— И что ты предлагаешь делать мне? Ждать до второго пришествия, пока они сговорятся? Может это через год случится. А может и через сто. Нет. Так дело не пойдет. Сам же видишь — за тридцать лет три раза выходили против. В любую заварушку супротив царя лезут.
— Не все же.
— А кто лезет? Ты назовешь общины?
Голицын замолчал.
— Пускай назовут общины, которые принимали участие в делах 1682, 89 и 98 годов. Остальным я дам пять лет на то, чтобы промеж себя сговорится.
— А что будет с теми, кого они назовут.
— Сам то как думаешь? — холодно произнес царевич.
— Там же женщины и дети. И далеко не все участвовали.
— И как ты хочешь, чтобы я с ними поступил? Понял и простил?
— Почему нет?
— Мне кажется мы начинаем ходить по кругу. Какая моя цель в этой ситуации? Прекратить раскол, который есть сильная внутренняя слабость. Ради этого я готов пойти на самые крайние меры. Потому что я — человеколюбивый христианин. И понимаю, что в случае если кто-то из этих общин все-таки преуспеет устроит в России Смуту, то погибнут люди. Много больше людей, чем всех старообрядцев вместе взятых. Наших людей. Эта ситуация — выбор из двух зол. Или сейчас тысяча, или потом миллион. Кого жальче? Да всех жалко! Только там тысяча, а там миллион.
— Это я понимаю. Смута… страшное было время.
— Вот. Но я, как я говорил уже, человеколюбивый христианин, и убивать не хочу. Поэтому ищу пути примирения. Я разве многого прошу? Чтобы все сели за стол переговоров и договорились. Уступая друг другу, как и положено христианам.
— Много. Не всех захотят.
— Так дайте мне списки тех, кто не захочет.
— И ты их убьешь.
— Да. Хочешь — продам в рабство. Туркам. Это будет лучше?
— Они на это не пойдут.
Алексей помолчал.
Прикрыл глаза, массируя веки.
— Ну хорошо, — не открывая глаз, произнес он. — Есть еще один вариант. Каждый, кто не желает договариваться и примирятся, сможет уехать из России.
— Куда?
— Куда угодно. Хоть в само пекло! — раздраженно рыкнул царевич. — Впрочем, это наши люди. А России пора обзаводится заморскими колониями. Почему не туда?
— Колониями? — удивился Голицын.
— России нужен флот. Живой, крепкий флот. А если перед ним не будет стоять насущных задач, то он оживать будет только перед войнами. Вечно находясь в загоне. Единственной разумной целью, оправдывающей существование большого и сильного флота, который не будет висеть гирями на ногах, является колония. Осталось только понять — как ее получить. Полагаю, что где-нибудь в Атлантике.
— Это интересно, — подался вперед Голицын.
— Я думаю не будет больших сложностей отправить их туда в качестве переселенцев. Да, это риск. Ведь с ними духовный раскол не преодолен. Однако они окажутся исключены из политической жизни вокруг Москвы. Физически. Отчего поводов для вражды не станет. А там уже может и договоримся. Время не будет так поджимать.
— Полагаю, что этот вариант устроит всех.
— Не всех. Меня он не устраивает. Это наши люди. И я не хочу, чтобы они уезжали. У нас тут и так рабочих рук не хватает. Но я пойду на эту уступку, если иначе нельзя. Если это позволит избежать кровопролития.
— Да, это славный исход для кризиса. У тебя уже есть мысли о том, где будет колония?
— Здесь важно не ошибиться. Очень много факторов. С одной стороны — чем ближе, тем лучше. Но Новый свет весь занят, как и Северо-запад Африки. Так что, скорее всего, что-то ближе к экватору в Африке. Там масса всего интересного и ценного. Но, вместе с тем, и экваториальные болезни вроде малярии и прочей дряни. Тяжело нашему человеку в тех краях. Я, правда, догадываюсь, как это все лечить. Слышал краем уха. Но все равно — рискованно. Поэтому, я все больше склоняюсь к тому, чтобы как эта война закончится, отправить в те края исследовательскую экспедицию.
— Это очень здравая мысль, — покивал Голицын.
— Ну или купить колонию у кого-нибудь. Улучшить момент и влезть со своим свиным рылом в калашный ряд. Дальше — больше. У нас же куча казаков. Вот сидят они на Днепре и Дону с Волгой. Что им там делать? На крымских татар ныне мы нашли управу. Так что, мыслю, надо эти казачьи общины переселять. Кого на Кавказ, кого в Сибирь, а кого и колонии. Закон о казачьей службе сейчас в разработке. Им будут даны серьезные привилегии. Но при условии проживания на беспокойной границе. Казаки, живущие далее ста верст от такой границы на постоянной основе, будет лишаться своих привилегий. По границам они люди весьма славные. А вдали от них — смутьяны и шалуны. Само собой — все переселенцы, что старообрядцы, что казаки, поедут при полной поддержке державе. Мы и переезд оплатим, и поддержим всем необходимым, чтобы обжиться на новом месте.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Интересно… — Василий Васильевич прям крепко задумался.
Перед ним поставили блюдо.
Но он никак не отреагировал.
— Только не говори, что ты тоже захотел поехать, — хмыкнул царевич, вырывая его из задумчивости.
— Куда мне с моим здоровьем-то, — махнул он рукой. — Нет. Просто создание колонии действительно позволит решить вопрос с недовольными и нежелающими договариваться старообрядцами. Они сами охотно туда поедут, чтобы быть подальше от царя.
— Осталось только решить вопрос с заговором аристократов.
— Я думаю, что это дело недель. Максимум месяцев. — очень серьезно произнес Голицын.
— После моих слов о колонии?
— Да. И после победы твоего отца. Хотя что-то делать с законом о чести все-таки придется. Они хотят обезопасить своих детей. Это прямо краеугольный камень.
— Я что-нибудь придумаю…
* * *
Людовик XIV в компании обворожительной, но уже немолодой своей фаворитки Франсуазы д’Обинье, маркизы де Ментенон слушал музыку. Годы сделали свое дело и от ее было красоты осталась лишь тень. Но, несмотря на это, Франсуаза все еще была одним из самых приближенных и доверенных советников короля. Его другом. Их сексуальные утехи в прошлом перешли в куда более важное и значимое качество…
— Этот русский кофе весьма неплох, — отпив из чашки произнесла дама.
— Весьма. Я и не думал, что этот горький и грубый напиток может иметь такой нежный вкус. Взбитые сливки и сахар сотворили с ним натуральное чудо.
— Я слышала, что юный принц весьма искушен в легких и вкусных напитках.
— До меня тоже доходили такие слухи, но кроме его кофе я ничего не пробовал. Это ведь он придумал сей рецепт.
— Удивительный мальчик, не находите?
— А сколько о нем слухов…
В этот момент в дверь заглянули.
И король, заметив напряженное лицо лакея, подозвал его.
— Кто там?
— Министр Кольбер. Говорит по срочному делу.
Король нехотя взглянул на свою визави. Тяжело вздохнул. И махнул рукой, дескать, приглашай. Ему хотелось немного посплетничать, а тут… Кольбер. Но он действительно по пустякам не тревожил…
Жан-Батист вошел.
Серьезный. Даже излишне. С папкой в руке.
— Что случилось?
— Карл шведский потерпел сокрушительное поражение под Нарвой.
— Что? — даже как-то опешил король.
— Жан, вы ничего не перепутали? — спросила Франсуаза.
— Я сам этим немало удивлен, мадам.
— Что там произошло? Только, по существу.
Министр открыл папку и начал доклад:
— Девятого июня под шведским городом Нарва, который осаждали русские, произошло сражение двух полевых армий. У Карла было двадцать пять тысяч строевой пехоты и восемь тысяч кавалерии. У Петра без малого двадцать тысяч пехоты, шесть тысяч кавалерии и около ста орудий.
— А у шведов сколько было пушек?
— Карл по своему обыкновению, о них не заботился, сир. В связи с чем они отстали и были захвачены русскими войсками вместе с обозом. По моим сведениям, у шведов имелось двадцать семь орудий. Но в бой они так и не вступили.
— Вы уверены, что его разбили?
— Абсолютно уверен, сир. Он мне сам написал, умоляя выделить Швеции денег на сбор новой армии. Ну и мои источники еще раньше это подтвердили.