясника?
— Сами посудите, Азиз-ханум… Мужа у женщины в тюрьму посадили. Она, несчастная, осталась одна как перст. Ни защитить ее некому, ни пожалеть! Да если я ее теперь брошу, вы же первая на меня рассердитесь!
В общем шуме и суматохе окруженный гостями Асадолла-мирза только сейчас заметил, что дядюшка Наполеон и мой отец сидят рядом. От неожиданности он на секунду оцепенел, а потом, глядя на них во все глаза, закричал:
— Э-ге-ге! Любовь да совет!.. — И, прищелкивая пальцами, запел: — Поздравляем, поздравляем, много счастия желаем! Жить вам вместе тыщу лет! Любовь да совет!
Гости дружно подхватили за ним. Асадолла-мирза выпил до дна протянутый ему стакан и снова защелкал пальцами:
— Как с нашего двора невесту замуж выдают, невесту замуж выдают, в Сан-Франциско повезут!..
Не отрывая от Асадолла-мирзы влюбленных глаз, Азиз ос-Салтане жеманно засмеялась:
— Ой, не могу! Он меня своими шутками уморит!
Веселье было в разгаре. Все толпились посреди залы и плясали под песни и прибаутки Асадолла-мирзы.
И тут-то произошло нечто совершенно непредвиденное. В прихожую, запыхавшись, ввалился Маш-Касем и завопил:
— Помогите! Караул!.. Убил он его!.. Голову отрезал!..
Все в испуге застыли на месте. Белый как мел Маш-Касем, задыхаясь, повторял:
— Бегите!.. Бегите! Спасите его! Ширали убил Дустали-хана.
— Что?… Как?… Почему?… Говори же!
И Маш-Касем, заикаясь, рассказал:
— Вроде так, что Дустали-хан зашел в дом Ширали… Хотел, бесстыдник, жену Ширали поцеловать, а в это время и сам Ширали подоспел. Ох, он и разъярился!..
— Ширали же в тюрьме!
— Выпустили его. Пекарь жалобу забрал, вот и выпустили.
— А где сейчас Дустали?
— Он оттуда убежал. Успел в сад наш заскочить. Я ворота-то запер. Только Ширали сейчас со своим секачом уже здесь. Вот-вот ворота в щепки разнесет… Разве не слышите, как дубасит?
Мы прислушались. Действительно, в ворота так колотили, что слышно было даже здесь.