Мсье Тиже видимо почувствовал себя обиженным.
— В таком случае, — начал он с надменным видом, — мне не остается ничего иного…
— Как вручить мне те самые сертификаты, заготовленные Шульцем, — сказал Мартен, вставая. — Они ещё могут пригодиться.
Тиже тоже стал. Его запавшие, неслыханно худые щеки украшал кирпичный румянец, а тощая фигура раскачивалась из стороны в сторону, как высохший стебель тростника под порывом ветра.
— Это…Это весьма странное требование, — проскрипел он. Я вовсе не намерен…
— Хватит! — рявкнул Мартен. — Хватит уверток, мсье Тиже. Не знаю, что лучше: разбить ваш череп, в котором крутятся злодейские затеи, или донести о них мсье Лаффемасу.
Красные пятна исчезли с лица управляющего, словно их остудило ледяное дуновение страха.
— Никто вам не поверит, капитан Мартен, — прошептал он. — И вы меня не поняли, — добавил уже увереннее, с трудом сглотнув слюну. — Я лишь хотел сказать, что не имею намерения отказывать вам в выдаче сертификатов, о которых позаботился для вашей милости мсье Шульц.
— Это весьма разумно с вашей стороны, — буркнул Мартен. — Чем раньше я их получу, тем лучше и для вас, и вашего здоровья.
Тиже, подстегнутый этим замечанием, извлек какой-то ящик и, покопавшись в нем, достал три формуляра, собственноручно заполненные Генрихом Шульцем прекрасным каллиграфическим почерком, после чего, отдав их Мартену, пояснил своим обычным, сухим, скрипучим голосом их непростое содержание.
«Зефир» должен был проследовать через Ла Манш, Северное море и пролив Зунд на Балтику как гданьское торговое судно. Мог взять груз вин и сукон в Бордо, или фарфора и пряностей в голландском Шевенингене, причем плата за фрахт выплачивалась капитану после погрузки товара.
Сертификаты оговаривали и такие вопросы, как свободное плавание по указанному маршруту и право укрытия в нескольких портах по пути, если понадобится.
У Мартена блеснули глаза.
— Ах, так речь идет ещё и о задатке! — воскликнул он.
— После погрузки товара, — уточнил мсье Тиже. — Сомневаюсь, что вам удастся сделать это в Бордо.
Ян выругался. Ему оставалось сорок восемь часов. Возвращение в Ла-Рошель, перегон «Зефира»в Бордо, погрузка, необходимые закупки… Нет, не успеть. Срок, назначенный адмиралом де Клиссоном, сводил на нет все усилия получить кредит или аванс. На них можно было рассчитывать только в Шевенингене. Но от Ла-Рошели до Шевенингена восемьсот миль, к которым нужно было прибавить по крайней мере ещё столько же на лавировку при более-менее благоприятных ветрах. Было безумием отправляться в такое плавание без запасов продовольствия, без запасных парусов и канатов, а также ядер, пороха, пакли, смолы и всех прочих материалов, от которых давно освободили кабельгат корабля, использовав их на ремонт недавно полученных повреждений.
Порочный круг замкнулся. И выхода Мартен не видел.
Он шел в сторону площади Квинконс, откуда отправлялся почтовый дилижанс в Рошфор. Ярость, сотрясавшая его с той минуты, когда он узнал об отъезде Марии Франчески с Шульцем, рассыпалась в прах ещё в тюремной камере, оставив после себя горечь и отвращение. Теперь она опять вспыхнула в нем, пока он не распрощался с вероломным конфидентом Генриха. То, что испытывал Ян, выйдя из его конторы, не было ни гневом, ни жаждой мести. Он чувствовал себя не только одиноким, но попросту разоренным, причудой злой судьбы лишенным всего самого дорогого на свете, и мысль эта будила в нем скорее обиду, чем боль, причем обиду не на Марию или Шульца, а на саму жизнь, на ту ловушку, в которую он дал себя поймать.
Что с того, что он отдавал себе отчет в заговоре, устроенном проклятой судьбой с несколькими мерзавцами — с Шульцем, который не доверял ему и потому уговорил Марию уехать, и с его управляющим, который делал непристойные предложения, и с мсье де Клиссоном, который так рвался ему досадить? Тут ничего поделать он не мог. В голову не приходила ни одна спасительная мысль, а сознание полного поражения на время настолько его поглотило, что он стал нечувствителен к сильному, исключительно холодному ветру с дождем, который прогнал с улиц всех прохожих.
Обходя грязные лужи и кучки конского навоза на пустой площади, он направлялся к навесам почтовой станции и харчевни «Sous le prompt cheval», когда вдруг, перепрыгнув бурный поток у края мостовой, угодил прямо в объятия капитана Пьера Каротта, который приближался с противоположной стороны.
Они уставились друг на друга, одинаково пораженные и обрадованные столь неожиданной встречей.
Каротт заговорил первым.
Он, собственно, только что вернулся после долгого отсутствия во Франции из какой-то деловой поездки, и слышал кое-что о неудачах Мартена, а узнав, что «Зефир» стоит на якоре в Ла-Рошели, собирался туда, как всегда готовый помочь приятелю в нужде.
— Ты похож на даму, родившую близнецов, — заявил он, приглядевшись к Яну. — Чтоб меня черти взяли, если у тебя не крупные неприятности, от которых я, быть может, в состоянии тебя избавить! Говори, сколько тебе нужно?
Мартен был так тронут его простодушной готовностью, что на миг лишился дара речи.
— Само небо посылает мне тебя, — наконец прошептал он. — А я уже был близок к отчаянию.
Обняв за плечи друга и отстранившись на расстояние вытянутых рук, Ян смотрел на него затуманенными глазами, словно ожидая, что за плечами Пьера вдруг вырастет пара ангельских крыльев, румяное его лицо, прорезанное глубоким шрамом, обретет нежные черты херувима, а толстая суковатая палка, которую Каротт держал под мышкой, превратится в цветущую лилию — и желая не упустить из виду ни одной детали этого волшебного преображения.
Но никакого преображения не произошло. Посланный небом Каротт ничем не выдал своего неземного происхождения. Напротив, выругался совершенно не по-ангельски, поскольку дождь затек ему за воротник.
— Может пойдем чего-нибудь поесть и выпить, — предложил он как простой смертный.
— Нет-нет, не тут, — запротестовал Пьер, когда Мартен охотно двинулся в сторону распахнутых дверей таверны. — После обеда в забегаловке «Под ржущим конем» даже у страуса случилось бы несварение желудка. Я знаю тут неподалеку одно довольно занюханное заведение, ну просто рай для мух, но там и людям есть чем поживиться. Столуюсь там уже с год, каждый раз, как попадаю в Бордо, и не жалуюсь. Полагаю, ты собираешься в Ла-Рошель? — спросил он, указывая дорогу. — В таком случае поедем вместе, ибо «Ванно» стоит в Рошфоре. Нам хватит времени промочить горло и поговорить.
Проводив Мартена в тот самый «рай для мух», который кстати носил не слишком романтичное название «Au rat effronte», Каротт пустился в доверительный разговор с хозяйкой, вдовой Пуа, молодой женщиной с широкими бедрами и выдающимся бюстом.